Исправитель. Книга 2. Операция "Ананас" - Дмитрий Ромов
— Да тьфу-тьфу-тьфу! Что за настроение-то такое? Надо радоваться. Тут Олимпиада на носу, жизнь ключом бьёт…
— И всё по голове…
— А вы пригласительные на открытие Олимпиады достали?
— Достали! — резко отрезал он. — Это всё, что тебя на этот момент волнует? Открытие Олимпиады? Олимпиец, твою мать! Я понять не могу, ты совсем не беспокоишься, да? А почему? Может, ты снюхался с Ананасом? А теперь радуешься, как Павлик Морозов? Ждёшь, когда меня мордой ткнут в бревенчатую стену?
— Да типун вам на язык, Яков Михайлович, что случилось-то? Мы же с вами всё обсудили и у вас никаких возражений не было на тот момент.
— Вот именно, что на тот момент, а не на этот! А на этот момент у меня возникли и возражения, и раскаянье. Врубаешься, зятёк?
— Врубаться-то врубаюсь, — покачал я головой, — да только не пойму, что изменилось и почему вы параноите.
— А я не пойму, почему ты такой спокойный. Может, ты с Ананьиным закорешился?
— Чего?
— Вот именно, чего? Чего такого он мог тебе пообещать, что ты на отца невесты решил восстать.
— Ну, это уж вы перегибаете, — покачал я головой и отвернулся.
Он ничего не ответил. Дальше мы ехали молча. Ехали-ехали и вернулись к универсаму.
— Ладно, извини, — сумрачно сказал он. — Сегодня мысли тяжёлые, не бери в голову.
— Хорошо, понял, — пожал я плечами, хотя не брать в голову то, что уже в неё попало, было невозможно.
— Ты же сказал, что не голодный, — через силу улыбнулся он. — Я тоже, честно говоря. Что нам по столовым да по ресторанам штаны просиживать, время терять, правильно?
— Правильно, Яков Михайлович, — спокойно ответил я.
— Ну, вот. Приходи лучше домой ко мне, на ужин.
— Сегодня ещё дела имеются, так что не уверен, что к ужину поспею. Яков Михайлович, я на вашей стороне, в одной с вами лодке, понимаете?
— Да-да, — немного раздражённо кивнул он. — Я же сказал, извини, что вылил на тебя настроение своё, что сорвался на тебе.
— Ладно, будем на связи. Когда на работу выходить и куда, главное?
— Сообщу сегодня-завтра.
До «Смоленской» я доехал на метро. Сине-голубой вагон с воем и свистом летел во тьму, рассекая черноту подземного мира. Он пружинисто раскачивался, сверкал хромированными поручнями, заставлял подскакивать на толстых коричневых подушках диванов, завораживал низким голосом дикторши и лохматил волосы тёплыми потоками воздуха. Потоки эти врывались в узкие форточки и приносили запахи нагретого металла.
Поднявшись по эскалатору, я выбрался из подземелья и зашагал по Калининскому. Людей было не так много, как обычно. Фонарные столбы украшали олимпийские эмблемы. Москва, Мишка, Тынис Мяги. Реет в вышине и зовёт олимпийский огонь золотой. Или молодой… Тынис, конечно, не на столбах, просто песня его звучала везде.
Воздух был наполнен оптимизмом и радостью жизни, молодостью, энергией и чем-то ещё, сладким и ароматным. И несмотря на все эти бесконечные санкции, бойкоты и прочие международные гадости, хотелось жить и бодро идти вперёд. Всем людям хотелось. И мне вместе с ними. Отличное, прекрасное было чувство, несмотря на то что разговор предстоял не слишком простой. И несмотря на то, что кроме всего этого благодушия в воздухе витало что-то нервное… Но это только вокруг меня…
В «Метелицу» я пришёл раньше Жени. Уселся под цветным зонтиком и с удовольствием разглядывал публику — девушек и парней. Юные, весёлые, жизнерадостные, кажется, они уверенно смотрели в будущее, были раскованными, красивыми. Кто сказал, что здесь живут угрюмые «совки»? Идиоты, что бы они понимали.
Время шло, а Женя не шла и, минуте на тридцатой, залюбовавшись молодыми согражданами, я и забыл про неё, так что даже не заметил, как она подошла.
— Саша!
Я обернулся и, настроенный на сентиментальный лад, как бывает порой, когда старик с умилением взирает на молодую поросль, невольно залюбовался и ей. Огненная копна волос, лучики от глаз, широкая улыбка, платьице выше колен, стройные и, пожалуй, восхитительные ножки.
— Вау… — выдохнул я, вставая с лёгкого металлического стула.
— Что это значит? — смущаясь от моего взгляда, улыбнулась она.
— Это выражение восхищения, Жень.
Она чуть покраснела и, вставши на цыпочки, чмокнула меня в щёку. Получилось немного неловко, потому что я не ожидал и никак не отреагировал, стоя, как истукан. Впрочем, Женя сделала вид, что не заметила моего паралича и уселась за столик.
— Я думала, ты меня не дождёшься, — виновато сказала она.
— Ничего не случилось? — я взглянул на часы.
Да, действительно, она опоздала почти на сорок минут.
— Забежала в парикмахерскую, а мастер, как сомнамбула сегодня была, еле двигалась. Извини, пожалуйста. Хотела, чтоб тебе приятно было, а получилось…
— Мне приятно, — ответил я и не соврал.
Официантка приняла заказ. Я взял кофе, а Женя вазочку мороженого.
— Может, по бокальчику? — предложил я.
— Это вам внутрь надо тогда, — ответила официантка, здесь алкогольного обслуживания нет.
— Да… не надо, — махнула Женя рукой. — Давай здесь посидим. Хорошо же…
— Хорошо, — согласился я.
— Ну, как ты живёшь? Ты уже насовсем вернулся или в командировку опять? Мне бабушка сказала. Я так обрадовалась, честно говоря.
— Не знаю пока, — пожал я плечами и отпил из чашки.
Кофе был так себе…
— А у тебя как дела? Когда свадьба?
— Ты опять… — вмиг помрачнела она.
— Послушай, Жень… — я положил руку поверх её руки, и она чуть вздрогнула и подняла на меня глаза вмиг сделавшиеся печальными. — Мы ведь давно уже не вместе…
— Всё можно изменить, — чуть слышно прошептала она.
— Как? — улыбнулся я. — Колобок говорит, у вас уже дата свадьбы назначена.
— Да мало ли, что он говорит, — мотнула она головой, рассыпая огненные искры с волос.
— Не знаю… — я чуть сжал её руку. — Зато знаю другое… Если мы бы вдруг решили быть вместе, ты всю жизнь бы жалела, что выбрала меня.
— Почему? — нахмурилась она.
— Ты ведь и сама знаешь.
