Охота на "Черный аист" - Артём Март
— Я бы ответил, — проговорил я, — если б понимал, о чем ты говоришь, девочка.
— Она сказала тебе спасибо, — перевел вдруг Ефим Маслов, вытаскивая из вьюка своей лошади патроны для СВД.
Все это время лейтенант держал свою кобылу рядом, по правый бок Огонька.
— Тогда передайте ей, что не за что, товарищ лейтенант, — улыбнулся я.
Маслов передал. Тогда девочка что-то у него спросила, и Ефим, кивнув, ответив ей.
— Что она говорит?
— Спросила, пришли ли мы за шуравик, которого увели разбойники. Я ответил, что да. Мы пришли именно за ним.
Когда девочка снова заговорила, лицо Маслова потемнело от ее слов. Он глянул на меня. Я вопросительно кивнул, что такое, мол.
— Она просит нас, чтобы мы отыскали и ее маму тоже, — сказал Маслов.
Я улыбнулся девчушке. Придержал жеребца за уздцы. Погладил, чтобы успокоить его. А потом пошел к девчонке. Опустился рядом. В этот раз она совершенно не выглядела испуганной. Все еще шокированной — да. Но не испуганной.
— Я обещаю, что найду твою маму, — сказал я.
Девочка не должна была понять моих слов. Не должна, но, кажется, поняла. Вдруг она достала из-за пазухи какую-то безделицу — крошечную деревянную фигурку на шнурке. Девочка носила ее на шее, словно амулет.
Она сняла фигурку и протянула ее мне.
Я покрутил маленькую, вырезанную из кусочка дерева игрушку. Она изображала грубо сделанную коровку.
Девочка что-то проговорила.
— Она просит, — сказал лейтенант Маслов, который следил за нами с девчонкой, — чтобы ты показал это ее маме и сказал ей, что девочка жива.
— Товарищ лейтенант, спросите, как звать эту девочку? — Попросил я.
Маслов спросил.
— Тахмира, — тихо ответила девочка.
Закатившееся за далекий горизонт солнце, окрасило небо в кроваво-красный цвет.
Наливкин оторвался от своего бинокля.
— Намаз у них начинается, — проговорил он, — вон, смотри. Высыпали все на площадь.
Когда мы поднялись по склону, а потом стали спускаться на его обратную сторону, нам открылся лагерь врага.
Внизу, у подножья скал, стояли руины древнего караван-сарая. Видимо, когда-то в древности, он стоял на широкой горной дороге. Но афганские горы капризны. Наверное, что-то случилось, и по этой дороге перестали ходить. Караван-сарай опустил, да так и остался запечатанным тут, в горах. А потом стал пристанищем для моджахедов.
Сейчас его руины представляли собой квадрат из полуразрушенных, изъеденных ветром стен с площадью и какими-то фундаментами внутри.
И в стенах, и за их пределами, были расставлены палатки и небольшие хижины. Тут и там душманы, шевелившиеся между своих жилищ, словно пестрые насекомые. Жгли тут костры, готовили пищу. Отдыхали.
Вдруг моджахеды собрались и вышли на небольшое открытое место в стенах и принялись готовиться к вечерней молитве.
Мы сидели в валунах, которыми был усеян весь голый и обветренный склон коры. Сидели и наблюдали.
— Не вижу, где могли бы держать пленных, — сказал капитан, и протянул Маслову бинокль.
Лейтенант взял, уставился в окуляры.
— Ямы нигде не видать. Хитро они спрятали пленников. Внутри караван-сарая, вряд ли стали бы рыть такую. Там везде древние фундаменты. Но и за стенами ни черта нету.
Мы понимали, что в каменных жилищах пленных не стали бы держать. Добротных построек в караван-сарае была совсем немного. Их наверняка забрали себе наиболее уважаемые душманы.
— Разрешите, товарищ лейтенант? — Спросил я.
Маслов протянул мне бинокль. Я стал наблюдать.
Большинство душманья высыпало на площадь. Она расстелили там коврики, стали на них, чтобы приступить к молитве.
А вот места, где бы у душманья могло располагаться узилище, если оно, конечно, было, я не заметил. Зато заметил нескольких рабов, трудившихся у восточной стены караван-сарая. Там они вычерпывали большую выгребную яму, своими плетеными черпаками.
— Что делать будем, товарищ капитан? — Спросил Маслов у Наливкина.
Тот не ответил сразу. Мрачно задумался, не отводя взгляда от базы душманов, что развернулась внизу, под нами.
— Заходить рискованно, — проговорил Наливкин, — их там не меньше пяти десятков сидит. Да и, светло еще.
— Аисты идут у нас по пятам. Долго выжидать не получится, — заметил Наливкин.
— Аисты идут не только за нами, — сказал я, прикинуть. — У кишлака стреляли. Возможно, что Чохатлор наткнулся на разъезд этих.
— Это только домыслы, товарищ сержант, — проговорил Наливкин.
— Нас мало. Кроме того, мы спрятались, — возразил я, — Аисты, скорее всего, просто потеряют наш след. Мимо пройдут. Вон там, смотрите.
Я указал вниз. На старую дорогу. Сейчас она белела, усеянная каменной крошкой. И отличить ее от общего пейзажа было непросто. Дорога тянулась прямо к караван-сараю, проходя мимо него. А дальше, и вовсе будто бы исчезала совсем. Она сужалась, переходя в едва заметную тропу, уходящую куда-то в горы.
Видимо, когда-то здесь активно ходили караваны. Теперь же, дорога была заброшенной.
Можно предположить, что об этом месте мало кто догадывался. Сарай стоял удобно. Отличная база для группировки духов. Знай о нем банда покрупнее, давно бы выбила отсюда этих душманов и сама забрала такое лакомое место. Но этого до сих пор не произошло.
Тем не менее разъезд, за которым мы шли, поехал не по тянущейся внизу дороге. Он пошел горной тропой, с обратной стороны. Видимо, они понимали, что за ними хвост, и просто перестраховались, чтобы не привести бандитов основным путем. Конный разъезд душманов не мог знать, что по их следу идем мы.
— Дорога. И что? — Спросил Наливкин.
Тогда я изложил свои мысли, относительно дороги и душманского разъезда:
— Возможно, те всадники были не единственные, а лишь те, которым удалось уйти от Аистов.
— Думаешь, «Чохатлор» вел перестрелку с оставшейся частью разъезда? — Нахмурился Наливкин.
— Да. И, вполне возможно, они узнают, как сюда добраться. А потом нападут. В конце концов, им нужен советский разведчик. Да и мы тоже нужны. Одноглазый командир «Чохатлора» убежден, что мы тоже будем здесь.
— Если вы правы, товарищ сержант, — кисловато начал лейтенант Маслов и кивнул вниз, — то духи поступают очень опрометчиво, раз уж молятся, вместо того, чтобы готовиться к бою.
Я не ответил, заметив на дороге движение.
— Так, это уже интересно, — проговорил Наливкин, наблюдая в бинокль, который Ефим ему вернул.
Впрочем, и без бинокля можно было рассмотреть, что происходит.
По широкой дороге к караван-сараю мчались четыре лошади
