Спасти кавказского пленника - Greko
Разговоры об англичанах, их кораблях и их короле вызывали у горцев странную реакцию. Все продолжали надеяться и верить. Говорили, что англичане — их последняя надежда после предательства султана. Что флот не может не прийти. Что постоянно прибывают корабли с порохом и свинцом. Я не спорил. Лишь время от времени бросал фразу:
— А вдруг — нет! Что тогда?
Легковерные горцы лишь пожимали в ответ плечами. Говорили про какие-то съезды-собрания старейшин, на которые съезжались все кому не лень. Про регулярно зачитываемые там письма от Сефер-бея и Дауд-бея. И Уркварта Черкесия не забыла. Превозносила как героя, который всех объединил.
Правда, объединение выходило какое-то странное. Поговорить сообща — это запросто. А вот коллективный отпор организовать — это проблема. Еще в Тифлисе я слышал любимую фразу генерала Вельяминова: «на моей стороне черкесский генерал-интендант». Он намекал на то, что снабжение крупных отрядов горцы организовать так и не смогли. Вот и продолжали воевать мелкими группами. В результате, за летнюю кампанию у русских появились два новых форта на побережье — Новотроицкий в долине Пшады и Михайловский на реке Вулан.
Проезжая в этих местах, нельзя было не заметить следы прошедших боев. Толстые стволы деревьев, изрешеченные пулями. Сожжённые аулы. Жители пострадавших селений внимательнее прислушивались к моим словам о возможности спасения. Быть может, кто и задумался. Если доживет до следующей осени, решится на переселение к хакучам. Кто знает, как все повернется?
Русская экспедиция задела горцев куда сильнее, чем новопостроенные укрепления. Разорение и гибель близких многих потрясли. А форты? На них смотрели презрительно. Местные гарнизоны сидели за земляными валами и постреливали из пушек. Отогнать у них лошадей или скот, захватить пленника — нормальная практика и способ дать молодежи выпустить пар.
Я сам убедился в бесполезности русских укреплений, проехав мимо них на расстоянии пушечного выстрела. Юные вайцы не удержались и промчались поближе. Дразнили пушкарей. Сидевшие в наблюдательных пунктах горцы приветствовали их одобрительными криками. Из крепости бахнуло орудие, расплескав грязь в местном болоте и разогнав лягушек. Чушь, а не форт, прости господи!
В окрестностях Геленджика завел об этом разговор с владельцем дома, согласившимся нас принять. Сидели в кунацкой, развесив оружие на стенах. Мои «слуги» ждали своей очереди отведать угощения.
— Скажи мне, уважаемый, есть ли какая угроза от русских крепостей?
Старый, 80-летний шапсуг, все продолжавший воевать, честно ответил:
— Урусы лишь закрыли те реки, на берегах которых разместили свои гарнизоны. Но разве мало рек по соседству? Турки как приставали к нашему берегу, так и пристают.
— А если чуму завезут?
— Каждый капитан клянется на Коране, что у него на борту все здоровы.
Да уж, нечего сказать! Лучший в мире санитарный кордон!
— Как думаешь, уважаемый, зачем тогда русские ставят свои крепости? Не для того же, чтоб нас потешить?
Старик задумался.
— Много раз толковали о том. С теми, кто постарше и помудрее, кто все видит иначе, чем вы, у кого бороду не покрасило в цвет снега.
— И что же придумали мудрейшие?
Старик затянулся своей маленькой трубкой, отделанной серебром.
— Место столбят!
— Как собаки что ли? Метку на столбе ворот?
— Именно! Всему миру показывают, что это наша земля. Тому же английскому королю. Встретится он с русским царем и спросит: почему говоришь, что Черкесия твоя? А тот в ответ: смотри на карту. Видишь мои крепости на берегу?
Не трудно представить себе императора расстегивающим ширинку и орошающим кавказскую землицу. Тем паче, он тут недавно был — почти в шаговой доступности от места моего пребывания. Пусть он себя небожителем считает, но до ветра, уверен, ходил. А как иначе? Вот и пометил свою территорию…
Так, стопэ! С такими мыслями недалеко и до государственно-преступного злонамерения. Казасси по тебе плачет, урум!
— Получается, не уйдут отсюда русские?
— Если крепости в море не скинем, не уйдут!
— Отчего же не скинуть их народу адыге?
— Согласия между нами нет! Коли не взяли бы князей в укорот, может что и вышло бы. А у нас теперь свобода! Хочешь — воюй. Хочешь — вино пей! Виданное ли дело, простые крестьяне и уорки добились равной виры за убийство. Теперь если простого убьют, плати 200 быков, как за князя!
— Прошу извинить мое скудоумие, но я не понимаю. Какая связь с общей борьбой?
— Кто были лучшими воинами среди черкесов? Княжеские уздени! С детства их войне учили. Лучшие лошади. Винтовки. Кольчуги. Дамасские мечи! Где теперь все дворяне?
— И где же?
— На Кубань ушли. Обиделись. Все их общества — и Абат, и Бастэ, и другие. Они скорее с русскими договорятся, чем с простыми крестьянами.
— А всадники? — спросил я не без задней мысли. Про суд, о котором говорил Карамурзин, я не забыл. И про свою месть темиргоевцам.
— Отчего интересуешься? — подозрительно осведомился старик.
Я показал ему тайный знак. Он удивленно покачал головой.
— Вот оно что… Если хочешь кого из своих найти, приезжай на съезд старейшин. Туда много разного народа припрется. Все сядут квадратом. Те, кто в первом ряду будут, тебе и нужны. Никогда дворяне не пустят вперед голытьбу, сколько бы богатства та не накопила!
— А вы, мудрейший? В каком ряду будете вы⁈
Старик не успел ответить. Во дворе раздался шум. Кто-то спорил с моими ребятами. Дверь в кунацкую распахнулась. На пороге стоял Георгий Лука.
Грек здорово изменился за прошедшие полгода. Мой «подарок», шрам на его щеке, побелел. Сам он приосанился. Поднабрался гонору. На боку висела сабля в медных ножнах. На другом — двуствольный английский пистолет. Явно одолжил у Белла.
При виде меня он отшатнулся. Взял себя в руки. Вежливо со всеми поздоровался. Слуги старика сняли с него оружие. Повесили на стенку.
— Мертвец восстал из ада? — с ужасом в глазах выдавил из себя Лука.
—
