Штуцер и тесак - Анатолий Федорович Дроздов
Пока мы занимались ранеными, полк и рота сражались. Я слышал грохот орудий и треск ружейных залпов. Вюртембергцы еще дважды пробовали нас на зуб. Обломались. Восемь пушек, палящих картечью, – это вам не баран начихал. Стреляли они, конечно, не часто – артиллеристов мало, но и этого хватило. К вечеру прискакал посыльный от Багратиона с приказом отступить в город. Так закончился этот день.
В Смоленск мы въехали в сумерках. Город еще не горел – не обстреливали. Это будет завтра. Французы выбили 2-ю армию с занимаемых позиций, оттеснив ее за городские стены. По здешним понятиям – победили. Ню-ню… Мы успели умыться и перекусить хлебом с салом, когда прискакал посыльный от Багратиона – нас вызывали в штаб. Приведя себя в порядок, насколько это было возможно, мы отправились к знакомому особняку.
Тот же зал на первом этаже, только стол посреди не уставлен блюдами, а завален картами и бумагами. Вокруг толпились генералы и офицеры чинами пониже, но в таких, что нам до них, как до Петербурга на карачках. Срисовав это, Семен заробел и замер у порога. Я встал рядом. Адъютант, приведший нас, скользнул к столу и что-то шепнул склонившемуся над картой Багратиону. Генерал поднял голову и сделал знак приблизиться. Мы подчинились.
– Ваше сиятельство… – начал Семен, но Багратион не дал ему договорить.
– Посмотрите, господа! – сказал, указав на нас. – Перед вами герои сегодняшнего сражения. Не хочу сказать плохо о других – все бились отважно, но эти двое превзошли всех. Перед вами, если кто не знает, командир отдельной роты егерей штабс-капитан Спешнев и его помощник лекарь Руцкий. Отправленные на помощь Орловскому полку, они вместе с ним в течение дня отразили пять атак превосходящего силами противника, нанеся тому огромные потери. Так, Иван Федорович? – он глянул на стоявшего рядом генерала.
– Так точно, ваше сиятельство! – кивнул тот. – Согласно донесению командира Орловского полка, только прибытие роты егерей при четырех пушках позволили ему устоять перед неприятелем, который наступал силами не менее дивизии, включая кавалерию, но полк не только успешно отразил атаки, но и в полном порядке отошел к Смоленску, не потеряв ни единого орудия и вывезя всех раненых.
– Кстати, о пушках, – сказал Багратион. – У этих орлов на вооружении списанные из арсенала орудия малого калибра. Тем не менее, они доказали, что дело не пушках, а в тех, кто из них стреляет. Мало того, рота Спешнева сумела отбить у неприятеля еще четыре орудия, которые немедля применила против него же. Так, штабс-капитан?
– Так точно! – вытянулся Семен.
– Как удалось?
– Вюртембергцы оставили батарею без прикрытия. Платон Сергеевич, – он указал на меня, – разглядел это и предложил захватить. Мы прорубили просеку в кустарнике и, прячась за ним, зашли к неприятелю в тыл. Там перебили прислугу орудий, после чего увезли их к себе.
– Сколько людей потеряли?
– Шестерых убитыми и одиннадцать ранеными за весь день.
Увы, но так. Вюртембергцы тоже стреляли…
– Учитесь, господа! – Багратион повернулся к генералам. – Сегодня армия потеряла двенадцать тысяч человек. Разбиты или захвачены противником двадцать три орудия. А у Спешнева и потери малые, и орудий прибыло. Вот как нужно воевать! И ведь не скажешь, что на второстепенном участке стояли – в самое пекло отправил. Спасибо тебе, капитан, и тебе, лекарь! Признаюсь, сомневался, что выйдет толк из вашей затеи. Какая отдельная рота, для чего? Ошибся. Вы и Неверовскому помогли, и орловцев выручили. Лично напишу государю о вашем подвиге. А пока благодарю за службу!
Багратион подошел к нам и по очереди обнял.
– А теперь слушай меня, капитан! – сказал, отступив на шаг.
– Штабс-капитан, – заикнулся было Семен.
– Не перечь командующему! – оборвал Багратион. – Ему виднее. Чин жалует государь, но после такого считай, что он у тебя на шее, как и орден. Так вот, капитан. Этой ночью армия покинет Смоленск. Отход уже начался. Прикрывать назначена дивизия Паскевича[108], – он указал на генерала, рассказавшего о нашем участии в сражении. – Он просил дать ему роту, так славно показавшую себя в сегодняшнем сражении. Я согласился. Так что поступаешь в распоряжение Ивана Федоровича. Служи ему, как мне. Понял?
– Так точно, ваше сиятельство!
– Просьбы есть?
Семен замялся, и тут влез я.
– Нам бы артиллеристов, ваше сиятельство. Пушки есть, а стрелять некому. И еще зарядов. Сегодня, считай, все пожгли.
– Найдешь? – Багратион посмотрел на Паскевича.
– Да, ваше сиятельство! – кивнул тот.
– Свободны! – кивнул нам командующий.
Мы с Семеном сделали поворот кругом и направились к выходу.
– Руцкий! – окликнули со спины.
Я встал и повернулся.
– О тебе тоже государю напишу, – сказал Багратион. – Не мне решать, но считай, что желаемое у тебя есть.
– Благодарю, ваше сиятельство! – поклонился я.
– Служи, Руцкий! За царем и Отечеством не пропадет. Адъютант в приемной даст вам кресты для отличившихся. Распорядитесь ими с умом. Все, что могу. Идите!
И мы пошли. В приемной Спешнев забрал у адъютанта пять Георгиевских крестов, и мы отправились в роту. По пути жались к заборам, пропуская уходившие из города войска. Шаркая подошвами и звеня амуницией, шагали мимо нас пешие колонны, под топот копыт катили повозки и артиллерийские упряжки, рысила кавалерия. В этот раз не было ни пения труб, ни дроби барабанов – армия уходила тихо. В наступившей темноте не было видно выражения лиц солдат и офицеров, но не приходилось сомневаться, что они не горят радостью. Зря. Захватив Смоленск, Наполеон вступит одной ногой в могилу. Второй угодит в Москве…
Этой ночью нам удалось поспать только пару часов. Сначала прибыли обещанные Паскевичем артиллеристы под командованием штабс-капитана Зыкова. Они с Семеном немного пободались на тему, кто из них центровой. Насчет Спешнева артиллерист не возражал, а вот мой статус ему не нравился. В ответ я спросил офицера: где его пушки, и с чего это его, такого красивого, прислали к нам, а не наоборот? После чего штабс-капитан увял и согласился
