Главная роль - Павел Смолин
— У меня здоровье еще ого-го, Георгий Александрович, — заявил он.
— Вижу, — зевнул я. — Иди спать.
Обидно — зря вставал, мог спокойно спать до утра, с такими-то «полезными» телеграммами.
* * *
К утру шторм начал стихать, и к десяти часам о нем напоминали только серое, затянутое потерявшими силу тучками небо, мутная вода в бухте и приятный привкус озона в воздухе. Я бы предпочел вернуться на Родину в ярко-солнечный день — это было бы в определенной степени символично — но плывущий в соседней шлюпке гроб Николая оставляет журналистам окно для красочных фраз типа: «Сама русская природа оплакивала гибель цесаревича».
По мере приближения к берегу я впадал в грусть — это не тот большой и в целом неплохо себя чувствующий город, а вчерашний форпост. Порт никчемен — Нагасаки по сравнению с ним настоящая мечта. Но работа идет — там вон подъемный кран актуального времени образца, здесь бетоном залит фундамент будущего сухого дока, а на почти неоскверненных рукой человека (иронизирую, толку с этих недогор?) сопках строятся дома. В будущем будут видны многоэтажки, а пока довольствуемся тем, что имеем.
Народу на Адмиральскую пристань набилась тьма. Никакого японского однообразия и стандартизированных флажков — единообразно выглядят только армия и флот, горожане и крестьяне (их здесь немного — программа переселения работает, но до сюда доезжают сильно не все) нарядились как могли с учетом финансовых возможностей. Под приветственные залпы наших кораблей шлюпка причалила к берегу, и я прошелся по организованному местными шишками живому коридору, окончив путь у местной «троицы»: генерал-губернатор Николай Иванович Гродеков, создававший приятное первое впечатление умными глазами за аккуратными очками и солидными усами, военный губернатор Приморской области и наказной атамана Уссурийского казачьего войска по совместимости, генерал-майор Николай Михайлович Чичагов. Седые бакенбарды отлично сочетаются с сохранившими черный цвет усами! Довершал композицию вице-губернатор, действительный статский советник Яков Павлович Омельянович-Павленко.
Формальности произвели двоякое впечатление, и, полагаю, не только на меня. С одной стороны порты чествуют меня, рассказывая как много для всего края значит мой визит и как много лет его ждали, а с другой царит плач по Николаю — гроб со всеми почестями повезли в местный Успенский собор, чтобы подданные могли помолиться за упокой цесаревича. Перед собором будет крюк в какой-нибудь холодный подвал: гонку со временем никто не отменял, и тело Николая нужно накачать свежим формальдегидом.
А еще я краем уха выхватывал тревожащие толпу шепотки:
«Война!»
«На Китай пойдем!»
«Совсем скоты узкоглазые обнаглели…»
«Давно пора Китай себе забрать — нечего тут англичанам делать…».
«Тревога» бывает разная. Конкретно здесь войны не боялись, ее ждали и радовались «звоночкам». Такие вот времена, воинственные и на экспансию поощряющие. Придется наших богатырей расстроить — прямо сейчас нифига не обломится, кроме почти халявных медалей за демонстрацию силы (они же — Приманчжурские учения). За бескровное взятие Манчжурии тоже кто надо «висюльки» заимеет, и я в их числе, что хорошо: мне по праву рождения определенный набор положен, сверх добавляется набор, положенный цесаревичу, и среди этого иконостаса реально заслуженная и значимая для Империи медалька будет смотреться очень хорошо, закрепляя и легитимизируя предыдущие.
Программа сегодня насыщенная, но прежде всего, договорив протокольные строки о том, как мне приятно здесь быть — и мне действительно приятно, это же Родина! — и потихоньку идем в составе процессии по подозрительно новой, выложенной брусчаткой дорожке вверх, между покрытыми свежими почками деревьев. А вот и Триумфальная арка в ее первозданном виде! Построена в честь визита цесаревича, в советское время была переделана и пришла в запустение, а потом, в двухтысячных, ее отреставрировали как было.
Проходя под аркой, я испытал совсем не триумфальный трепет — я действительно дома! Тот же самый город, та же страна, те же люди, тот же воздух, то же небо над головой! Воздух отличается — несоизмеримо чище, но, когда благодаря моему мудрому правлению народ массово пересядет на автомобили, а вокруг вырастут неисчислимые корпуса заводов и колоссы градирен «атомок», этот недостаток быстро исправится!
Воздух наполнился колоколами — не в мою честь, а тоскливо и протяжно — по Николаю. Раньше я расстраивался, когда брат отбирал у меня внимание окружающих, но теперь я спокоен: пусть я начинаю свою победную поступь (буквально!) по Родине с тяжелыми для окружающих чувствами, но триумфов у меня впереди предостаточно! Ужасно циничная мысль, да.
Выбравшись с набережной на улицу, мы погрузились в коляски: грязища совершенно замечательная, пешком идти себе дороже. Если поднять взгляд от дороги, они упрутся в свежеокрашенные каменные и деревянные домики, которые я частично узнаю — время уничтожило далеко не все. Центр — в эти времена еще не «исторический», а совсем новый! — порадовал мощеной дорогой и совсем уж знакомыми домами. Дома — чужие, но ощущения как от своего!
А еще всю дорогу до Успенского собора я вглядывался в лица, пытаясь высмотреть отблески будущей гражданской войны. Народоволец с нитроглицериновым чемоданом — это фигня, потому что громкое и безумное меньшинство народные массы на борьбу одной только пропагандой поднять не может. Может и глупо было ожидать другого, но все лица как одно взирали на меня с восторгом. Военные в мундирах, купечество в солидных костюмах, мещане в костюмах из магазинов готового платья, крестьяне в длинных белых рубахах и зипунах. Лаптей не вижу, все в нормальной обувке — грязной, ну так всю ночь дождик лил, на верхней одежде ни пятнышка. Обязательно заеду в несколько деревень по пути в Петербург — и не в «потемкинские», а настоящие. Предполагаю тоскливое зрелище, но у страха глаза велики: будучи поначалу напуганным и растерянным, я накручивал себя сверх всякой меры, но реальность оказалась на удивление благосклонной. Да, табакерка. Да, нитроглицерин. Да, Троцкий с Лениным. Да, серпентарий вместо нормального самодержавия. Но мне же благоволят Высшие силы, у меня даже физиологическое доказательство есть! Одна задушевная беседа с Императором, немножко очень циничной и вызывающей стыд конвертации крови Николая по выгодному курсу, и по мировому океану пошли умопомрачительных размеров волны! И это сейчас, во время веселой прогулки. Неужели дальше оплошаю и наделаю ошибок? Главное — не зарваться и не уверовать в собственную непогрешимость и воплощать на практике конфуцианские идеалы правителя. Кстати о Конфуции…
— Много ли китайцев живет в Приморской области, Николай Иванович? — обратился я за справкой к генерал-губернатору.
— Точно никто не скажет, Ваше Высочество,
