Лихие. Бригадир - Алексей Викторович Вязовский
— Да ты откуда это знаешь? — глаза Троллейбуса приняли совершенно неприличный размер. — Я даже такого названия не слышал, а ты уже распробовать успел!
— Места надо знать, — важно ответил я. — Фронт работы понятен? Иди, Санек, звони в свой Таллинн! Новый Мерседес сам на себя не заработает!
* * *
Первый «залет» моего нового секретариата случился аккурат на международный женский день. Вся страна отдыхала и праздновала, а мы работали — как раз финишировали с инвентаризацией финансов и договоров Истока. Нам нужно было заканчивать с этим как можно быстрее. Рубли на счетах и в дебиторке стремительно дешевели, и каждый день, что наши деревянные лежали у кого-то другого, обходился нам в бешеные деньги. Служба безопасности работала не покладая рук, выделяя в массе долгов безнадежные суммы, которые должны будут перейти в «отдел взыскания», который находился на темной стороне Луны. Дел было по горло, но отвертеться от этой встречи я не смог никак.
Сегодня работала Настя, стройная рыжеволосая выпускница института Дружбы народов имени убиенного империалистами Патриса Лумумбы. И ошибка ее состояла в том, что она пустила ко мне в кабинет постороннего. Точнее, «залет» случился у службы охраны, которая вообще открыла двери отцу Сильвестру. Но и не открыть ему было проблематично — огромный харизматичный поп в черной рясе, с серебряным крестом шел не разбирая дороги, как бульдозер. Борода как у Карла Маркса, голос — бас из оперы. Да такой силы, что будет слышно в самом последнем ряду.
— Господин Хлыстов? — священник зашел в кабинет и перекрестил меня сходу.
— Азм есмь, — неудачно сострил я.
Шутки поп не понял или не захотел понять, но он даже не улыбнулся.
— Я отец Сильвестр. По важному делу. Много времени не отниму.
— Настя, сделай нам кофе, — крикнул я в открытую дверь, после чего обратился к священнику. — Или вы предпочитаете чай?
— Чай, отлично. Благодарствую!
— И чай! — крикнул я. — Неси лимон тоже. Я внимательно слушаю, — это я уже сказал прибывшему на переговоры святому отцу.
— Господин Хлыстов! Нужна ваша помощь. Храм царевича Димитрия…
— Простите, это который играл в ножичек и зарезался?
Мой бестактный вопрос совершенно не понравился Сильвестру. Он нахмурился и продолжил:
— Да, это последний представитель рода Рюриковичей. Причислен к лику святых как мученик, погибший от рук убийц.
Неудобяк вышел.
— Да? — не удержался я. — А я почему-то думал, что Василий Шуйский — последний русский царь из Рюриковичей. Но продолжайте, прошу вас!
— Наш храм находится в аварийном состоянии, — священник посмотрел на меня с немалой укоризной, как будто это именно я его в такое состояние и привел. — Крыша течет, фрески разрушаются. Нужны средства на ремонт. Я пришел просить вашей помощи.
Я тяжело вздохнул. Такие просьбы последний месяц я получал часто. По району прошел слух: вместо жадного Истока появился щедрый Геопром. Покрасил лавочки и оградку, помыл окна в здании… А это все хозяйственный Фельдмаршал. Я ведь его об этом не просил.
— Присаживайтесь, батюшка. Давайте поговорим.
Мы сели в кресла у журнального столика. Я внимательно посмотрел на священника. В его глазах читалась смесь недовольства и надежды. Ему очень не нравилось, что приходится просить. Но и требовать он не смел.
— О какой сумме идет речь? — спросил я.
— В долларах или в рублях? — вскинул он голову.
Ого, какой продвинутый священник.
— В валюте.
— На крышу и реставрацию надо… — Сильвестр замялся. — Шесть тысяч долларов..
— Всю сумму сразу или по частям?
— Сразу хотя бы две тысячи, — снизил требования священник — Залатать крышу и починить стропила.
Я задумался. Православная церковь сейчас на подъеме. Много кто из братвы помогает восстанавливать храмы, активно воцерковляется. Не буду-ка я выделяться из толпы. Две тысяч не такие уж большие деньги. Дадим. Только бы добровольное подношение не превратилось в регулярные взносы.
В кабинет, покачивая бедрами, зашла Настя. Моя новая секретарша оказалась девушкой бойкой, улыбчивой. Из-за медных волос и россыпи веснушек на лице и на плечах ее в коллективе прозвали Рыжик. Но я пока к новому погонялу не привык, хотя все остальное уже опробовал и признал годным.
В руках секретарши был поднос с чашками: мне кофе, а Сильвестру чай. Священник осуждающе взглянул на обширное декольте девушки, потом на короткую юбку, которая едва-едва прикрывала длинные ноги в черных чулках, но промолчал. Как говорится, в чужой монастырь…
— А веруете ли вы в бога, Сергей Дмитриевич? — в лоб спросил меня отец Сильвестр.
— Не отрицаю существования высшего существа, — ответил я, немного подумав, — но, знаете ли, успел побыть комсомольцем, и так быстро свои убеждения изменить не готов. Я же не флюгер.
— Это похвально, — удивил меня священник. — Твердые убеждения встречаются сейчас нечасто. Много людей пытается заполнить пустоту в душе набором ритуалов. А вера — это не диета в постные дни, — тут священник совершенно искренне вздохнул, — вера — это состояние души. Это осознанное желание творить добро.
— А если приходится осознанно творить зло? — с любопытством спросил я его. — Как быть такому человеку?
А ведь он мне нравится! Если я хоть что-то понимаю в людях, то он и правда верит в то, что делает. Он не станет кроить деньги, которые возьмет с меня. Или все-таки станет? Это легко проверить.
— Если человек осознанно творит зло, то он выбрал сторону дьявола, — убежденно ответил священник. — Гореть его душе в Геенне огненной.
— А зачем тогда вы исповедуете таких людей? — спросил я. — Зачем отпускаете им грехи? Ведь они же грешат снова.
— Господь милостив, — кротко ответил отец Сильвестр. — Он не оставляет даже самые заблудшие души. Наш храм находится на территории первой Градской больницы. Вы не представляете, сколько людей несет к нам свою боль. Вы когда-нибудь пробовали утешить человека, у которого нашли рак в последней стадии? А жену, потерявшую любимого мужа? Без искренней веры сделать это не получится.
— Вы не будете возражать, — бросил я пробный шар, — если крышу и стропила мы отремонтируем за
