Назад в СССР: Демон бокса – 3 - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
— Ага. Сейчас огласишь нечто охрененное, оно ввергнет меня в долговую яму лет на десять, и я буду привязан к тебе словно якорной цепью.
— Угадал, мой мальчик! — противный седой старый ниггер засмеялся неприятным смехом. Хоть ряды сидений в бизнес-классе отстояли далеко, звук разговоров заглушался гулом двигателей, он нагнулся ко мне и прошептал на ухо, обдавая тёплым влажным дыханием:
— Как тебе Пасифик Палисейдс?
Признаться, бывал там лишь раз, и то — случайно. Это где-то между горами Санта-Моника и Тихим океаном. На его просторах раскинулся большой парк Уилла Роджерса с пешеходными и велосипедными тропами… и квадратный сантиметр земли там дороже крыла самолёта.
— Класс! Но не потяну.
— Потянешь. До боя с Биггсом я намерен подписать контракт на тебя с HBO.
— О да, снимем «Игру престолов».
— Не знаю, о чём ты, малыш. Наверно, Чарлз тебе крепко дал по башке.
— Забудь. Так что мне даст НВО?
— Контракт на пять лет с продлением ещё на пять. Эксклюзивные права на интервью, кроме пред- и послематчевых пресс-конференций. Использование твоей наглой белой рожи в рекламе. Прочитаешь сам, необременительно. С контракта получишь десятки тысяч долларов в год, завоюешь пояс — это уже будут сотни тысяч.
— На десять лет не подпишусь. Дон! Я не хочу сдохнуть к сорока от инсульта. Сколько-то ударов в башку пропускаю. Пять лет, может и меньше, потом — перчатки на гвоздь.
— Не смей думать! — промоутер аж подскочил на кресле. — Я столько в тебя вложил!
— Брось. Мы вместе чуть больше года. Затраты на меня отбились, уже идёт чистая прибыль. А если ещё какой пояс урву…
— Да ни хрена ты не понимаешь, щенок! Я вкладываюсь в десяток таких как ты, девять выбрасываю на улицу, ни на что не годных, один должен вытянуть остальных.
— Правда? И много у тебя было чемпионов Европы и Олимпийских игр в новичках? Дай угадаю — в супертяже ни одного.
— Пшёл ты…
— С радостью. Как закончится контракт. Так что там в Пасифик Палисейдс?
Он молчал минуты две, раздувая синеватые губы. Попросил газировки у стюардессы.
— Мой кореш выкупил старое здание. Снесёт и построит ряд аккуратных двухэтажных типовых домиков. Таунхаус. Каждый с палисадником и небольшим задним двориком. Конечно, не первая линия у воды, океан из окон не виден, до него минут двадцать-тридцать лёгким бегом. Как и до парка.
— О’кей. Знаешь, Белый дом тоже очень неплохо расположен. Шанс попасть в него примерно такой же.
— Не торопись, бледнолицый. Мой кореш распродаст часть домов до начала стройки. Тем уменьшит свои расходы. А вот уже в готовом таунхаусе будет рвать по полной.
— То есть предлагаешь мне купить воздух?
— Я выступаю гарантом, ты понял? Если платить сейчас, дом обойдётся в девятьсот тысяч. Что важно, часть платежа он примет от тебя наличкой. Я же знаю про ваши хитрожопые махинации с массажистом, делающим за тебя ставки. Да, что-то заработаешь на тотализаторе, но хрен их задекларируешь. Если превратить нал в официал, с налогами, потеряешь половину. Луис примет четыреста тысяч налом один в один.
— Зачем ему столько нала?
— Потому что таунхаус — не единственный его бизнес, понял?
Ага… То есть строительство дома — отмывание бабок. От наркоты или торговли девочками — не суть важно. А что я хотел от «кореша» паскудного Дона Дюка?
— Половину нужной суммы я привёз из СССР. Удивлён? Если крутиться, бабки можно сделать, даже продавая снег на Аляске. Но полмиллиона кроме как в долг не наскребу. Ты мне одолжишь? И под какой процент?
— Не одолжу, раз ты не хочешь долгий контракт, — желчно отреагировал Дон. — Но дам гарантию для банка. Сто тысяч в год плюс проценты, за пять лет рассчитаешься.
Гарантия порядочности застройщика… Гарантия перед банком… Если пристегнуть меня к Дону наручниками, и то не получится более крепких оков.
Хочу ли я тот дом? Наверно. Но куда с большей радостью жил бы в Ждановичах, на своей четверти гектара, под соснами, где никогда не трясёт, Калифорния просто заколебала мелкими землетрясениями, а бывают здесь и крупные. Не говоря о том, что под секцию в таунхаусе я урву каких-то полторы-две сотки земли, с лица это практически часть с улицы, сзади — всего лишь промежуток, чтоб мои окна не упирались в окна домов на параллельной улице. Тоска… В одном Дон прав — в пределах миллиона я ничего подобного в приличных районах Эл-Эй не куплю, а при случае перепродам эту недвижимость минимум в полтора раза дороже.
Мой промоутер — ни разу не гений благотворительности. Но о своей рабочей скотинке, боксёрах, заботу проявляет. Надо воспользоваться.
— Дон! Когда дерусь с Биггсом?
Он ухмыльнулся.
— Я даже переговоры не начал. Тебе раньше через месяц выходить на ринг не стоит. Значит — конец марта или апрель. Как ещё та сторона согласится. Десять боёв, из них девять нокаутом, а один за смертью соперника, и ни одного поражения, думаешь, Биггс загорится желанием с тобой встретиться?
— Не позже середины апреля мне нужно лететь в Советский Союз. Там есть вопросы с детьми, без меня не решатся.
— КГБ не арестует сразу у трапа?
— Правильный вопрос. Не арестует. Особенно если получу пояс. Я звонил в Москву и справлялся: выберут гордиться мной, а не гнобить. Дон, двадцатое апреля — край, когда я должен быть там.
— Почему именно двадцатое?
— Потому что потом случится беда. У меня мощное предчувствие. А оно никогда не обманывало.
Бахнет Чернобыль, коммунисты жопу порвут, чтоб скрыть от населения размеры бедствия, первого мая всех способных ходить выгонят на демонстрацию в Минске и Киеве. Санитарные кордоны, чтоб зараженные радиоактивными изотопами продукты не попадали гражданам на стол, надёжно заработают только через несколько месяцев.
Моё здоровье не пострадает, но Маша и Ваня… Виктория вряд ли послушается увещеваний. С объявленной ею войны в суде я — обычный враг. Да и её жалко. Как бы хреново не расстались, она — мать моих двух детей.
Ма и Евгений тоже наверняка не шевельнутся, даже предупреждённые, всё равно проведут время на даче, под солнцем. И схватят свою дозу облучения. А ехать надо на
