Мы будем первыми! Родное небо - Сергей Баранников
К утру я имел чёткие инструкции по поводу Тихонова и его плана. Нужная сумма была собрана и упакована в пакет, но мои планы едва не пошли прахом. И сорвать всю операцию, пусть и неосознанно, решил Золотов.
— Мих, я тут подумал, а что мне терять? Стипендии всё равно нет, из-за дурацкого зачёта всё равно не отчислят. Ну, сдам чуть позже. Пусть этот Криницкий умоется со своими взятками.
— Коль, раз уж ты собрался, будь добр идти до конца, — настаивал я на своём.
— Мих, раз ты такой богатый Буратино, может, мне займёшь? — оживился Куприянов.
— Не проблема, держи!
План был, конечно, рисковый. Но если сработает, мне не придётся решать проблемы ни с Тихоновым, ни с Криницким. Павел забрал деньги и помчался на встречу со старостой, а мне оставалось лишь занять удобное место и ждать результата.
Марк собрал деньги, пересчитал и отправился на встречу с посредником, а буквально через минуту в учебный корпус вошли люди в форме. Не знаю что там происходило, но минут через пятнадцать из корпуса вывели Тихонова и Меркулова-старшего. Так вот кто этот таинственный посредник! Хотя, не удивительно — зараза к заразе ещё как липнет и в одном болоте водится.
Дальше события развивались стремительно. Уже на следующий день Быков собрал кураторский час, на котором с бледным лицом вещал о случившемся:
— Как вы могли слышать, вчера в академии произошёл чрезвычайный случай — преподавателя поймали на взятке.
— И поделом! — отозвалась Федосеева. — Он намеренно занижал баллы, и получить четвёрку у него без денег было нереально.
— Может, и так, но этот случай непременно станет достоянием общественности и отразится на репутации академии. Именно поэтому я прошу, чтобы подобные случаи решались на местах. Если в будущем узнаете о подобных нарушениях, сообщайте мне. Как говорится, чтобы не выносить сор из избы. Я почему это говорю вам сейчас. Потому что в этой истории замешан студент нашей группы. Марк Тихонов находится под следствием…
— Валерий Дмитриевич, так я лично к вам обращался с этой проблемой, но вы помочь не смогли.
— Не вышло у меня, помог бы декан. А теперь история вышла за пределы академии и получила резонанс. В общем, теперь эти вопросы будут решаться незамедлительно.
В этот же день меня вызвали к декану.
— Чудинов, в каком ухе свербит? — поинтересовался Рябоконь.
— В левом?
— Не угадал. В обоих свербит, потому как мне сегодня все уши прожужжали из-за твоей выходки. Звонили из министерства образования, из телевидения, городской администрации… я даже не знаю откуда ещё не звонили. Наверное, только из аппарата президента! Ты хоть понимаешь какую волну поднял?
— А что мне было делать? Смириться с неизбежными и бежать за деньгами? Так меня начисто лишили даже такой возможности. Или мне следовало получать тройку, забыть о рйтинге и стипендии и делать вид, что ничего не произошло? Знаете, Виктор Семёнович, если это так, то мне лучше перевестись в другую академию.
— Я тебе переведусь! — повысил голос Рябоконь и хлопнул рукой по столу. — Не хватало мне ещё одного студента потерять из-за этой истории. Тем более, на тебя ведь сейчас обращены все взгляды надлежащих органов. Если что случится, и с меня голову снимут, и с ректора, и со всех, кто посодействовал или допустил, так что имей в виду — никаких больше выходок.
— Ну, на счёт своей безопасности у меня есть сомнения. Тот же Меркулов и так имел на меня зуб, а после ареста его отца может перейти в открытую конфронтацию.
— С Меркуловыми вопрос уже решён. Тебя они волновать не должны, — отрезал декан. — И вообще, я не понимаю, почему бы просто не прийти за помощью ко мне, или на худой конец ко Льву Михайловичу?
— Простите, Виктор Семёнович, просто я думал, что Рязанцев и ректор тоже…
— Что «тоже»? — нахмурился Рябоконь.
— Покрывают эту сеть. Я ведь пошёл со своей проблемой к Быкову, но он так и не сделал ничего, а идти ко Льву Михайловичу побоялся. Вот и решил рубить с плеча.
— И нарубил дров! — Рябоконь откинулся на спинку стула и вздохнул. — Нет, этих негодяев совершенно не жаль. А за академию обидно. Столько сил вложено, и в один миг репутация коту под хвост. Нужно было сразу ко мне идти. Мы бы этого Криницкого по стене размазали и уволили по собственному желанию. А что теперь?
— А теперь вскрыли всю преступную сеть, Виктор Семёнович. Криницкий ведь не сам работал, а через посредников. Тот же Меркулов и староста отметились.
— Бывший староста, — поправил меня Рябоконь. — Марк отчислен сегодняшним числом. Сам понимаешь, что после такой истории ему в академию дорога закрыта. А к тебе на будущее просьба — если узнаешь о чём-то подобном, сообщи сразу мне. Такие проблемы лучше решать без лишней огласки и не посвящать во внутреннюю кухню соответствующие органы.
— Договорились! Виктор Семёнович, так что теперь с баллами по предмету? Обе группы пострадали.
— Умножим на коэффициент и выставим, как по стобальной программе.
Выходит, у меня будет семьдесят пять баллов, и это четвёрка. Да, не пятёрка, но и пусть. Рейтинг вытяну другими предметами, а на стипендию и этого будет достаточно.
Уже на следующий день нас вызвали для проставления зачёта по авиационным приборам. Оценки в зачётки нам выставлял Рязанцев. Заметив меня, Лев Михайлович покачал головой, а когда я подошёл к нему с зачёткой, разразился тирадой:
— Доставил нам проблем этот Криницкий! А ведь я ректору ещё в конце первого семестра говорил, что это за человек. Такие вот они, преподаватели «новой формации». Для них трава не расти, дай только личную выгоду получить. Ну, ничего! В следующем году авиационные приборы буду вести у вас я, так что вы у меня попляшете. Знания от зубов отлетать будут!
Рязанцев стал первым человеком, который смотрел в корень проблемы и винил во всех бедах не меня, а Криницкого, за что я Льву Михайловичу был невероятно благодарен.
Оставалось проставить только два предмета, чем я и занялся. По иностранному языку у меня снова вышла четвёрка. Как бы я ни старался исправить ситуацию, у меня критически не хватало времени на изучение языка. К счастью, английский нам изучать ещё три года и есть время исправиться.
