Выпускник - Мэт Купцов
А жить надо так, чтобы самому было хорошо, другим — чудесно, и при этом чтобы не было стыдно перед другими за свои идеалы. Если они окажутся, не как у всех.
В целом, жизнь — сложная штука. Чтобы себе и другим угодить одномоментно, это надо еще изловчиться.
Хотя… гляжу на Лидию. Не такой уж она пропащий человек, раз думает о работе и славе.
— Лидия, я обязательно уточню, нужен ли им сотрудник. Замолвлю за тебя словечко.
— Ты не подумай, я не из– за денег. А потому что мне есть, что сказать, — смотрит на меня многозначительно.
Ах ты бестия. Это что же ты полагаешь, что я ради денег, мне нечего сказать людям рабочим, а ты — комсорг, тебе есть что сказать, в отличие от меня.
Вспоминаю, что Лидия — женщина, и прибыла из того же чистилища, что и Зинка.
Улыбаюсь. Складываю продукты, тетрадку с конспектами, заворачиваю всё это добро в полотенце, ухожу к себе, а Лидия — к себе.
— Угощайтесь, — расстилаю перед засыпающими парнями скатерть– самобранку.
— Ну даешь, — мигом просыпаются, набрасываются на еду.
— Завтра можно поспать подольше, теперь завтрак не готовить, — радостно потягивается Серега.
— Это точно, — беру учебник, тетрадь, лампу ставлю рядом со своей кроватью.
Парни засыпают, а я зубрю литературу, пока не вырубаюсь перед рассветом.
Просыпаюсь, будто не спал вовсе. Два часа сна — это не сон, это издевательство над природой советского человека.
Лежу, гляжу в потолок, пытаюсь вспомнить и проговорить про себя последние вопросы по литературе, а мысли словно тараканы по черепной коробке разбегаются.
Одно умиротворяет — что по лицам парней заметно, в их головах тоже полный сумбур.
Каждый раз студенты клянутся, что в следующий раз начнут подготовку к зачету заранее, и каждый раз это заканчивается зубрежкой накануне или в ночь перед «стартом».
Одеваюсь без энтузиазма, натягиваю на себя что попало.
— Завтракать кто будет? — спрашивает Миша.
— Да бросьте, мы ночью поели, — подмечает Серега.
— Кому завтрак нужен в шесть утра, когда желудок ещё спит? — гундосит Колян.
— Тому, у кого мозг требует подзарядки, — бурчу я.– Чёрный чай, три ложки сахара — глюкоза, говорят, мозгу полезна.
Хотя, если честно, сомневаюсь, что даже чефир спасёт меня на зачёте по античной литературе.
Всё–таки пьем чай с сахаром, жмуримся от приторной сладости, но упрямо допиваем. Вдруг поможет сдать зачет? Нам сейчас любая помощь нужна — хоть извне, хоть изнутри.
Спустя пять минут, собираемся с ребятами, топаем на первую пару. Ноги сами несут по длинным коридорам, навык за четыре месяца учебы отработан до автоматизма.
Первая лекция — история журналистики.
Неинтересно? Очень даже интересно, но как– то невовремя.
Ещё как невовремя! Новая информация наслаивается на старую, вызубренную ночью, мешает.
К тому же переварить лекции мешают другие мысли, которым наводнен мозг — про девушек, их лисью хитрость и непостоянство, про мужское соперничество.
ВотЛида Веселова, к примеру. Вечный комсорг, и даже ей нужна моя помощь, придумала, чтобы я помог устроиться в газету. Будто бы у неё язык подвешен лучше, чем у меня, и есть что сказать народу.
Ха! Я тоже комсомолец, а не салага какой– то.
Все мы тут на светлое будущее работаем, которое ещё лет через пятьдесят наступит. Ну, может, не для всех. Но для кого–то точно наступит.
К черту всех, — мысленно выгоняю незваных товарищей из головы.
Сейчас надо сосредоточиться на лекции. Ну, или сделать вид, что я здесь, и в теме. Чтобы преподаватель мог видеть и читать мой внимательный взгляд издалека.
Профессор монотонно вещает о великих журналистах прошлого, а я ручку кручу, пытаюсь выбросить из головы все эти лишние мысли о «лидках» и «машках».
Буду как все, слишком умным тут быть рискованно.
Впрочем, получается так, что о будущем я знаю очень много, а о настоящем не так, чтобы ведущим журналистом куда– нибудь взяли. А это значит, что надо выбросить всякую чушь из головы, и учить то, что здесь дают, чтобы строить то самое «светлое» будущее, в котором меня переедет какой– то мерзавец на внедорожнике, тот самый, чей предок всё– таки дойдет до своего «светлого» завтра, и поможет внуку или сыну разбогатеть и купить тот самый дорогущий автомобиль.
Бухчу как старик.
Конечно, я озадачен из–за предстоящего зачета, но не настолько, чтобы обвинять в этой мелочи весь белый свет, и коммунистов, в том числе.
Все равно надо сдать античку. Преподаватель — серьезная особа, к ней не подъедешь на улыбках и грамотных речах.
Вот и открываю окно на перемене, вместе с ребятами ору:
— Халява, приди!
Но вместо халявы появляется она — преподавательница.
Вся в чёрном. Водолазка до самого подбородка, юбка чуть ниже колена, сапоги — угольно– чёрные.
Внешний вид как– то не вяжется с лекцией по античности, но всё равно жутковато. Волосы собраны в строгий пучок, лицо — серьёзнее некуда. В принципе, почему не вяжется? Очень даже. Все эти древние писатели– философы тоже кажутся не от мира сего.
— Халява вам не поможет, — усмехается она, и зовёт нас в аудиторию. Вид у неё такой, будто она знает нечто большее, чем мы. И это явно не античная литература.
Я, конечно, внутренне напрягаюсь. Вопросы– то по античке ночью штудировал. Слава героям прошлого, вытягиваю билет с темой, которую знаю на зубок. Рассказал всё так, будто сам с Гомером за одним столом сидел.
