Гридень 3. Экспансия - Денис Старый
Сложно усидеть на месте, лишь наблюдая за сражением. Да и нужно показать полезность тех войск, которые до сих пор высмеивают. Вон, даже арбалетчики мои работают отдельно, по собственному разумению.Буллинг пехоты нужно пресекать героическими сражениями. Создавать социальный лифт и тогда у меня в копейщики еще конкурс на места будет.
— Хоругви! Готовсь! — выкрикнул я.
Хоругвями я назвал тот тип построений, которому больше подошло бы наименование «фаланга» или «терция». Но слово «хоругвь» мне больше понравилось. И пусть в иной реальности лет так через сто-двести так начнут называть отряды в сто человек, здесь я законодатель моды на названия.
— Дозволь быть с тобой! — попросился Ефрем.
— Будь, — усмехнулся я.
Возглавлять построение я не собирался, но выйти из-за стен гуляй-поля вместе с хоругвей, нужно было. Я должен видеть работу воинов, они будут видеть, что не брошены и сам командующий с ними рядом. Это что касается психологической составляющей.
Но была и практическая значимость того, что я собирался выводить пехоту за стены вагенбурга. Так я хотел сдерживать вражескую конницу как можно дольше в местах, полных ловушек и на расстоянии, на котором стрелы наших лучников могут добивать до врага, перелетая над нашими головами. А еще я хотел опробовать новое оружие, захватить которое приказал Ефрему.
— Раздвигай телеги! — приказал я, когда копейщики были построены в колону по десять человек.
Раздвинули три телеги, убрали щиты на них, и, после моей команды, пехота стала организованно выходить за стены вагенбурга, чтобы принять свой первый бой, самый важный уже потому, что первый. Сейчас эти пехотинцы, бывшие еще вчера охотниками, или крестьянами, сдавали комбинированный экзамен.
Во-первых, они должны заслужить статус, по которому окончательно перестанут быть крестьянами, охотниками, бортниками, а станут защитниками Русской Земли. Во-вторых, начинается суровый экзамен передсобой же. Сможет ли воин совладать со страхами, с волнениями, останется ли на позиции и выполнит ли то, что требует командир? Это нужно сделать сегодня, в своем первом бою, иначе тень трусости никогда не покинет воина. Было и в-третьих. Пехота выходит доказывать, что она имеет право быть важной составляющей меняющейся русской военной системы.
Пусть системы Братства, так как изменения пока касаются лишь моих воинов, но уже части русской системы. Все мы братья — все русичи, даже если в составе будут иноплеменники, они будут по духу и вере русскими людьми. Сейчас победим, докажем состоятельность, так и дальше можно будет формировать такие вот отряды. Мало того, многие воины, ну, или люди с бойцовскими характерами, которые не имеют прямо сейчас возможности стать воинами или по сословным причинам, или из-за того, что не могут купить себе даже боевой топор, хлынут в Братство. Мы сможем, если еды только хватит, целую тьму таких вот воинов собрать.
— Держитесь там, люди христианские! — сказал кто-то из ратников, которые оставались в вагенбурге.
— Спаси Христос, — отвечали в пехотной колоне.
Впору прикрикнуть про лишние разговоры, но этот порыв практически братания нельзя пресекать. Опытные ратники, иноки-братья, которые не так давно смеялись с пешцев, сочувствуют им, уходящим, как многие считают, на смерть.
Пехота выходила из созданной бреши вагенбурга, сразу же растекалась в разные стороны, быстро создавая плотное, шестирядное построение. Десяток уходил налево, следующий десяток — направо. Пехота шла на подкашивающих ногах, перебаривая свой страх. И была некоторая обреченность в лицах воинов.
— А ну, не робеть! Стоять и победить! Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Так лучше в бою сгинуть за землю родную и во имя Христа, и я выплачу семьям вашим серебро, чем немощным помирать на сырой земле, — кричал я, гарцуя на коне вдоль колоны, большая часть которой уже ушла за пределы вагенбурга.
А в это время все стрелы, все арбалетные болты — все летело в половцев, которые рвались отчего-то именно к тому укрытию, где находился я. Лучники показывали отличные результаты. Нет, не в меткости, а, скорее, в скорострельности. Ну, а что до точности стрельбы, то ее, по сути, не было никакой. Между тем, град стрел служил некоторой преградой для вражеской конницы, которая застопорилась в многочисленных завалах из людей и коней, но приходила в себя, начиная прямо под летящими нашими стрелами перегруппировываться. Чуть более результативно стреляли арбалетчики, но скорость их перезаряжания была низкой.
— Копья вперед! — командовал я, оставаясь в сопровождении Ефрема и еще двух десятков воинов позади построения.
— Тзын, — черкнула стрела по моему панцирю.
— Хорошие лучники у супостата! — ухмыльнулся я.
Тут бы не схватить чувство вседозволенности и самому не лезть под стрелы. Держит доспех стрелы, добрая бронь вышла, но это не повод, быть мишенью.
— Встать перед тысяцким! — закричал Ефрем, искоса посматривая на меня, чтобы изучить реакцию.
Не время заниматься поучениями, после обсудим правильно ли действовал Ефрем. У нас теперь так заведено, что все учения, все бои, всегда нужно анализировать, но после. Телохранители хотят закрыть охраняемое тело? Так что мешать этому? Главное, чтобы видеть творящееся на поле.
— Шаг! — скомандовал я, и шесть сотен копейщиков, при поддержке на флангах арбалетчиков, почти дружно шагнули вперед. — Шаг! Шаг!
Пехотинцы приближались к месту, впереди которого были рогатки. Всего шестьдесят шагов и нужно стать насмерть. В нас летели стрелы, которые, впрочем, почти не приносили ущерба, пусть раненые уже были, но легко. Между тем, находиться под обстрелом психологически крайне сложно.
Уже появились несколько человек, которые, бросив пики, побежали прочь, некоторых, которые дернулись сделать тоже самое, смогли остановить и вразумить десятники. Командирами десятков в пехоте назначались, скорее, по главному принципу — психологическая устойчивость и просто адекватность мышления. Вот и выходит так, что им приходится больше смотреть, дабы не разбежались бывшие крестьяне, прямо сейчас становящиеся воинами.
— Стройся! Быстрее! — кричали у меня за спиной.
— Ефрем? — позвал я десятника. — Узнай почему без приказа лучники выходят из гуляй-поля.
Ефрем уже самостоятельно хотел исполнять приказ, но я остановил его.
— Стой! Пусть действуют. Это может быть правильным, — сказал я, наблюдая, как лучники, не все, что имелись, а сотня, приблизились к построению пехоты и стали за рядами в метрах двадцати.
Да, сейчас вполне могут пригодиться дополнительные лучники. Вот только они плохо защищены, кто-то в кольчугах, но иные вовсе в кожаных доспехах с железными пластинами, прикрепленнымилишь в некоторых местах.
— Товсь! Бей! — командовал
