Андрей Бондаренко - Аляска золотая
Ветер вскоре полностью стих, а вот дождь…. Этому откровенному безобразию даже термин «ливень» совершенно не подходил. С небес падали – совершенно отвесно – толстые водяные струи, нещадно лупя Егора по голове и плечам.
«Ещё немного и ты, братец, превратишься в сплошной багрово-чёрный синяк», – неуклюже пошутил внутренний голос. – «Одно только утешает, что ты у нас не сахарный. Соответственно, не растаешь…».
Ударил новый порыв ветра, и какой-то неизвестный твёрдый предмет саданул Егора по голове, перед закрытыми глазами поплыли цветные круги, на сознание опустилась чёрная пелена…
Сперва возвратился слух: вокруг бойко звенели десятки, а, может, и многие сотни ручейков, звонко давала о себе знать радостная капель.
Он открыл глаза, с трудом разомкнул пальцы ладоней, переплетённые в замок за осиновым стволом, медленно поднялся на ноги и рукавом камзола старательно обтёр с ушей, щёк и шеи кровяные подтёки.
– Однако, г-г-грязи почти по к-к-колено! С веток деревьев к-к-капает какая-то дрянь, напоминающая коровий н-н-навоз…. А на голове шишка вспухла – размером с небольшой к-к-кокосовый орех, – пробормотал Егор, громко щёлкая зубами от холода. – А ещё пистолет п-п-пропал. Видимо, его тоже поглотила эта прожорливая в-в-воронка…
Прямо под его ногами из потоков тёмно-бурой грязи, сошедшей со склона холма, торчал приклад ружья. Егор, непонимающе поморщившись, вытащил ружьё из глинистого месива и с удивлением оглядел находку.
«Чертовщина какая-то, честное благородное слово!», – возмутился внутренний голос. – «Охотничье ружьё английского производства. Вот и гравировка имеется: «Манчестер, 1701 год». Совершенно новая модель, мне с такими ещё не приходилось встречаться…. Откуда, интересно знать, его приволокло долбаное торнадо?».
Он оглянулся по сторонам. Рядом никого не было, только бесконечные грязевые потоки, лениво стекающие в бурные, окрасившиеся в красно-коричневые тона воды Юкона. Река усердно волокла на северо-восток разный мусор: кусты и целые стволы вырванных с корнем деревьев, трупы лосей, косуль, барсуков, зайцев, уток, гусей, лебедей…
– А где же Айна и Иван? – сам у себя спросил Егор. – Где плотники и атабаски? Палатки и вигвамы? Где, наконец, корабельная шлюпка и индейские каяки?
Глава девятнадцатая
Первый самородок
Ситуация была – хуже не придумаешь: мокро, холодно, противно, куда-то исчезли все соратники, вещи, продовольственные припасы, лодки, земляные и плотницкие инструменты, даже лотки для промывки золота, старательно изготовленные ещё в Александровске. Дерьмовая была ситуация, если резюмировать…
«Спокойно, братец, не суетись понапрасну!», – посоветовал притворно-жизнерадостный внутренний голос. – «Сейчас обязательно придумаем что-нибудь! Не могли же они все погибнуть, в конце-то концов…».
На месте, где раньше располагались вигвамы, он обнаружил – в грязевых потоках – только обломки деревянных шестов и обрывки звериных шкур. Не придумав ничего лучшего, Егор решил забраться на пологий холм, расположенный примерно в двухстах пятидесяти метрах от берега Юкона, и уже оттуда оглядеть окрестности.
Подъём давался тяжело: вязкие и холодные грязевые потоки продолжали медленно стекать по склонам холма. Было очень скользко, под толстым слоем жидкой глинистой субстанции постоянно обнаруживались, мешая продвигаться вперёд, ветки и части стволов сломанных деревьев.
– Похоже, что все ёлки, сосны и берёзы лишились своих верхушек, – пробормотал Егор. – А вот осины, они гораздо лучше перенесли данный катаклизм, каждое второе дерево уцелело…
На вершине Егора ждал сюрприз: по другую сторону холма всё было, как и прежде – до начала урагана. Никаких тебе жёлто-бурых грязевых потоков, сломанных и поваленных деревьев. По веткам рябин беззаботно перепархивали мелкие лесные птицы, лакомившиеся кроваво-красными ягодами.
«Надо же, ягоды!», – удивился внутренний голос. – «А на нашей, речной стороне почти все листьев на деревьях и кустах оборвало и унесло куда-то, ёлки и сосны остались без шишек и иголок…. Какая, всё-таки, несправедливость! Потратить столько времени и сил, перемещая (и добывая!) припасы в глубь континента, и в конечном итоге остаться ни с чем…. А дубовые доски мы вообще везли из шведского Стокгольма!»
Но удивительнее было другое: под склоном холма, на зелёной прогалине обнаружилась сильно покосившаяся на правый бок светло-бежевая палатка, в которой от дождя прятались (до прихода торнадо, по другую сторону холма!) крепостные плотники. Недалеко от покосившейся палатки из-за деревьев выглядывала верхушка индейского вигвама – с развивающейся на лёгком ветру длинной бело-розовой лентой. Именно в это строение путники – перед началом урагана – перенесли разные вещи и продовольствие.
Из палатки на зелёную травку прогалины выбрались, усердно протирая кулаками сонные глаза, русские плотники. У мужиков были бесконечно удивлённые лица, они нервно почёсывали клочковатые бороды и о чём-то возбуждённо переговаривались между собой. Заметив на вершине холма своего господина, плотники дружно загалдели и радостно замахали руками.
Жестом приказав крепостным следовать к нему, Егор обернулся на далёкий крик, прилетевший с речных просторов. На противоположном берегу Юкона, до которого было примерно четыре пятых мили, маячили две крохотные фигурки. Он вытащил из-за голенища сапога подзорную трубу, из кармана камзола достал светлую тряпицу, тщательно протёр окуляры от налипшей на них тёмно-бурой грязи и навёл оптический прибор в нужном направлении.
«Ага, Иван и Айна!», – радостно доложил внутренний голос. – «Нашлись, потеряшки, живы! Только вот – как они оказались на другом берегу реки и почему одеты в какие-то лохмотья? Ты им, братец, тоже что-нибудь покричи в ответ, чтобы ребятишки не волновались. Тут речное эхо знатное, обязательно услышат…. Кстати, противоположный берег-то совершенно не пострадал от безобразий торнадо. Создаётся впечатление, что наш природный катаклизм действовал строго выборочно и избирательно…».
На вершину холма поднялись слегка запыхавшиеся плотники и тут же замерли, широко открыв рты, с удивлением разглядывая следы, оставленные ураганом на прибрежной полосе.
– Ну, родимые, докладывайте! – велел Егор. – Как вы оказались на противоположном склоне холма? Наши палатки ведь рядом стояли. Вон там! – показал рукой. – Где теперь только одна грязь плещется…. Так что случилось? И кто индейский вигвам с зимними вещами и едой перенёс к вашей палатке? Для чего и когда? Где, кстати, атабаски? Вы их не видали часом? Чего молчим и строим из себя скромников, коварно стукнутых из-за угла пыльным мешком? Извольте немедленно отвечать, бродяги бородатые!
– Дык, барин, Александр Данилович, милостивец наш! – взволнованно зачастил Епифан, сорокалетний щербатый мужичок, самый бойкий из плотников. – Ничего мы не знаем и не ведаем! Как начался сильный ветер и дождь, так вы же сами и велели, мол, всем прятаться в палатку и не мокнуть понапрасну. Ну, мы и спрятались…. Потом что-то сильно зашумело снаружи. Странно так зашумело, очень тягуче…. Мы все почему-то заснули. Проснулись уже здесь: головы просто раскалываются, как во время сильного самогонного похмелья, во рту – засуха многолетняя. Ничего не помним, что было…. Как перенеслись – вместе с палаткой – через холм? Извините, милостивец, но мы и сами не ведаем…. Вылезли наружу, а на вершине холма – вы, машете нам рукой. Мы и прибежали. Какие будут приказания, барин?
Егор немного подумал и, указав рукой вниз по склону холма, в сторону речного берега, приказал:
– Необходимо выкопать из грязи корабельную шлюпку! Видите, там торчит весло и часть борта? Откопать и очистить. Если что сломано – немедленно починить! Рядом должны располагаться индейские коряки, грузовые плотики и бочонки – с разным продовольствием…. Короче, надо искать всё, что может нам пригодиться! Но, первым делом, надо привести в готовность шлюпку и перевезти с противоположного берега реки подполковника Ухова и его жену. Всё ясно? Форверст! Я подойду к вам чуть позже….
Крепостные дисциплинированно побежали вниз по склону, а Егор направился в противоположную сторону: к палатке и вигваму, перенёсшимся сюда самым волшебным образом. Погода постепенно налаживалась: серые облака и чёрные тучи ушли на восток, тёплое солнышко старательно взялось за просушку окружающего мира.
На месте выяснилось, что армейская палатка до сих пор не упала только благодаря какому-то чуду: все верёвки-растяжки были порваны, из трёх двухметровых подпирающих жердей две были надломлены.
«Хоть что-то проясняется!», – обрадовался внутренний голос, откровенно недолюбливающий чудеса, не поддающиеся логическому объяснению. – «Очевидно, чёртова воронка, порвав растяжки, втянула в себя палатку вместе со спящими плотниками и аккуратно перенесла её за холм. Почему крепостные уснули? Кто же их знает! Уснули и уснули…».
