Исправитель. Книга 2. Операция "Ананас" - Дмитрий Ромов
Вообще-то, я ему звонил из Краснодара. В холле гостиницы стоял междугородний таксофон. Бросаешь пятнадцать копеек и звонишь. Технология.
— Я зайду к вам?
— Давай, через пару часиков. Сходим с тобой пообедаем, чтобы на работе не говорить. Дел много. Хорошо?
— Понял. В час приду тогда.
— Давай.
Честно говоря, даже хорошо, что он не стал встречаться прямо сейчас. Я спать хотел, не выспался с дороги. Пришлось подняться очень рано, а лёг перед этим очень поздно. Так что поспал едва ли больше трёх часов.
В самолёте же меня донимал Ананас, причём всякой ерундой — от футбола до миссии «Союз-Аполлон». Ещё его волновала проблематика инопланетян и Джуна. У меня сложилось ощущение, что у него рот не закрывается из-за каких-то внутренних переживаний.
Ну, а что, наши дела на расстрельную статью тянули. Если бы заварилась каша, лет пятнадцать маячили как минимум, а то и стенка, вообще. Впрочем, вряд ли он думал об этом.
В общем, я обрадовался, что к Кофману можно не торопиться и упал на свой диван. Провалился в темноту мгновенно и даже сны видел, красочные и жизнерадостные. И вдруг посреди изумрудного луга под аметистовым небом раздался неприятный и тревожный звук.
Небо потемнело и на лужайку въехала милицейская машина с включённой мигалкой. И сиреной. Вот откуда был этот звук. Он раздался снова. Раздражённый, переливчивый, навязчивый и напористый. Динь-дигидон!
Я открыл глаза, но звук никуда не делся, напротив, он только усилился. Я сел на диване, пытаясь понять, что происходит. Звонок, наконец, дошло до меня. Звонок в дверь. Я тряхнул головой и помчался в прихожую. Открыл дверь и увидел… не бабушку. На пороге стоял Колобок.
— Спишь что ли? — недовольно произнёс он. — Я звоню-звоню.
— Здорово, — кивнул я, потерев глаза.
Чего ему было надо я не знал. Кроме того единственного раза, когда мы носились по ночной Москве в угнанной тачке, я с ним не общался.
— Здорово, коли не шутишь, — ощерился он.
— Заходи, Игорёк.
Я отступил на пару шагов, впуская Колобка в прихожую. Он вошёл, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Запахло густым перегаром.
— Пойдём, чего стоишь, — нахмурился я. — Пироги за утюгами, утюги за пирогами. Покормлю. Бабушка наготовила всего к моему приезду. Тебе сейчас не помешает, я думаю. Ты как узнал, что я дома?
Он не сдвинулся с места. Губы его презрительно искривились и он сказал с вызовом:
— Надеялся.
— Просто шёл и зашёл что ли?
— Ага, — зло ухмыльнулся он. — Просто шёл и зашёл. Не рад что ли?
— Ещё как рад. Так ты проходишь или сюда пирожки нести?
— Да пошёл ты со своими пирожками! Сам жри!
— Э-э-э, ты чего расстроенный такой? Может, тебе рассольчику предложить или беленькой?
— Сска… Оставь Жеку в покое, ясно тебе? Чё ты хочешь от неё? Мы женимся, ты понял, урод?
— На Жене женишься, — нахмурился я. — А зачем бухаешь тогда?
— Тебя волнует что ли? — взорвался я. — Это вообще тебя не колышет, что я делаю, когда и с кем. Понял? Ты, сука, Жар, бегал за девками другими, стручок свой тощий пристроить пытался, а я только Жекой всегда интересовался. Ни на одну девку не смотрел, только на неё.
— А она? — поднял я брови.
— Она — это она. Но точно уж не ей за тобой бегать. Короче, ты понял меня или нет?
— Чисто ради интереса, а если нет? — уточнил я. — Что, если не понял?
— Я могу и по-другому растолковать, чтоб тебе привычнее было. Как в старые времена. Желаешь?
— Не особо, — покачал я головой.
Сейчас, думаю, у него шансов было маловато, даже, если он не врёт, что в школьные годы поколачивал меня.
— Оставь Жеку в покое. Я повторяю! Надо было раньше думать, когда она в школе тебя любила, а теперь она со мной. И нечего ей голову морочить. Будь мужиком. Позвони и скажи, что между вами ничего нет и не будет.
— Слушай, всё бы ничего, — покачал я головой, — но ты же бухарик. А может, ещё и нарколыга. Разве ей хорошо с тобой будет?
— Да пошёл ты в жопу, Жар! — он аж затрясся от гнева. — Тебя это дерёт вообще? Тебе чё? Типа за Женю волнуешься? Отсохни от неё! Навсегда! Скройся в тумане, честное слово.
Он завёл руку за спину и что-то достал из-за пояса. Я напрягся. Поножовщины мне здесь ещё не хватало. Колобок был явно на взводе, его колотила крупная дрожь, ещё и алкоголь накладывался… Так что ждать можно было чего угодно.
— Прочитай и свали нахер! — воскликнул он, выхватывая из-за спины общую тетрадь с потёртыми корочками и загнутыми уголками. — Держи!
Я взял тетрадь в руки. Она была хорошенько потёртой.
— Что это?
— Сообразишь, — бросил он и открыл дверь. — Надеюсь, почерк узнаешь. Думаю, этого тебе будет достаточно. Просто исчезни из нашей жизни.
Он развернулся и вышел. А я вернулся в свою комнату, бухнулся на диван и покрутил в руках тетрадь. Она была светлая, не очень толстая, со скрепками. Обложка из плотной бумаги выглядела потёртой, будто провела немало времени за поясом у Колобка. Наверное, так и было.
На первой странице круглым аккуратным почерком было написано: «Летунова Е. А. 1 января 1980 –»… Я пролистал несколько страниц. Все они были плотно исписаны. Сплошной текст перебивался датами. Это был дневник. Женин дневник.
Какого хрена… Нет, личные записи я точно читать не буду. Я заметил закладку, выглянувшую из-под страниц. Это была полоска бумаги с не слишком ровно отпечатанным бледно-зелёным фоном и большой олимпийской эмблемой и надписью «Москва-80».
Когда я вытащил закладку, тетрадь раскрылась на заложенной странице и глаз зацепился за моё имя. Оно было не просто написано, но и обведено рамочкой. Саша Жаров. Рядом значилось: «Колобок»… Вокруг было всё исчиркано, нарисованы цветочки, сердечки и «заборы» из треугольников. Похоже, Женя долго размышляла, глядя на имена и непроизвольно водила ручкой по бумаге, рисуя разные разности.
Тут уж я волей-неволей зацепил и немного текста, и заставил себя остановиться только усилием воли. Ну, во-первых, под именами шла сравнительная таблица.
В графе «надёжность» и у меня, и у Колобка стояли тройки.
Любит меня. У меня — вопрос,
