Алексей Борисов - Смоленское направление - 4
Кабинет, в котором происходила беседа, был убог и больше напоминал комнату для допроса: решётка на окне, светомаскировочные шторы, стол, три стула, лампа, шкаф и вешалка на треноге. Единственным украшением являлся массивный сейф, который не смогли эвакуировать прежние хозяева. В принципе, найти место лучше было возможно, проблема стояла в безопасности и в том, что все служащие в этом здании готовились переехать в Москву, по крайней мере, свято в это верили.
- Полно, лейтенант. У каждого свои задачи. И если мы привыкли к аскетизму, то люди искусства и науки предпочитают тёплые обжитые места, пусть, даже и временно. Им там лучше думается. Продолжайте и не обращайте внимания на мои дополнения.
- Простите, отвлёкся. Все называют его герр профессор или как принято у русских, Петер Клаусович. Тёмная личность, вроде у всех на виду, а спроси что-нибудь конкретное - люди теряются. Был по своим делам и ничем не интересовался. Отмечают очень дорогую одежду на нём и водителя швабца.
- Личность водителя установили?
- Да, это дальний родственник профессора. Гефрайтер на посту разговаривал с ним. Сам он из пригорода Оберсдорфа, так он сообщил, что речь с таким акцентом слышал только от своего деда, а тот со своих гор никогда в жизни не спускался.
- Интересное наблюдение, но вернёмся к объекту.
Он частый гость у лётчиков, заправляет у них свою машину и отсылает какие-то опломбированные посылки в Берлин. Кстати, когда вы сказали, что его лицо уже попадалось вам на глаза, вы были абсолютно правы. На аэродроме мне подсказали и даже показали вырезку из августовской газеты "Атака". И ещё, не знаю, насколько это важно, но он однофамилец с вашей женой. Фамилию я уточнил из журнала на КПП в Шаталово. Там он записан как Дистергефт. Журнал я изъял, Дорфмана, почитающего профессора как бога, привёз сюда. Это всё.
- А что за посылки, я не поверю, если не удалось, хоть что-то выяснить?
- Так, слухи. Баадер вывозил из Смоленска золото, вроде бы и Дистергефт к этому был причастен. Точно известно, что он провожал его самолёт.
- Что ж, поработай с эти Дорфманом, только осторожно. Выясни всё, что ему запомнилось в профессоре, жесты, привычки, ну, ты знаешь. Без четверти десять жду с полным рапортом.
Когда дверь за лейтенантом закрылась, Гюнтер хотел было позвонить своему приятелю в Берлин, дабы тот узнал по своим каналам о Петере Клаусовиче, но едва он взялся за трубку телефона, как передумал. Мало ли что последует за этим? Слишком много совпадений указывало на то, что на снимке сын его тестя, а если с ним что-то не так, то карьера завершится очень быстро. Старик рассказывал, что ведёт переписку с Петером через каких-то людей Вильгельма, значит, всё это время профессор находился в России, и тогда вызывает сомнение его участие в команде Розенберга. С другой стороны, если он находился под присмотром абвера, то беспокоиться не о чем, но толика сомнения всё же оставалась. Не просто же так фотокарточка оказалась у шпиона, с такими вещами не шутят. А оружие, вернее патроны, которые были при нём? Экспансивные пули не фабричного изготовления. К чему такие сложности? Если Петера готовились убить, то использовали бы проверенные стандартные патроны. Хотя, иногда так поступают, когда хотят внести путаницу и сбить со следа. Вот только зачем использовали русского? Именно использовали, так как добыть форму, пошитую в Рейхе для аналогичной с абвером службы, у большевиков не проблема. Тем не менее, шпиона снабжают какой-то реконструкцией, словно не в курсе, что обер-лейтенант не будет шить повседневный мундир у портного. Жаль, нет возможности примерить её на труп, а то, что форма будет сидеть как влитая, гауптман не сомневался. Смешно звучало, но Гюнтер разрабатывал параллельно с основной, версию, где заинтересованным в убийстве лицом являлся, ни кто иной, как Баадер. Его так учили: отбросить явные факты и фантазировать, опираясь лишь на интересы сторон. Профессиональный разведчик чувствовал какой-то крючок, за который можно ухватиться, но ещё не видел его. Оставалось подождать, пока криптографы разберут шифровку русского. В случае успеха, это даст какую-нибудь зацепку. Обольщаться не стоит, скорее всего, это будет ничего не значащий текст о чьём-то здоровье или болезни, а может и простой набор фраз, который без шифровального блокнота равносилен стихам умалишённого. Но блокнот-то как раз есть, и если сложится - станет понятно в каком направлении искать. А пока, не владея этой информацией, он предположил ещё одну версию, что русские всё подстроили специально: шпион должен был убить Петера, умереть сам, а все улики указали бы на спланированную акцию из Берлина. Какую выгоду можно было получить из всего этого намешанного и переплетённого клубка, гауптман представлял очень хорошо. Там где блестит золото - обязательно льётся кровь. Обдумав все варианты, Гюнтер всё же снял трубку и приказал соединить с Минском. Через несколько минут он поболтал о старых добрых временах со своим бывшим подчинённым и попросил его отправить Магде телеграмму: "Петер справлялся о здоровье отца. Твой любящий муж".
Послание было отправлено, а вместе с ним из Минска ушло донесение в гестапо. Сам того не ожидая, Гюнтер запустил пружину механизма, о котором даже не догадывался. Спустя трое суток криптографы разродились. Мудреный шифр был частично расколот. Блокнот оказался бесполезен, так как шифровка кодировалась, скорее всего, по уничтоженной странице, а получившиеся фразы никак не увязывались в полноценный текст. Всё произошло случайно. Во время работы один из сотрудников обратил внимание, что первые и последние строчки цифр он когда-то видел в тридцать девятом в Испании. Тогда розыск сорвался, и агент с позывным "Профессор", подписывающийся четырьмя семёрками благополучно скрылся. Особенностью в той операции было обнаружение повторения цифр шифровального блокнота кратное четырём. Работа закипела и часть текста: "Профессор нашёл алтарь", легло на стол Гюнтеру, а ещё через день, после обработки лингвиста можно было ознакомиться со всей шифрограммой.
"Документы в посылке указывают на то, что профессор нашёл месторасположение алтаря. Задействуйте вариант Азраил. Уходите по коридору 1. Гюрза".
Вариант, упоминающий бога смерти, означал ликвидацию. Гюнтер угадал, а теперь ещё и знал, что была посылка. В памяти всплыла беседа с Зигфридом. Ухватив удачу за хвост, гауптман затребовал данные о почтовых и любых иных перевозках с аэродрома Шаталовка за этот месяц. Вскоре он их получил и обвёл красным карандашом рейс Ju.52, вылетевшим восьмого ноября, и пропавшим без вести. Можно было предположить, что с этим самолётом летел опломбированный в стальном ящичке известный предмет. На листке бумаги стало вырисовываться дерево: с корневой системой, стволом, ветвями и плодами на них. На него была нанесена вся известная информация. Здесь был и Дистергефт, и Баадер, и погибший русский шпион, и неизвестный фотограф и даже Дорфман. Незанятым оставался ствол, и уж совсем туманным местом являлись корни. По опыту, Гюнтер знал, что редкие операции дают возможность заполнить всё дерево целиком. Известные случаи больше основывались уже на мемуарах, на основании которых бывшие противники дорисовывали пустующие места и закрывали дела минувших лет. У признанных зубров разведки таких деревьев не более трёх за всю карьеру, для гауптмана это было второе. И всё было бы логично и завершено, если бы не шифровка. Исходя из обстановки на фронте, русские как-то слишком быстро провернули логистику подбора и доставки ящичка. Словно на месте падения "Тётушки Ю" уже стоял их самолёт, готовый вот-вот взлететь. Версия эта ну, ни как не ложилась. Скорее всего, посылка так и не попала на борт, а благополучно переправилась к русским, например через … лейтенанта, якобы сбитого на задании. Потеря же транспортника, заметает все следы. Наблюдалась и ещё одна нестыковка. Любой мало-мальски подготовленный агент неукоснительно соблюдает правило уничтожения донесения после прочтения. Захватить шифровку можно лишь в трёх случаях: караулить возле рации в момент передачи, путём радиоперехвата, либо обнаружив почтовый ящик. В данном случае, ни о какой рации информации нет, придётся посылать специалиста на место задержания и всё хорошенечко рассмотреть. А посылать-то особо и некого. Все грамотные загружены работой по самые уши, а кого-либо не отправишь. Так и появилась возможность у Гюнтера навестить Дистергефта-младшего, находившегося где-то недалеко от интересующего района поиска.
***В борьбе не на жизнь, а на смерть, нельзя представить себе дела так, что вот с одной стороны беспощадные душегубы, а с другой - только безответные жертвы. Нельзя же думать, что у людей не выработалось тысячи способов открытого, тайного исподтишка, и применённого к местности сопротивления. Да одних всякого рода изворотов любой крестьянин выдаст с ходу "на гора", не меньше дюжины, и это те, что никоим образом не связанные с православной моралью. Жизнь заставила, иначе в гроб. И не нужно представлять себе страдание непременно в ореоле святости. Смоляне мстили оккупантам как могли. Не так, как французы, стараясь заразить триппером как можно больше солдат или плевать в чашку с кофе в заштатном кафе; в Тур д?Аржан, к примеру, такого официанта прибил бы сам хозяин. Не так, как чехи, надевая чёрные рубашки в знак траура и выполняющие полторы нормы на военных заводах. Смоляне убивали. Сжигали свои дома вместе с немцами, закалывали вилами, топили в колодцах, рубили топорами, стреляли, наконец. Фашистская Германия поставила перед русским народом вопрос о борьбе не на жизнь, а на смерть - и поплатилась жизнью.
