Выпускник - Мэт Купцов
— С чего бы вам следить за мной — простым парнем? — впервые меня начинает беспокоить данный вопрос. Внезапно в голове всплывают слова Кости «про эти времена», то есть ему есть с чем сравнивать?
— Мы следим за такими как ты, — выдыхает он, смотрит многозначительно.
— Какими такими? — допытываюсь до него.
— За шустрыми, охочими до больших денег и чужих тайн, скрытых от глаз советских людей. И если ты начнешь болтать, придется закрыть тебе рот… навсегда.
— Не пугай меня, я пуганый, — шиплю зло.
Я так зол, что готов наброситься на Костю и порвать его на тряпки.
Понятное дело, его подослали ко мне, чтобы запугать.
В первый раз они меня били, или я их… Поняли, что не сработало, пытаются по–человечески поговорить, но получается это у них это из ряда вон плохо, потому что они сами нелюди.
— Я уже сказал тебе, — цежу сквозь зубы. — Так и передай своим, что работать на вас не буду. И на ментов не буду. И в партию я не собираюсь. Всё чего хочу — вести честные журналистские расследования. Хочу, чтобы люди наши советские знали, что на самом деле происходит в стране. Понял? Я — сам по себе.
Выхожу из копейки, громко хлопаю дверцей, так чтобы Костя оглох. К чертям собачьим.
— В общаге холодильником так хлопай. Упырь, — ревет Костик, срываясь с места.
С минуту смотрю вслед автомобилю.
Внезапно меня озаряет, что время не резиновое, и его скорее всего ни черта у меня в запасе не осталось.
Смотрю на циферблат. Подсвечиваю спичками, положенными в карман, взамен утерянному карманному фонарю.
Мне конец. Время 22–55.
Ускоряюсь, трусцой бегу к зданию.
22–59
Вваливаюсь, запыхавшись, в теплое помещение.
— Успел, шельмец, — охранник пропускает меня.
Спустя семь минут захожу в комнату. У парней горит настольная лампа, и они собрались вокруг письменного стола, разложили учебники, тетради с конспектами, чего–то зубрят.
— Что здесь происходит?
— Завтра зачет по античной литературе.
— Не–ет…
— Да, — Серега вскидывается, смотрит на меня вопросительно. — Ты какой–то не такой.
— Какой еще не такой? Как обычно всё — голодный и злой.
— Ужинай, мы тебе оставили жареную рыбу и капусту с макаронами. Хлеб, правда, закончился.
— Неужели нельзя было взять лишних пару кусочков из столовой?
— Можно, вот завтра пойди и возьми. На меня уже косятся, — злится Мишка. — Говорят, что наша комната съедает весь бесплатный хлеб и всю капусту. А еще при этом упоминают, что ты работаешь, и можешь позволить себе купить буханку хоть черного, хоть белого.
— Студенты, — выдыхаю зло.
— Вам не показалось, что прозвучало это слово оскорбительно? — усмехается Колян.
— Халявщики? Тебе тоже так послышалось? — злится Серега.
— Я не про это говорю, — огрызаюсь.
Парни забывают обо мне быстро, переключаются на игры разума античных философов, я же сбрасываю с себя одежду, переодеваюсь в домашнюю клетчатую рубашку с коротким рукавом и в трико.
Иду чистить зубы и умываться. Безумно хочется принять душ, но шуметь после одиннадцати вечера опасно для жизни. Прибежит кто–нибудь, снова начнет высказывать претензии, а я сегодня очень злой, могу и ответить.
Злой потому что, Игнатова не встретил. В гостинице запалился. А еще узнал, что мое имя уже на слуху не только у ментов, и бандитов, но и у настоящих уголовников. Если они решат, что я копаю под валютчиков, чтобы сдать их ментам — мне конец.
Где–то я ошибся. Не надо было лезть на рожон.
С другой стороны, мое слово пацана, против слова Зинки — Марты Хари, сделанной в СССР.
Если я найду убийцу Звонарева, Дед поверит мне. Волков и Ника тоже будут на моей стороне.
Что из этого следует?
Если мне поверят, то я выиграю очки. Ко мне начнут по–другому относиться.
Стоит отступить от любых вопросов с валютой. По крайней мере, мне теперь там светиться нельзя.
Но людям Волкова можно?
Стоит обратиться к майору Волкову, чтобы он дал оперативника для слежки за Игнатовым. Если мы докажем, что Гриша занимается валютой, тогда…
Что тогда?
Какая–то мысль крутится в мозгу, обрывается, улетает ее смысл, снова возвращается, зудит как комар. Что–то я упустил, то что напрягло меня сегодня больше всего… Костя… он говорил про «таких как я»… нет, он не может знать, что я попаданец, и знаю намного больше других.
Но он угрожал, что «они» следят за мной.
Твою мать!
Неужели у нас в стране Советов есть отдел в КГБ, который занимается попаданцами как пришельцами, и отслеживает каждый их шаг.
Хотелось бы ошибаться. Возможно, я устал от напряжения этого дня, вот и мерещится всякое дурное.
Так много баек я слышал за свою жизнь про кэгэбистов, что меня ничего не удивит. Даже если выяснится, что в их рядах есть такие как я, типа у них предчувствие, а сами всё знают наперёд. Для службы удобно.
Мысль обрывается, и я бью кулаком по раковине.
— Проблемы? — слышу у себя за спиной женский голос.
Вскидываюсь, с ужасом смотрю на отражение в зеркале, и вижу бледное лицо Лидии.
— Следишь за мной? В мужском туалете?
— Птичка на хвосте принесла, что ты едва сегодня успел попасть в общежитие.
— Ты еще спроси, куда я ходил, — мой голос становится стальным.
— Не буду, я тебе не мать.
— Серьезно? А я думал, что ты хочешь записаться ко мне в старшие сестры, как минимум, вечно вьешься рядом.
— Ты голодный? — тихо спрашивает Лидия.
— Есть немного. А тебе какое до меня
