Муля, не нервируй... Книга 2 - А. Фонд
Я вернулся в комнате. На столе уже стояла полная миска пахучего куриного супа и Дуся хлопотала, то нарезая хлеб, то доставала котлеты.
– Ого, тут на целый батальон еды, – сказал я, – и когда ты успеваешь только?
– Дак котлеты со вчера остались, – сказала Дуся и похвасталась с видом победителя, – я уговорила таки Модеста Фёдоровича не тратиться на ресторан. Дома-то всяко лучше. И дешевле. И так сколько денег выкинули. А результат какой? Там подарков, как кот наплакал. Ты бы видел их, Муля. Ерунда всякая. А ещё учёные! А Маше так вообще гипсовую статую подарили. Срамота одна! Нет, сейчас не то, что раньше…
Дуся продолжала ворчать, я не стал ей говорить, что коллеги так подшутили над ними. И бюст Менделеева – это очень жирный и недвусмысленный намёк на Мулиного отчима. Кличка у него такая среди студентов и аспирантов. Да и среди коллег, я уверен, тоже. Поэтому направил разговор в конструктивное русло:
– Как там молодожёны наши поживают?
– Да хорошо они поживают, – вздохнула Дуся, – угодил ты им с подарком, Муля. Уже собираются в Дом отдыха ехать, на следующей неделе. Маша платье в ателье заказала.
– Так даты заезда ведь на этой, – поморщился я, вспоминая бланки.
– А Модест Фёдорович позвонил им туда и перенёс даты. У него в эту пятницу Учёный совет, век бы их не видать!
– Не любишь ты Учёные советы, Дуся, – беззлобно поддел её я.
– А какая от них польза? – гневно покачала головой Дуся и поставила передо мной ещё и тарелочку холодца. – Модест Фёдорович уже наперёд переживает, что с Поповым этим дурацким война будет…
Мда, с Поповым тоже надо разбираться. Иначе он точно житья Мулиному отчиму не даст. Да и новоиспечённой мачехе тоже. Вот только как мне к нему подобраться? Тоже что ли в институт этот сходить? Я-то с ним никак и нигде не пересекаюсь.
И тут дверь открылась и в комнату заглянула Муза.
Увидев Дусю, она смутилась:
– Здравствуйте, – сказала она, – а тут Муля говорил…
– Заходите, Муза, – сказал я, – Дуся, давай Музе дадим попробовать твоего супа? А то я нахвастался…
– Ой, да что там за суп! – расцвела Дуся и потребовала, – да вы проходите, садитесь. Я сейчас налью.
– А ты сама хоть ела? – додумался спросить её я.
– За меня не беспокойся, – отмахнулась Дуся, – кухарка голодной никогда не бывает.
Она поставила перед Музой полную тарелку супа. А тарелки, точнее миски, у Дуси были глубокие-преглубокие. Даже я еле-еле справлялся. Обычных столовых тарелок Дуся не признавала.
– Ой, зачем же так много, – запротестовала Муза, – я же только ложечку попробовать, для Щелкунчика…
– Да ты на себя посмотри! – возмутилась Дуся, – кожа да кости. Сколько налила, столько и есть будешь. И попробуй не доесть!
Произнеся этот монолог суровым тоном, Дуся сказала:
– Вы пока ужинайте. А я к Полине Харитоновне схожу, я ей рецепт пирога обещала.
Она вышла, а мы с Музой остались наедине. Сначала ели молча, а потом Муза подняла взгляд от тарелки и посмотрела на меня:
– Муля, мы с Колей в зоопарк ходили…
– Ну и как? – спросил я, всё ещё витая в облаках.
– Я думала, он посмотреть хочет, а он меня на выпойку оленят потащил, – глаза у Музы засверкали, она даже о еде забыла, – там такой один оленёночек был, миленький. Он самый маленький, но такой проворный. Вперёд всех остальных к соске тянется…
Она говорила взахлёб, глаза блестели.
– Нравится?
Муза умолкла на полуслове и уставилась на меня. Лицо её начал заливать румянец.
– Муза, я тут подумал, – торопливо сказал я, пока она не выкинула опять какой-то фортель. – У них, в зоопарке, рук не хватает. Они же выпойку почему детям доверяют? Потому что своих сотрудников мало. И вот я подумал, а зачем вам горбатиться в этом гардеробе за три копейки? Лучше попроситесь в зоопарк, на выпойку. Там такие же три копейки, зато вы настоящую пользу приносить будете. Или, если хотите, я сам их попрошу?
– Не надо! – испугалась Муза и тихо добавила, – вы думаете, Муля, они меня возьмут?
– А почему нет? – удивился я, – они там в рабочие кого попало набирают. Выбора-то особо нету. А вы – человек интеллигентный, ответственный. Им такие очень нужны.
– А это удобно разве? – всё не могла решиться Муза.
– Конечно удобно! – заявил я, – во всяком случае, чтобы понимать, нужно попробовать. А иначе как понять?
– Да старая я уже профессию менять, – смутилась Муза. Но, судя по её вопросам, она просто хотела, чтобы я её поддержал.
И я поддержал:
– Мне кажется, что животные – ваше призвание, Муза. Вы их душой чувствуете. Вон как к вам Щелкунчик тянется.
Муза порозовела. Похвала ей понравилась.
– Я завтра спрошу, – сказала она и на её лице промелькнула мечтательная улыбка.
Не успели мы с Музой поужинать, как заявилась Фаина Георгиевна. Она была «при параде», одетая, словно на праздник. Увидев, как мы с Музой мирно едим суп и болтаем о Щелкунчике, она возмущённо проворчала:
– Муля! А ты почему это расселся, как король на именинах? Ты забыл разве, что у меня сегодня участие в спектакле?
Если честно, то я забыл. Но не буду же я ей говорить это. Поэтому я сделал задумчивое лицо.
– Муля, ты обормот! – возмутилась она, – собирайся давай быстро. А то опоздаем. Глориозов будет ругаться, а виноват будешь ты.
Пришлось собираться.
По дороге в театр Фаина Георгиевна пожаловалась:
– Ты представляешь, Муля, хохочут они надо мной!
– Кто посмел? – брякнул я.
– Да бездари эти! – вскинулась она, – и виноват в этом только ты!
Я философски пожал плечами. Если женщина считает, что мужчина виноват, лучше соглашаться сразу, иначе потом будет ой.
Но Фаине Георгиевне нужно было вылить возмущение. Мои реакции ей были не интересны. Так,
