Прорвемся, опера! - Никита Киров
— Опыт, Толян, не пропьёшь, — я засмеялся и хлопнул его по плечу.
— Да ну! Откуда он у тебя, опыт-то? — он отмахнулся. — Ладно, молчу, а то опять поругаемся, как в тот раз.
— Да не поругаемся. Мало ли, из-за чего поцапались, я вот даже не помню, если честно. Давай о приятном. Вот сейчас с этими разгребёмся, потом с Гансом порешаем, и можно будет посидеть, отметить. Тут соседка у меня живёт, приглашал я недавно, попрошу, чтобы подружку свою позвала.
— А чё бы и нет? — Толя заметно оживился. — Ладно, где там, говоришь, лучшие пирожки в городе?
Но пошёл я, скорее, не за ними, а чтобы присмотреть за заводом. Хотел сам, своими глазами увидеть и убедиться, что точно не будет той резни, что всё будет хорошо. Люди-то должны быть довольны, что наконец-то дают деньги, Лена из близнецов рада, что их выпечку покупают, а её брату спокойно, что никто их не трогает. Ну а матери хорошо, что дети дружные.
Я хотел удостовериться, что всё будет идеально, и увидеть, что чем больше я вмешиваюсь в эти события, тем сильнее они подстраиваются под меня. Ведь уже несколько тягостных воспоминаний никогда не будут меня посещать, ведь их уже не может быть, они не случились.
Но я всё равно должен чётко знать, что эти события не попытаются вернуться в мои воспоминания, претворившись в жизнь.
Забрал Сан Саныча, вышел с ним на улицу, и мы втроём направились в сторону завода.
— Вообще, Толян, работа опера требует подмечать детали, — продолжил я, ведя собаку на поводке. Сан Саныч понюхал траву и теперь помечал каждое встреченное нами дерево. — Вот была оперативная информация, что покупают стволы. А когда его взяли, то оказалось, что стволов у прапора не особо-то и водится, значит, какой вывод? Их купили для чего-то. А для чего их могут купить?
— Для дела, — сказал Толя.
— Да, так что эти наркоманы…
И тут я замер и задумался. Банда обдолбанных наркоманов, которые просто палили везде, куда хотели… и пьяные, которых мы взяли на квартире.
— А у них была дурь? — спросил я, а голос мой чуть сел. — Толя, что ты помнишь?
— Ничего не было, — он с сомнением посмотрел на меня. — И они просто бухие, не обдолбыши. Заныкали где-то? Надо нашим «наркоманам» из отдела сказать, чтобы собаку взяли и пошли проверять.
— Мысль дельная, — я кивнул.
«Наркоманами» мы звали оперов, которым начальство поручило заниматься преступлениями по наркоте, ведь выделенного подразделения для борьбы с незаконным оборотом наркотиков у нас в Вехнереченске еще не было.
А вообще, мысль меня зацепила и въелась в мозг. Никакой дури при них не нашлось, да и сами подозреваемые предпочитали общество зелёного змия, а не белой смерти, хотя малолетки наверняка могли курить травку.
Но грабители на заводе были под чем-то серьёзным… Я это точно помнил!
Могли ли они просто принять перед самим налётом, для куражу? Да вполне. Ничего это не доказывает.
Но надо удостовериться.
Шум толпы слышался издалека. У ворот собралось очень много людей. Довольные, но уже в нетерпении, все говорили одновременно. Кто-то смеялся, кто-то ругался, кто-то вообще запел.
Сегодня получку ждали те, кто на смене, а ещё пришли те, кто сегодня отдыхал, половина в спецовке, половина в обычной одежде. Очень много людей пришло на завод.
Не могли дождаться, когда им выплатят деньги за целых полгода. Тогда можно будет устроить роскошный ужин дома, вернуть уже эти долги, которые вовсю давят, и не волноваться, как прокормить детей завтра. Люди сегодня были рады.
А у ворот шла бойкая торговля, и Лена, дочь Маши, продавала пирожки. Её брат Игорь стоял в стороне, внимательный и напряжённый. Многие, кто приезжал оттуда, всегда были настороже. Но парень явно настроен на то, чтобы не дать сестру в обиду. Хотя никто из этой толпы не должен ей навредить, у всех слишком хорошее настроение.
— Нюрка идёт! — раздался крик. — Нюра! Мы тебя любим! Нюрка! Выходи за меня!
Улыбающаяся девушка с каштановыми волосами, завязанными в хвостик яркой резинкой, спокойно шла через толпу, держа в руках стопку бумаг. Несмотря на крики, все уступали ей дорогу, ведь в такой день бухгалтер-кассир — самый любимый человек на заводе.
А я вспомнил её… опер должен подмечать детали, как я сам говорил всем своим подчинённым и Толяну только что, и сейчас вижу важную деталь сам. А вот когда был молод, её пропустил.
Она улыбалась, а я помнил её горестный рёв, когда она склонилась над телом одного убитого…
Вот только убитый был в маске, грабитель. Почему я тогда этого не понял? Не подметил детали, а должен был. Никто не заметил. Мог бы заметить Якут, но его не было в живых. Заметил бы Устинов, но его не было рядом.
Зато вижу я, прямо сейчас.
Это был возлюбленный бухгалтерши Нюрки, вернее, это девушка думала так, потому что она не была в доле и даже не знала, кто её новый парень. Её, помню, даже ранило битым стеклом, но она будто не замечала стекающей по щеке и по руке крови, была убита горем. А тот парень-грабитель просто использовал её, чтобы узнать, когда привезут деньги, и Нюрка этого так и не поняла…
Тогда почему она радостная сейчас? Не в курсе, что её парня повязали, и он в милиции? Или всё-таки он на воле, а мы взяли не тех?
Вопрос, который мне совсем не нравился, но который я был должен задать сам себе.
— Паха, ты чё? — спросил Толя, пристально глядя на меня. — Что-то случилось? Ты чего бледный такой? Рубит, спать хочешь? Меня тоже. Пирожки же хотели взять. Надо успевать, пока заводским деньги не дали, а то всё скупят.
Он было засмеялся, но осёкся, пытаясь понять, что со мной стряслось и куда это я смотрю.
Хоть бы я ошибался, хоть бы это просто была моя паранойя, мои обычные ментовские сомнения, ведь я всегда держал в уме, что даже очевидные вещи на самом деле могут оказаться
