Михаил МЕДВЕДЕВ - КОНТРОЛЬНОЕ ВТОРЖЕНИЕ
— Подробностей не надо. Они мне известны лучше, чем тебе, – вздохнул я.
— Тут есть еще одно дело. – Готлиб смущенно посмотрел на носки своих ботинок. – Тебя домогается какая-то вздорная дама. Утверждает, что она твоя жена. Мне не очень верится…
— Тумана Сентябрь? Это не моя жена, – я решительно замотал головой. – Это его жена, – мой указательный палец уткнулся в мою в грудь.
— Понятно, а то я немного удивился, – пробурчал Борей. – Что ей передать?
— Передай ей… – На мгновение я задумался, мой взгляд уперся в контейнер со смертельной инфекцией. – Передай ей, что Светозар Ломакин умер.
— Зачем же так жестоко? – вопросительно прошипел Борей и обильно оросил мое лицо брызжущей слюной. – Ты всегда слишком легко относился к человеческим страданиям, Петр. Ты очень просто решаешь все проблемы.
— А ты? – спросил я, хладнокровно вытирая щеки пижамной манжетой.
Мой друг понурился.
— Знаешь, Васнецов, – печально сказал он. – Я ничего не буду ей говорить.
— Не говори. Я сам разберусь со всем, когда… В смысле, если вернусь. А если не вернусь, то ты присмотри за ней. Ну, чтобы все нормально было.
Борей посмотрел на часы.
— Пора.
Я встал. Мое облачение по-прежнему состояло лишь из больничной пижамы, на которую я не замедлил обратить внимание Готлиба. Он отмахнулся и сунул мне в руки тяжелый контейнер с инфекцией. Мы долго шли по пустым коридорам. Сквозь прозрачные стены я видел искусственный парк, раскинувшийся вокруг больницы.
«Почему деревья пластмассовые?» – спрашивал я.
«Потому что их нет», – отвечал мне сын Светозара, мальчик, отца которого я стер.
«Почему трава мертвая?» – интересовался я.
«Потому что весь этот мир – фальшивый», – отвечала Тумана, женщина, мужа которой я стер. Или всего лишь заставил исчезнуть? А если не играть словами, то просто убил. По-настоящему убил.
Миновав транспортный терминал, переполненный пахнущими краской новенькими вездеходами, мы влезли в обшарпанную телепортационную кабинку с выломанными дверцами и разбитым дисплеем. Похоже, что она досталась госпиталю в наследство от строителей, которые поленились возиться со списанием дорогостоящего оборудования. Лицо Готлиба на миг стало вдохновенно-сосредоточенным, он мысленно набрал код, и мы очутились на поверхности планеты. Как и водится на провинциальных внеземных космодромах, открытое пространство прикрывалось лишь тонкой завесой силового поля. Радужное мерцание, хорошо заметное на фоне ночного марсианского неба, не очень надежно защищало от жгучего космического излучения и стылого безвоздушного пространства. По технике безопасности при выходе на подобные площадки полагалось облачаться в скафандр, но у Человечества осталось слишком мало людей, чтобы следить еще и за соблюдением дурацких регламентов.
Корабль стоял на компактном стартовом столе метрах в двухстах от телепорта. Необычная обтекаемая конструкция будто сошла с рисунков мечтателей середины двадцатого века. В реальности таких аэродинамически прилизанных корпусов никогда не делали. Этот стал первым, который мне довелось увидеть. Я двинулся к кораблю, но Борей остановил меня и указал рукой на картонную коробку, которая дожидалась меня на космодромном бетоне. В коробке лежали штаны и куртка спортивного покроя. На самом дне, имитируя зодиакальный знак Рыб, расположились спортивные же туфли. Я сбросил с себя больничную одежду. Всю. Перед смертью полагается переодеваться в чистое. Странное, наверное, зрелище – голый человек под открытым марсианским небом.
— Надеюсь, свидимся, Светозар, – сказал Борей, дождавшись, когда я закончу. – Иди. Пилот ждет. Он знает, что делать. Удачи тебе.
Говорить рублеными фразами было не очень характерно для Борея. Обычно, даже в критической ситуации, он любил растечься мыслью по древу. Но сейчас, он так расчувствовался, что с трудом произносил и короткие предложения. Его лицо стало белым. Черные зрачки глаз отразили яркие марсианские звезды, и казалось, что я смотрю на бескрайнюю вселенную сквозь две большие дыры в его голове.
— До встречи. – Я развернулся и двинулся к стартовому комплексу.
Крошечный космический кораблик своей игрушечной компактностью напомнил мне двухместный подводный аппарат. Столь миниатюрные конструкции по определению не способны летать в космическом пространстве самостоятельно и могут попасть на космодром исключительно в виде груза или по ошибке. Пребывая в некотором недоумении, я поднялся по короткому трапу и, слегка согнувшись, вошел в тесную полость кабины. В кресле первого пилота сидел маленький человечек с раскосыми монголоидными глазами. Он улыбнулся и весело подмигнул мне. Я занял свободное место второго пилота. Контейнер пришлось водрузить себе на колени.
— Поехали? – спросил пилот с интонацией радушного робота-таксиста на маршруте Сестрорецк – Луноград-4.
— Поехали, – кивнул я. – Когда будем на месте, командир?
— Через полтора часа. – Пилот с яростным хрустом размял пальцы, словно собирался пилотировать джойстиком, а не телепатическими командами. – Это очень быстрая машина. Прототип. Существует в единственном экземпляре. – Он усмехнулся, увидев мое удивление. – В два счета покроем ноль-семь а.е.
— А не расплющит при разгоне? – оживившись, поинтересовался я и попытался в уме высчитать скорость чудо-аппарата.
Получалось что-то совсем уж несусветное. Если он не врет, то на таком можно запросто патрулировать внешние границы Солнечной Системы и при этом не слишком уставать.
— Поверишь? Чашка кофе не разольется. – Пилот гордо погладил полоску главного монитора. – Первоклассные гравикомпенсаторы стоят. Даже ремней не предусмотрено. Жаль терять такую машину. – Он протянул мне руку и представился. – Бато.
— Петр. – Я пожал руку. – Крепкая у тебя рука, Бато, как и имя.
— У тебя имя тоже не мягкое. Откуда знаешь, что мое значит? – Он изучающе заглянул в мое лицо.
Взгляд у него был цепкий, сканирующий.
— Бурятский учил, – признался я.
— Зачем учил? Чтобы с девушкой на ее языке разговаривать? – Он скорчил лукавую рожицу.
— Реферат в школе готовил по доламаистским верованиям Забайкалья, – медленно ответил я и растянул уголки губ в улыбке.
Бато уважительно присвистнул.
— Какой ерунде тебя в школе учили, – восхитился он.
— Почему же ерунде? Довольно интересный курс.
Врать было неприятно, но и правду рассказать я не мог. Зачем постороннему человеку знать, что его прекрасный язык я выучил, сидючи в плену у сибирских сепаратистов. Давно это было. Не в этой жизни, даже не в прошлой, а в позапрошлой. Еще до того, как мы собрали машину времени, мне пришлось повоевать «за единую и неделимую». До сих пор, когда встречаю бурята, у меня начинают зудеть вырванные тогда ногти.
Контрольный монитор моргнул и развернулся. На нем появился транспарант готовности. Бато немедленно утратил интерес к разговору и все свое внимание обратил на систему управления. Он несколько раз обежал взглядом экраны, в некоторой задумчивости поменял их местами, отрегулировал яркость и прозрачность. Потом провел пальцем по тумблеру с незнакомой мне маркировкой, вдавил какую-то кнопку и, не глядя на клавиши, ввел цифры защитного кода. Пару минут мы чего-то ждали. Бато сидел, закрыв глаза, а я вглядывался в ползущие по информационным панно непонятные графики. Неожиданно пилот вздохнул, задрал подбородок вверх и, словно обращаясь к небесам, произнес священную для каждого пилота фразу:
— К взлету готов.
Я вжался в спинку кресла. Мне не очень-то верилось в те чудеса, которые Бато рассказал про гравикомпенсаторы.
— С Богом. – Пилот положил ладонь на джойстик управления и слегка шевельнул пальцем.
Числа на экранах мгновенно изменились. Линия горизонта ушла вниз. Через пару секунд мы миновали навигационные маяки, расположенные в дальних окрестностях Марса. На пассажирском лайнере «Космофлота» эти маяки обычно проходят через тридцать минут после старта. И именно в это время стюардессы начинают принимать заказы. Наше бешеное ускорение совсем не чувствовалось, и от этого становилось жутковато.
Солнечный диск прополз по основному экрану и замер в правом верхнем углу. Корабль лег на курс. Он шел к Земле по прямой, не размениваясь на маневрирование в гравитационных полях и использование инерции движения планет.
— Как танк, – восхищенно прошептал я.
— Точно, – согласился Бато. – Даже неинтересно. Кофе будешь?
— А есть?
— А как же? – Он произвел какую-то манипуляцию с панелью, неудобно расположенной у самого пола, и из круглого паза в нижней части пульта выскочил пластиковый стаканчик с черной жидкостью. – Сахара нет. Не зарядил, ибо не употребляю. Извини.
Я взял стаканчик и несколько минут наслаждался милым сердцу каждого землянина запахом. Кофе получился отменный. Я даже хотел поинтересоваться маркой кофейного автомата, но потом решил, что, скорей всего, в этой жизни мне эта информация уже не пригодится, а в загробную я не очень-то верил.
