Я – Распутин - Алексей Викторович Вязовский
Жена премьера лишь сжала губы.
– Знаю, – кивнула Наталья. – Внук Петра Первого.
– Ему сосватали невесту. Из немецких принцесс. Будущую Екатерину Вторую. Но семейная жизнь у них не задалась… – я замялся, не зная, как продолжить про любовников Фике. Посмотрел на Столыпину. Та лишь незаметно покачала головой.
– И она убила своего мужа?? – не выдержала Наталья.
– Не сама конечно же, подручные у нее были.
Прошелся еще раз по комнате, встряхнул руками.
– Тяжкий дух, тяжкий… – я покачал головой. – Но святая молитва завсегда помогает. Почистим сейчас ваше обиталище.
Я встал на колени перед кроватью Натальи, начал «Отче наш». Молился громко, медленно.
Столыпина быстро потеряла терпение, вышла из комнаты. А Наташа на последних словах даже присоединилась ко мне, перекрестилась.
– Исповедуешься ли, чадо? – спросил я.
– Исповедуюсь и причащаюсь, – кивнула дочка Столыпина.
– Тверда ли твоя вера?
– Тверда, отче!
– Тогда и пугаться нечего. Поправишься ты. И ходить будешь. Веришь ли моему слову?
– Верю, Григорий Ефимович!
* * *Вот в этом вся российская власть. Нужен был – подали к крыльцу ландо, привезли. Нужда отпала? Иди домой пешком.
А мы не гордые… Я вышел из Зимнего, вдохнул морской воздух полной грудью. Рядом Нева несла свои свинцовые воды, дул холодный ветер. Но октябрьское солнышко постепенно нагревало город и уже успело расплавить снег. Дворники сгребали конские яблоки, по брусчатке мимо проехала богатая карета, запряженная четверкой лошадей.
Ко мне подошел усатый городовой с шашкой-селедкой на боку, строго спросил:
– Почто колобродишь у дворца? Кто таков?
– Тобольский крестьянин, Распутин. Вызывали к Столыпину.
– К самому первому министру? – поразился городовой.
– К нему.
– И зачем же ты ему нужон?
– То дело секретное, касаемо его детей.
Городовой снял фуражку, в сомнении почесал затылок.
– Ладно, иди.
И я пошел по Невскому. Он практически не изменился за сто лет – все так же по нему фланировала разодетая публика, сияли начищенные витрины магазинов и рестораций. По проспекту шла самая настоящая конка, и я не удержался – проехал пару остановок. Это было… необычно!
У дома Гейденрейха я вышел, заглянул на почту. Дал две телеграммы в Покровское. В одной коротко сообщал жене, что со мной все в порядке, я молюсь за нее и детей, высылаю переводом денег. Во второй, адресованной шурину Николаю Распопову, спрашивал не хочет ли он, вместе с моим покровским сомолитвенником Ильей Ароновым приехать в столицу. Имена односельчан я узнал из писем – судя по дружескому тону в переписке, это были люди, на которых можно положиться. А мне такие в Питере ой как нужны!
Пятьдесят рублей разделил так. Двадцать послал жене, тридцать Распопову на дорогу. Третьим классом как-нибудь доедут. Обратным адресом указал собственный дом Лохтиных.
Я точно собрался из него съезжать – от увядших прелестей Ольги надо бежать, но куда?
Остро стоял вопрос с деньгами. В кармане звенела мелочь, все свои капиталы я выслал в Покровское. Срочно нужен был источник пополнения финансов. Царь? Деньгами в семье заведовали скупая Алекс и министр царского двора. С этих поди получи хоть что-то.
Можно было бы взять патенты на разные изобретения, которые появятся в будущем. Но когда от них пойдет отдача? А деньги нужны прямо сейчас.
В мрачном расположении духа я вернулся к дому Лохтиных и обнаружил перед ним толпу народа.
Народ гудел, переругивался. Многие щелкали семечками, сплевывая на мостовую. Я увидел пару журналистов с камерами на треногах.
Была чистая публика – стояла даже чья-то коляска-двуколка. Но в основном клубился простой люд – крестьяне, мастеровые.
Я встал за углом, прислушался. Одна женщина в платке рассказывала соседке:
– …ожег меня своими глазищами, я вся замерла аж… А внутри так тепло стало…
Другой старичок на клюке интересовался:
– Как же старец-то излечивает? Силой молитвы, али какие заклинания знает?
Ему отвечали:
– Да православный он. Заклинания-то читать грех большой!
Ясно. Мне предстоит целое представление.
Быстрым шагом я вышел из-за угла и сразу стал крестить народ:
– Господи помилуй! Поздорову ли, православные?
– Григорий, он!
– Распутин, Распутин!
Толпа подобралась, стала напирать. Ослепляюще щелкнули вспышки магния в фотоаппаратах.
– Почто стоите тут, кого ждете? – я взобрался на крыльцо, скинул армяк на перила. А прохладненько так! Солнышко зашло за тучки – переменчивая питерская погода показала свой обычный норов.
– Благослови нас, отец родной!
– Помоги деньгой!
– Исцели, исцели!
Просьб о лечении было больше всего.
– Не я врачую, лишь Бог. Через молитву святую! Ежели и правда хотите оздоровиться, помните! Исцеления телесного без духовного не бывает! Молитесь, причащайтесь да исповедуйтесь. И не грешите.
– Благослови нас, святой человек!
Толпа еще что-то кричала, но я затянул «Царь Небесный» – третью из тех молитв, которые знал более-менее:
– Царь Небесный, Утешитель, Дух истины, везде сущий и всё наполняющий…
Народ дружно подхватил.
Молились мы в унисон, и на последних словах выглянуло солнце. Луч света появился сначала на крыше дома, спустился на крыльцо и, наконец, попал в толпу. Никаким чудом это, разумеется, не было, но люди решили иначе.
– Свят, свят! – раздались возгласы.
Я перекрестил всех, зашел в дом. Можно сказать, даже сбежал.
Внутри уже ждала бледная Лохтина. Пока меня не был, Ольга переоделась в темное платье, накрылась платком. Женщина схватила мою ладонь, стала целовать.
– Ольга Владимировна! – я попытался отнять руку, но какое там…
– Прости, отче! – шептала она. – Согрешила я утром, не удержалась! Бес в меня вселился. Грех это – святого соблазнять!
– Я не святой! – почти выкрикнул я.
В прихожую заглянул широкоплечий бородатый мужик в хорошем шерстяном костюме. Его глаза навыкате смотрели на нас с испугом.
– Слышу шум, а драки нет, – пробасил гость, потирая рваный шрам на щеке.
– Кто ты? – невежливо ответил я, наконец выдергивая руку у Лохтиной.
– Это сосед наш, по даче. Капитан Стольников… – представила мне мужика хозяйка. – Дело у него до вас, Григорий Ефимович. Важное…
– Не до дел мне сейчас. – Общения с толпой хватило с лихвой. Хотелось покоя.
– Не откажи, отче! – губы капитана задрожали. – Умираю я!
Я оглядел здоровенную фигуру Стольникова. Не похоже, что он умирал. Разве что рак какой внутри. Так тут я не помощник.
– Духовно погибаю… – добавил капитан. – Сил нет, хоть в петлю лезь!
– Ну пойдем в гостиную, – тяжело вздохнул я, повернулся к Лохтиной. – Ольга Владимировна, нам бы чайку.
– Сейчас все будет, прислуга уже вернулась.
Как только мы расположились в гостиной, кукушка в часах прокуковала дважды. Время обеда, а в желудке пусто.
– Измучило меня мое горе, отче.
– Не священник я, не рукоположен.
– Так даже лучше… – покивал Стольников. – Был я у попов в лавре и вообще… Обошел все главные монастыри. Нигде мне не захотели помочь, везде гнали бородатые вороны.
– Какой же грех на тебе? – удивился я.
– Смертный… – повесил голову мужчина. – Ольга Владимировна сказала, что я капитан. Но на самом деле я в отставке уже пять лет как. До этого работал в одесском пароходстве. Возили каторжан на Сахалин.
– Их разве не железной дорогой отправляют?
– Дорого и долго, – пояснил Стольников, – морем быстрее. Как открыли Суэцкий канал, так наши корабли начали возить кандальников. Тот рейс сразу не задался. Сначала котел сломался.
