Александр Афанасьев - Наступление ч. 3 (СИ)
Выхода не было. Зардак нащупал кольцо гранаты в кармане, он знал, что коммандос не дадут ему выйти из машины, как только он сунет руку в карман — они откроют огонь.
Коммандос бежали к нему, целились в него автоматами. Он спокойно ждал. Первый из подбежавших коммандос рванул на себя ручку двери такси…
— Аллах Акбар! — истерически крикнул Зардак и дернул кольцо
Грохнуло…
Подполковник Советской армии Владимир Викторович Басецкий сидел на втором этаже здании центрального военного госпиталя, обхватив голову руками, ничего не видя, не слыша — и даже не думая. Два года назад во время одной из операций он получил контузию… голова как чумная и шум в ушах, ничего кроме шума. Но сейчас было еще хуже… намного хуже.
Хуже некуда.
Ниже, на первом этаже санитарки откачивали жену. Он же не имел право проявить слабость. Никакую.
Застекленные двери операционной стукнули, выпуская врача, врач был русский, большой, под потолок и добрый, он вышел к офицерам, успев снять только перчатки, на халате были следы крови. Его лицо сказало больше, чем кто-то хотел бы услышать.
… Володя… ты… сделаем… сиди… никого… нельзя… сейчас…
Какие-то обрывочные, бессмысленные слова… Подполковник Басецкий вдруг обнаружил, что кто-то не дает ему пройти… почему… он же просто хочет выйти и подышать свежим воздухом. Отодвинув незнакомого человека в форме, который неизвестно зачем удерживал его в этом тесном, душном и мрачном коридоре, подполковник пошел туда, где над дверью горела лампочка и там что-то было написано. Он просто хотел выйти на улицу, сесть в машину и поехать за Наташей, потому что занятия закончились и ее надо забрать домой… надо забрать домой из школы, как вы не понимаете, ребенку опасно одному идти по улицам Кабула, в любую минуту может начаться обстрел… Наташе нельзя одной на улице, как же вы все этого не понимаете…
Подполковник Басецкий пришел в себя на первом этаже, у него посему то была порезана рука и текла кровь. Он стоял у какого-то окна и смотрел на улицу, а рядом стоял незнакомый человек, среднего роста и в штатском, но с военной выправкой.
Человек протянул белоснежный платок.
— Возьмите. У вас кровь.
Человек этот видимо здесь лечился, у него были желтые, словно кошачьи глаза, видимо желтуха… как косой косит, проклятая.
— Спасибо… — сказал подполковник, и удивился, как он сам слышит свой голос. Как будто он висит где-то под потолком в большой и очень гулкой комнате, где звук "гуляет" от стены к стене — но все равно возвращается к тебе.
— Не за что. Мои соболезнования.
Подполковник молчал
— Нам нужно поговорить, подполковник — сказал человек с желтыми, кошачьими глазами
Внезапно Басецкий повернулся и схватил человека, который стоял с ним рядом. Притиснул к стене. Они были одни в этом коридоре, у этого окна, и под стальными пальцами трещала и рвалась ткань пиджака.
— Где вы все были… — прохрипел Басецкий, выплескивая свой гнев, еще немного, и он разорвал бы его на части, а так он видел хоть кого-то, на которого можно излить, кто был виноват — где вы все были, когда…
— Никто не может знать все. Отпустите. Отпустите, ну!
Подполковник смотрел в глаза незнакомца — и не видел в них ничего, кроме собственного, искаженного гневом лица. Как в зеркало смотришь… в зеркало, с желтой амальгамой
— Отпустите, подполковник. Я не ашрар!
Слово ашрар означало враг, сеятель зла, от него подполковника Басецкого словно током ударило. Он разжал пальцы.
— Кто вы такой?
— Какая разница? — неизвестный одернул пиджак, поморщился, поняв, что пиджаку конец — отомстить хотите?
— Отомстить?
— Да, отомстить.
Подполковник пошел к двери, сделал несколько шагов, потом вернулся. Плюнул на пол.
— Да пошли вы…
— Это ты во всем виноват!
Подполковник смотрел на супругу, с которой они прожили без малого двадцать лет так, как будто впервые ее видел.
Увы… люди по-разному реагируют на беду. Когда такое происходит — некоторые сближаются, забывают про старые обиды, стараются как-то помочь друг другу, чтобы не было так больно, чтобы не выворачивало наизнанку. А есть те, которые наоборот — когда что-то происходит, стараются найти виноватого. И находят — в лице самого близкого человека, на которого можно излить. Выплеснуть.
Изливают. Выплескивают. Забывая про то, что перед ними — тоже человек. И ему — так же больно. А может — и еще больнее.
Ирина продолжала орать. Она никогда так не скандалила, даже когда в семье и в самом деле было плохо. Сейчас — она выплеснула все, что было в душе, она стояла в позе разгневанной базарной бабы — руки в боки, ноги широко расставлены, агрессивное выражение лица — и говорила о нем все, что она думает.
Он плохой муж. Еще мама отговаривала ее выходить за него замуж — но она, дура — не послушалась.
Он плохой семьянин. Для него работа была на первом месте, семья как всегда на втором. Или даже на третьем — после дружбы с собутыльниками.
Он плохой отец. Никогда он не уделял достаточного внимания детям.
Это все из-за него. Он придумал эту дурацкую поезду в Афганистан, он настоял, чтобы они ехали, несмотря на то, что Наташе пришлось поменять школу в середине учебного года.
Он просто идиот. Как же вообще можно было везти ребенка в Афганистан — здесь же стреляют и взрывают. Он скрыл от семьи то, что происходит в Афганистане.
Если бы не он — вообще ничего не произошло бы, и Наташа осталась бы жива.
На последних словах он встал из-за стола, посмотрел жене прямо в глаза. Потом отстранил ее и вышел из кухни. Одел что-то с вешалки, вышел в подъезд, не закрыв за собой дверь. За спиной — крики и плач, но он не хотел все это слушать.
Возможно потому, что Ирина была права. Он хотел заработать денег, купить квартиру и перевестись служить в Москву. Ради этого он подверг Наташу опасности — и теперь его дочь мертва. Окончательно и бесповоротно.
Мертва…
На лестнице ему встретился какой-то мужик. Русские всегда отзывчивы к чужому горю, но сейчас мужик понял, что для соболезнований не время — и просто молча посторонился.
На улице — подполковник Басецкий понял, что он забыл ключи от машины. Вот черт… машина стоит, а ключей нет. Нехорошо…
Подниматься наверх, чтобы выслушать очередную порцию исторических оскорблений ему не хотелось. Поэтому — он пошел до министерства обороны пешком.
Темнело…
Внизу, на проходной дежурный хоть и взглянул на него с удивлением — но ключ выдал, он привык, что русские ведут себя очень странно, то иногда с работы сорвутся часов в четырнадцать, то работают до глубокой ночи, то приходят на работу — в ночь. Он слышал про взрыв, и теперь видел, что у шурави — офицера, который стоял перед ним — что-то неладно. Но эти два события он не соотнес и просто выдал шурави ключ.
Подполковник Басецкий поднялся не в зал боевого управления — а в каморку, которую кто-то по недомыслию назвал кабинетом, и в которой он сидел вдвоем с еще одним офицером, который сейчас находился в Хосте. Здесь были два стула, два стола, два телефона, кипятильник с банкой и сейф — вопреки инструкции один на двоих.
Какое-то время подполковник просто сидел на столе, чего он в жизни себе не позволял и тупо смотрел на стену. Потом — открыл сейф, достал из него пистолет — пистолеты обычно тут и лежали, брали только на операции, мало ли, чем дальше от оружия, тем лучше. Положив пистолет на стол, он открыл ящик стола, зашарился там в поисках бумаги и ручки.
Зазвонил телефон. Коротко и резко. Подполковник выругался, глядя на проклятый, дребезжащий аппарат, надеясь, что он умолкнет.
Но он не умолкал.
Подполковник досчитал до тридцати, как это он обычно делал, когда надоедал звонок — но телефон не умолкал, и он все же снял трубку
— Да! — рявкнул он
— Не нужно этого делать — отозвалась трубка
— Что?!
— Не нужно этого делать. Не стоит.
Голос был ровный и размеренный… где-то он его слышал
— Накажите их, вместо того, чтобы наказывать себя.
— Какого черта вам надо!? — не сдержался подполковник
— Никакого. Я сейчас приду. Дождитесь меня.
По барабанным перепонкам ударили гудки.
Подполковник несколько секунд так и стоял, держа в руках гудящую трубку. Потом чертыхнулся, задвинул ящик стола, спрятал пистолет в карман, включил обе ламп и начал внимательно осматривать стены и потолки…
Стук в дверь раздался меньше чем через две минуты значит, человек, который ему звонил, сидел на одном и том же с ним этаже. Подполковник открыл дверь — на пороге стоял человек, которого он видел в больнице, человек с желтыми, больными глазами. На нем был мундир генерал-лейтенанта и не единой орденской планки.
— Разрешите?
— Что вам нужно? — не отступил в сторону подполковник
