Андрей Бондаренко - Аляска золотая
– Черви – хорошо! Вкусно! Они жить в старых берёзах. Под корой. Рыба любить черви. Как Айна – Ваню…
«Полюбился нашей розоволицей красавице русский язык!», – задумчиво прищурился внутренний голос, иногда бывающий избыточно подозрительным. – «Бесспорно, она миленькая, сообразительная и добрая, но…. Как-то всё это немного странно. Очень уж быстро она залопотала по-русски…. Хотя, Айна, если верить местным легендам и преданиям, инопланетного происхождения. Вот и достоверное объяснение её неординарных способностей…».
Егор насадил на острый немецкий крючок упитанного северо-американского короеда, и уже через сорок-пятьдесят секунд в высокой прибрежной траве отчаянно прыгал крупный семисотграммовый окунь. Ещё через минуту к нему добавился килограммовый линь, переливающийся в ярких лучах северного солнышка всеми цветами радуги.
«А окуни-то здесь другие, совсем не похожие на наших, российских!», – заметил внутренний голос. – Торпедообразные такие, плавники – ярко-алые, а чешуя – очень крупная, с чёрным отливом…. Красавцы просто!».
В течение получаса он поймал ещё несколько крупных окуней и линей, а также двухкилограммовую светло-зелёную щучку. А потом на аппетитного короеда польстился кто-то очень уж крупный, кончик удилища, не выдержав нагрузки, сломалась, и неизвестный великан навсегда скрылся в тёмных водах Юкона – вместе с немецким крючком и перьевым поплавком.
– Эх, как крючка жалко! – огорчился Егор. – Если так и дальше пойдёт, то о рыбалке придётся забыть надолго…
– Не грусти, господин командор! – посоветовал записной оптимист Ухов. – У атабасков я видел много крючков, больших и маленьких. Только, естественно, костяных. Они их делают из мелких и острых костей птиц. Особенно для этого дела хороши кости вальдшнепов и болотных куликов…
– Да, собственно, и не в крючке дело! Просто это очень плохая примета, когда добыча уходит вместе со снастью. Причём, уходит, даже не показавшись незадачливому рыбаку. Кто это был? Большой сом, крупный сазан, гигантский окунь? Неизвестно…. Не к добру это! Теперь можно ожидать всяких неприятных сюрпризов. Гадостных таких сюрпризов и подлых…
День за днём путешественники сплавлялись вниз по Юкону, проходя за световой день в среднем шестьдесят-семьдесят миль. Ночное время они проводили на берегу, иногда ставя палатки, взятые из первого промежуточного лагеря, а иногда, когда было откровенно лень, и погода способствовала, то спали по-простому – около жарких костров, на подстилках из пышных еловых ветвей.
И всё бы ничего, но уже на вторые сутки пути у Егора начались существенные проблемы с его пятой точкой. Мягкое место нестерпимо болело, противно ныло и постоянно затекало. Он беспокойно ворочался на шлюпочной скамье и поминутно менял положение тела, только всё это помогало слабо. Жизнь разделилась на две части: на пытку шлюпочной скамьёй и на неземную благодать привала. Судя по отдельным репликам, и остальные соратники, исключая ко всему привыкших атабасков, испытывали аналогичные проблемы.
Окружающая их природа была типично-северной: высокие тёмно-изумрудные ели, берёзы – непривычно кустистые и многоствольные, осины – неровные и сучковатые. Иногда по берегам тянулись обширные гари, заросшие обыкновенным российским Иван-чаем, только очень высоким, почти двухметровым.
Вдоль русла Юкона постоянно перемещались в поисках корма стаи диких уток и гусей. Первые представители птичьей молоди тоже пытались подняться в воздух, отчаянно хлопая короткими крыльями и оставляя позади себя на речной глади длинные светлые дорожки.
По утрам на песчаные речные косы выходили пугливые косули, рогатые лоси и чуткие благородные олени. Часто Егор через окуляры подзорной трубы с удовольствием наблюдал за разномастными – тёмно-бурыми, светло-кремовыми, пегими, слегка желтоватыми и почти чёрными – медведями-гризли, увлечённо ловящими рыбу в мелководных притоках Юкона.
Наступил август. В рассветные часы заметно холодало, на прибрежную траву выпадали крохотные кристаллики молочно-белого инея, осиновые рощи – на дальних холмах – начали постепенно одеваться в красно-багровые одежды.
– Осина – самое главное и полезное дерево этих мест! – делился Ванька Ухов полезной информацией, полученной от собственной жены. – Там, где есть осиновые рощи, водятся лоси, косули, зайцы, куропатки и бобры. Ну, соответственно, волки, лиси, росомахи и медведи. А районы, заросшие соснами и ёлками, бедны на дичь. Там предпочитают селиться только ленивые барсуки, питающиеся лесными муравьями и прочими насекомыми, да северные белки. Они не рыжие, как наши, российские, а палевые, со светлой, почти седой опушкой…. Кстати, по поводу барсуков. Атабаски их очень уважают. Вернее, барсучий жир. Айна говорит, что его индейцы используют и в качестве лекарства – вместе с разными травами, и как топливо для светильников.
Начиная с шестых суток маршрута, Егор начал внимательно присматриваться ко всем рекам и речушкам, впадающим в Юкон.
«Джек Лондон – в своих литературных произведениях – многократно и подробно описывал данный речной путь», – нудно поучал памятливый внутренний голос. – «Главная примета – река Белая. Цвет воды у неё характерный – молочный, ни с чем не спутаешь. За «молоком» должен проявиться следующий крупный приток – знаменитая река Стюарт. Её воды имеют слегка рыжеватый оттенок. А после этого и до Клондайка – уже рукой подать. Вода в Клондайке очень чистая, практически родниковая…».
Ранним утром третьего августа 1705 года в водах Юкона появились длинные, вытянутые по течению молочные полосы.
«Ага, это река Белая обозначает себя!» – обрадовался внутренний голос. – «Скоро уже будем на месте, чёрт побери!».
Сглазил, ясный пень! Как-то незаметно всё небо покрылось скучными, тёмно-серыми тучами, из которых закапали крупные, очень холодные капли дождя.
– Надо к берегу! – посоветовала Айна. – Небесная Тень сердится. Вода с неба долго падать. День и ночь. Может, много дней и ночей…. Скоро сверкать яркие огни. Небесная Тень – рычать и греметь…
Пришлось прервать плавание и заняться обустройством походного лагеря. Помимо двух палаток они установили на ровной площадке у склона покатого холма три индейских вигвама. В одном из шалашей, как называл вигвамы известный шутник и хохмач Ванька Ухов-Безухов, сложили запас сухих дров и бересты, в другом – всякие вещи и продовольственные припасы, боящиеся воды, а над местом будущего костра – на трёхметровой высоте – между ветвями берёз натянули большой двускатный тент из старой парусины. Естественно, шлюпку и индейские каяки – совместными усилиями – вытащили на узкую песчаную косу и надёжно привязали к прибрежным валунам, корягам и корням-выворотням.
Непогода разошлась не на шутку: дождь, сопровождаемый резкими порывами северного ветра, всё усиливался, утробно и угрожающе гремел гром, в небе сверкали кривые, ярко-жёлтые молнии.
Вот одна из них – гигантская, непривычно ветвистая и уродливая – сверкнула на полнеба и через доли секунды обрушилась вниз, прямо в почерневшие воды Юкона. По барабанным перепонкам ударила беспощадная звуковая волна…
– Вот же, мать его нехорошо! – от души высказался Ухов, мотая кудрявой головой. – Прав ты был, Александр Данилович, относительно плохой приметы…. Так его растак!
Егор отогнул полог палатки и осторожно выглянул наружу, перед его глазами тут же встала плотная, серо-стальная стена дождя: монолитная, равнодушная, беспощадная. А за дождевой стеной угадывалось что-то тёмное, очень большое и воронкообразное…
«Торнадо?», – неуверенно спросил-промямлил внутренний голос: – «За что нам, братец, такой дорогой и бесценный подарок? Вот же, непруха! Блин дождливый, промокший…».
Сверкнула яркая, на этот раз зеленоватая молния, длинные раскаты грома заполнили собой весь окружающий мир, а потом последовал страшный удар ветра. Удар? Это мягко сказано! Произошло нечто, чему нет слов в человеческом языке…
Через мгновение палатка рухнула, а ещё через секунду-другую исчезла, улетев – по широкой спирали – в неизвестном направлении.
Егор, крепко обхватив руками и ногами толстый, обломанный до половины ствол осины, прикрыл глаза и отчаянно напряг все мышцы, борясь с необузданной природной стихией.
«Держись, братец!», – заполошно бились в голове отрывистые мысли. – «Не дай этой гадине оторвать себя от осины! Иначе всё, полные кранты! Припечатает – с полного маха – об острую грань ближайшей скалы, и всё: поминай, как звали, даже мокрого места не останется…
Он почувствовал, как по шее потекло что-то тёплое, а по ногам, наоборот, заструилось что-то очень холодное.
«Тёплое – это кровь капает из твоих, братец, ушей. Понятное дело, перепады давления и всё такое», – на удивление спокойно пояснил деловой внутренний голос. – «А холодное – это грязевые потоки стекают с холма. Да, незадача! Впрочем, делать нечего: держись покрепче, дружок, за своё дерево, жди, когда это всё закончится, и уповай на счастливый случай. Дождь, кстати, определённо усиливается, а ветер, наоборот, слабеет…».
