Прыжок "Лисицы" - Greko
— Мы же не будем плакать? — усмехнулся Спенсер, опять догадавшись о чём я думаю.
— Нет. Думаю, не стоит. Не получится.
— Да. Да. Мне даже нечего оставить тебе на память. Думал про штуцер. Но за ним такой след, что, наверное, не нужно подвергать тебя излишней опасности.
— Ты прав. И я уже много раз тебе говорил. Повторю еще раз: лучшим подарком для меня будет твоя книга, Эдмонд. Иначе, окажется, что все было зря.
— Всё? — Спенсер прищурился.
— Почти всё, — я улыбнулся, согласившись.
— Ну и последнее. Я хотел… Что значит хотел⁈ — Спенсер перебил сам себя. — Я приглашаю тебя в Лондон! Понимаю, что из-за Тамары ты сейчас не сможешь воспользоваться этим предложением. Но я буду рад встретиться с тобой на моей земле, в моем городе. Очень хочу, чтобы ты его увидел. Буду твоим личным гидом и проводником! — мы оба рассмеялись. — Поверь, Лондон — лучший город в мире! И он ждёт тебя! Ну как?
— Спасибо, Эдмонд! Надеюсь, у меня получится воспользоваться твоим любезным приглашением. Не скрою, я очень хочу увидеть твою землю и твой город!
Эдмонд подошёл. Мы обнялись.
— Спасибо! — он был искренен.
— И тебе, Эдмонд! Как принято говорить у русских: не поминай лихом!
Спенсер отодвинулся. Руки его оставались на моих плечах.
— Какое точное пожелание!
Потом опять приник ко мне. Вдруг зашептал:
— Прошу тебя, друг! Как только прибудете на место, беги с корабля и не возвращайся на него! Не спрашивай ни о чём. Просто исполни мою просьбу.
Разомкнул объятия. Внимательно смотрел. Я, конечно, чуть растерялся, недоумевал. Но спрашивать ничего не стал, следуя его просьбе. Просто кивнул, указывая на то, что принял к сведению его предупреждение. Его прощальный подарок.
— Удачи! — пожелал напоследок мне Эдмонд Спенсер. Его ждал Лондон…
После такого прощания я не мог отделаться от ощущения, что меня втягивают в какое-то дерьмо. Когда корабль вышел в море, меня пригласили на обед к капитану. Проявили уважение. Но я чувствовал, что меня превратили в актёра дурной пьесы. Все реплики ее участников звучали фальшиво. Иногда невпопад.
— Сто тонн соли в трюме — отличный балласт для шхуны, — зачем-то сообщил мне капитан Чайлдс.
Ага-ага, поверил. А что в кормовой части разместили? Тоже соль? И потому к этому «важнейшему» грузу приставили часового? Я этот важный нюанс выяснил сразу по прибытии на корабль, быстренько по нему пробежавшись и все осмотрев.
— Рассчитываю выручить за эту соль приличные деньги! — добавил Белл.
Он продолжал бесить своей манерой смотреть на всех сверху вниз и изображать из себя торговца. Единственное, что меня примиряло с этим сборищем лжецов — выделенная мне каюта, в которой можно было укрыться от дождя и брызг морской воды.
От былого комфорта на баке не осталось и следа. Ноябрьское Черное море было неспокойно. Валкая шхуна, казалось, вот-вот опрокинется. Ее высокие мачты, огромный грот, слишком большие паруса для такой погоды создавали впечатление, что еще чуть-чуть — и морская волна зальет палубу и положит «Лисицу» набок. Шхуна то и дело черпала воду бортами. Ручные помпы работали непрерывно. Ветер крепчал.
Мое настроение было под стать погоде. Почему Эдмонд так настойчиво рекомендовал бежать с этого корабля? Что не так с «Виксеном»? Порох в трюме? Пора бы уже привыкнуть так плавать в Черкесию!
Известие о моем розыске в Константинополе заботило не меньше. Не то чтобы я планировал возвращаться в османскую столицу, но кто знает, куда заведет меня судьба? Было бы здорово встретиться с оставшимися там друзьями. И совсем не в радость снова попасть в «гости» к Ибрагим-паше. Фалакой теперь не отделаюсь. Повесят в назидание другим на первом попавшемся доме после короткого дознания.
Когда на горизонте сквозь пелену дождя проглянули кавказские горы, пассажиры корабля стали поодиночке выбираться на палубу. Я прошел на бак, с трудом удерживая равновесие. Неплохие качели создала непогода! Сердце екало в груди каждый раз, когда шхуна соскальзывала с гребня высокой волны.
Ко мне, как банный лист, прилип Лука. Все расспрашивал про черкесских девушек. Любят ли они подарки и как далеко можно зайти с ними в заигрываниях. Чувствовалось, что во флирте он весьма поднаторел. И в моих советах вряд ли нуждался. Да я, собственно, и помочь ему толком не мог. Нам со Спенсером было как-то не до черкешенок!
Вскоре, когда берег заметно приблизился, Белл отогнал грека от меня. Он хотел поговорить без лишних ушей.
— Непогода распугала русские крейсера! — констатировал шотландец своим надтреснутым голосом.
Вокруг и вправду было пустынно. Ни одного паруса на горизонте. Патрульные корабли русских спрятались в бухтах.
— Ваш отчет о поездке в Черкесию вызвал недовольство у лорда Понсонби, — неожиданное признание Белла застало меня врасплох. — Правильнее сказать, не сам отчет, а его резолютивная часть. С чего вы взяли, что сплочение горцев невозможно?
— Пообщаетесь с ними — поймете!
— Объединить можно даже мартышек! — презрительно бросил Белл. — А к чему были ваши замечания относительно преувеличения военных успехов черкесов?
— Но они и в самом деле более чем скромные! Когда мы обсуждали нашу миссию, прозвучало мнение о полном провале летней кампании 1836 года Вельяминова. Это абсолютная чушь!
— Хмм… Кто вам дал право судить о том, что и как происходит на берегах, к которым мы приближаемся?
Я развернулся лицом к Беллу и вытаращился на него в полном изумлении.
— Это моя работа, сэр. Мне за нее платит мистер Стюарт.
— Вы — глупец, Варвакис! Вы ровным счетом ничего не понимаете в политике! Суждения выносятся не в меблированных съемных домах Трабзона, а в фешенебельных гостиных Лондона. И там уже принято решение! Британия готова к войне с Россией!
Если бы рядом громыхнула пушка, я б и то меньше вздрогнул.
— Что вы трясётесь, как лист на осине⁈ Взгляните туда! — Белл ткнул пальцем в направлении кормы. — Что вы там видите?
Кроме снующих по палубе матросов и чистой линии горизонта я не видел ничего, чтобы могло привлечь внимание.
— Там, на гроте,
