Максим Казакевич - Двое из будущего
И вот два солидных господина, подкатили ко мне с предложением:
– Пойдемте, покурим, дорогой Василий Иванович. А то при женщинах дымить не охота.
Я согласился. Мы прошли в соседнюю комнату, господа достали каждый по сигаре, предложили мне одну и с наслаждением задымили. Я приоткрыл форточку.
– М-да, вот так живешь на свете и не знаешь, когда встретишь знаменитого человека, – сказал один из них, тот, что был повыше и постарше, с осунувшимся лицом. Павел Яковлевич, кажется, так его звали. Фамилию не запомнил. Имеет склады с каменным углем, коксом, кирпичом и чугуном. Торгует при порте оптом.
– Это вы про меня? – удивился я. – Да бросьте, какая же я знаменитость.
– Ну как же, в газетах про вас пишут, да и у народа вы на слуху. Про вашу историю с покушением все наслышаны.
– Да-да, крайне мерзкий поступок совершил господин Баринцев, – поддакнул второй. Этого я запомнил – Цветков Петр Платонович. Чуть постарше меня. Занимался покупкой и продажей ценных бумаг. – Я понимаю, у вас с ним вышел какой-то личный конфликт. В жизни, конечно, всяко бывает. Бывает, что и в морду дать просто необходимо, но убивать человека это уже просто сверх глупости. Или отчаяния. Скажите честно, Василий Иванович, на какой почве вы повздорили? А то в газете такого понаписали, что простому читателю сложно разобраться, где есть правда, а где вымысел.
Я тяжело вздохнул. Не хотелось опять вспоминать эту нехорошую историю, где моя вспыльчивость сыграла со мной злую шутку. Но, подобравшись, искренне ответил:
– Господин Баринцев приходил ко мне с требованием, чтобы я перестал заигрывать с рабочими. Поставил мне ультиматум – или рабочие на моем заводе работают как все или…
– Или?
– Или он мне пообещал "сладкую" жизнь. Ну, я и тряханул его за ворот и выгнал вон. Вот и вся история.
Мужчины переглянулись.
– И это все?
– Все, – честно ответил я.
Павел Яковлевич задумчиво затянулся сигарой.
– Если это действительно так, – произнес он, выпустив клубы дыма, – то господин Баринцев меня разочаровал. Я был о нем другого мнения.
– Вы разве знакомы? – удивился я.
– Слегка, – уклончиво ответил он. – Встречался с ним у знакомого в гостях. Да уголек его заводу продавал. А скажите нам откровенно, Василий Иванович, а зачем вы на самом деле заигрываете со своими рабочими? Вот нам, людям с солидным капиталом, которые дают работу десяткам людей, крайне интересна ваша точка зрения. С какой целью вы сократили людям рабочее время? Это же просто невыгодно.
Я снова вздохнул. Этим господам действительно будет непросто объяснить наше с Мишкой решение. У них все мировоззрение сводится к двум крайностям – выгодно-невыгодно. И сокращенный рабочий день на самом деле прибыли нам не приносит. Да, лояльность рабочих у нас на запредельной высоте. Да, благодаря меньшей усталости существенно снизился уровень травматизма и незначительно увеличилась выработка на единицу времени. Но на этом все плюсы заканчивались. И все убытки мы были вынуждены покрыть внедрением механизации, что сожрало значительную часть средств. Отсюда и меньшее количество работников на нашем заводе, а значит меньший ФОТ, и больший вал продукции и ее лучшее качество. И вследствие этого нам прямая выгода. Это-то я и попробовал объяснить своим собеседникам.
Надо отдать им должное, они честно меня пытались понять. Долго слушали мои разъяснения, задавали уточняющие вопросы. Вроде бы мой ответ их удовлетворил. Они наполнили свежие бокалы шампанским, чокнулись со мной за мое новое мировоззрение и, осушив до дна, спросили:
– Скажите, Василий Иванович, а что, по вашему мнению, нужно сделать в Империи, чтобы недовольство рабочих не выливалось во вредные для всех стачки?
Мне ответ был очевиден:
– Надо снизить недовольство рабочих.
– Это-то понятно, – махнул рукой Павел Яковлевич. – Но что для этого надо сделать? Ваш вариант, конечно, хорош, но, черт возьми, он очень дорог. А как можно добиться такого же эффекта без значительных денежных вливаний? Или, например, у меня…. Постоянно идет загрузки складов и разгрузка. Как мне внедрить механизацию на моих складах? Я думаю, что это просто невозможно и потому ваш вариант для меня не подходит.
– Ну-у, – протянул я задумчиво, – вопросики у вас. Это, пожалуй, лучше всего спросить у самих рабочих. Хотя все и так знают что им надо – высокой зарплаты, человеческих условий работы и чтобы относились к ним не как к рабам. Понятно, что интересы рабочих и наши с вами интересы в этой плоскости входят в прямой конфликт. Вы хотите одно, а рабочие хотят прямо противоположное. И вам тут не договориться по-хорошему. Отсюда и стачки. На мой взгляд, лучшим бы выходом было бы со стороны царя узаконить профессиональные союзы. Сделать так, чтобы рабочие могли законным путем отстаивать свои права, но при этом не доводили дело до крайности. Это все же лучше, чем стачки и восстания. По моему мнению, нынешние работодатели слишком уж многое могут себе позволить в отношении простого человека. И рабочее время делают все как хотят, и рабочего держать в черном теле, и штрафуют людей за любые незначительные проступки. Даже в ватерклозете лишнюю минуту посидеть не дают – штрафуют беспощадно. И аргумент у них против недовольных всегда один – не нравится – увольняйся.
Оба моих собеседников переглянулись.
– Не слишком ли радикально вы мыслите, уважаемый Василий Иванович? – спросил после некоторой паузы Цветков.
– К моему большому сожалению – нет, – твердо ответил я. – Была б моя воля, я бы еще и оплачиваемые отпуска бы ввел для рабочих и выплаты по среднему при болезни.
– Ну это уж слишком. Эдак рабочие нам на шею сядут, свесят ножки и будут нас погонять. Может им еще и прибыль отдавать? И разрешения у них спрашивать на каждую производственную необходимость?
– Увы, но выхода у нас с вами другого не остается. Если мы сейчас не пойдем на встречу рабочим, не удовлетворим их хотя бы минимальные требование, то завтра они устроят стачку. Но не простую стачку, а такую, что вы потом локти кусать будете от отчаяния.
– Не в первый раз, – ответил Цветков. – Разгоняли их раньше и потом разгонят.
– Это да, – согласился я. – Крови еще немало прольется, помяните мои слова. Я что по вашим складам…. То я бы попробовал применить ленточные конвейера, бульдозера и фронтальные и вилочные погрузчики. Даже простые рохли вам могут помочь. Дорого, конечно, это удовольствие, но куда деваться…
– Это что ж за механизмы такие? – заинтересовался Павел Яковлевич.
Пришлось мне выкладывать общее описание приведенных агрегатов. А сам для себя поставил галочку, чтобы обсудить с Мишкой этот вопрос. Сможем ли сейчас потянуть это направление или же лучше подождать?
Вообще странным получался наш разговор. Двое моих собеседников никоим образом в своей жизни не касались заводских проблем. У Павла Яковлевича были лишь склады и занимался он оптовой торговлей, у Петра Платоновича и того проще – контора по скупке ценных бумаг. И никто из них никогда не касался рабочих проблем. Откуда им было знать, что на самом деле требуют рабочие небольшой фабрики? Это мне, выходцу из другой эпохи, было видно, чего людям здесь не хватает, но не им. Для них в порядке вещей нынешнее положению людей и ничего они менять не желали. И потому спорили сейчас со мной. Складывалось ощущение, что они что-то недоговаривают, не выкладывают свои фишки на стол. А наоборот, вытягивают из меня все что можно, выспрашивают о моем мнении. И поняв это, я сбавил свой пыл. И они, видя, что наш разговор затухает, попробовали поднять новую тему.
– А тогда, дорогой Василий Иванович, скажите, что вы думаете об эсдеках? Вы знакомы с их лозунгами?
Ну, все, пошел разговор о политике. А это верный признак, что господа уже подшофе. У меня и у самого был легкий хмель в голове. И потому, честно сознавшись, что об их лозунгах я имел лишь посредственное представление, позволил своим собеседникам высказаться. И они меня с вдохновением просветили. Говорили мы долго, спорили, пытались доказать свою правоту. Они с пылом убеждали меня в необходимости поддержания капиталиста, как основную опору государства, я же, в чем-то с ними соглашаясь, но как всегда, делал упор на рабочих и крестьян. Крестьяне в эту эпоху были словно соседним государством, со своим уставом, населением и менталитетом. И жили они крайне бедно. И было их числом в несколько раз больше чем всего остального населения, и потому их мощь была намного сильнее. И споря со своими собеседниками, я понял, что напрасно обходил их вниманием. Я об их жизни-то толком и не знал. Из знаний будущего вынес только понятие об "общине", "чересполосице", "выкупных платежах" и постоянной нужде. Надо бы на досуге получше вникнуть в эту тему и попробовать предложить крестьянам что-то такое, из-за чего они будут готовы идти за нашей будущей партией.
Так мы и проговорили весь вечер. Уговорили несколько бутылок шампанского, скурили полкоробки сигар и уже далеко за полночь расстались лучшими друзьями. Господин Бекель, тот который Павел Яковлевич, нарезался шампанским до такой степени, что пришлось его выводить под ручки и затаскивать в экипаж. Он пьяно и громко кричал, размахивал руками и пытался меня облобызать, под смешки моей будущей супруги. А когда он, насильно посаженный в пролетку, уехал, Петр Платонович, извинившись перед гостями, пояснил: