Александр Чернобровкин - Каталонская компания
В день проходим километров двадцать пять — тридцать. Рано утром запрягаем волов и лошадей и трогаемся в путь. В полдень делаем привал на пару часов. Обедаем, спим. Затем еще часа три-четыре пути, добираемся до города или большой деревни с укрепленным постоялым двором и становимся на ночлег. Наш путь разбит на перегоны от одного безопасного места ночевки до другого. Пришли раньше — дольше отдохнули, задержались в пути — будем идти в темноте, пока не доберемся до цели. Впрочем, задержек ни разу не было. В поле или лесу никогда не ночевали. Учтены и переправы через реки, которые порой занимали весь день. В таком случае ночевали сперва на одном берегу реки, потом на другом. Маршрут этот был, наверное, наработан веками. По крайней мере, каменные стены многих постоялых дворов были возведены из тонкой римской плинфы, то есть около тысячи лет назад. В опасных местах я останавливаю обоз и посылаю на разведку двоих, а то и четверых всадников. Пока они не убедятся, что нет засады, стоим и ждем. Всадники остаются в опасном месте до прохода всего обоза. Если не досмотрели, заплатят за ошибку первыми. Купец Фока ни разу не заикался о том, чтобы следовать без задержек или использовать весь световой день. Безопасность — прежде всего.
Мне уже начало казаться, что зря напрягаюсь, что никто не нападет на такой сильный обоз, что не стоит самому париться в бригандине и утомлять людей лишними требованиями. Мы приближались к границе с Ромейской империей. Была вторая половина дня. Скоро остановимся на ночлег на постоялом дворе в деревне, а следующая стоянка будет возле Адрианополя. Там переправимся через реку Тунджа и отдохнем день или два, в зависимости от того, как быстро купец Фока переделает какие-то свои дела. А пока ехали вдоль левого берега реки. В этом месте я точно был, причем не один раз. Деревни мог перепутать, а реку сразу узнал. Она не изменилась. В этих местах мы разбили отряд латинян, здесь проезжал в Созополь после сражения у Клокотницы. Слева к дороге примыкали заросли кустов, в которых водилось много фазанов. Я выехал вперед, чтобы подстрелить несколько штук на ужин. Самки, наверное, насиживали яйца, поэтому попадались только самцы. Когда я приближался, фазан взлетал, издавая красивыми, яркими крыльями звуки «фур-фур-фур». Летел не очень быстро, поэтому я легко сбивал его. Тегаку приходилось лезть в кусты и искать убитую птицу. Найти было не так-то просто, несмотря на яркую окраску фазанов. Затем в кусты полезли и оба конных охранника, скакавшие впереди обоза. Они ведь тоже будут кушать фазанов. Я так увлекся, что не сразу вспомнил, что впереди опасный участок. Много лет назад, проезжая там, подумал, что подходит для засады. Там к дороге выходит подлесок, в котором легко спрятаться отряду человек в сто, и рядом есть ложбина, где можно оставить лошадей. Так уж устроен теперь мой мозг, что любую местность оценивает сперва с военной точки зрения и только потом со всех остальных, включая эстетическую.
Я вернулся к передней арбе, приказал остановиться и передал по цепочке, чтобы вторая пара всадников скакала ко мне. Первая все еще лазала по кустам. С потерей фазана я мог бы смириться, но без стрелы дальше не поеду. Те стрелы, что лежат у меня в главном колчане, знаю каждую «в лицо». Они все разные. Каждая летит по-своему. Научившись у монголов, я постоянно проверяю их, подтачиваю напильничком наконечники. Конные охранники и пешие лучники и арбалетчики считают это чудачеством. Я приказываю подъехавшим конным охранникам скакать на разведку, а сам смотрю, как мой оруженосец и два других охранника ползают в кустах, оставив своих лошадей на обочине.
Первым подъезжает Тегак, протягивает убитую птицу. Я забираю стрелу и приказываю отдать птицу возничему, чтобы ему было не скучно. Общипывать необваренную кипятком птицу — занятие еще то. Зато получит в награду красивые перья из хвоста. Такие часто втыкают в шапки или шлемы для украшения. Впрочем, никто из возничих и большинство охранников головные уборы не носит. Только у конных половецкие войлочные шапки да у Тегака соломенная, чтобы не спалил обритую наголо голову. Появляется из кустов с убитым фазаном один охранник, садится на коня и едет к обозу. В то время, когда он отдает мне стрелу, а из кустов появляется второй, я замечаю, что посланные в разведку скачут к нам и машут руками.
— К бою! — кричу я и приказываю возничему первой арбы, который уже успел покрыться пестрыми фазаньими перьями, начав общипывать птицу: — Поворачивай волов!
Возница хлещет волов по крупам, подгоняя, заставляет их повернуться к реке, а потом сдать назад, чтобы арба перекрыла дорогу. Охранники и возницы с других арб бегут к нам с оружием. Помощника Димитра среди них не видно. Он готов хозяина лизать, но не защищать.
— Засада! — докладывают прискакавшие охранники, объехав переднюю арбу.
— Много их? — задаю я вопрос.
Охранники переглядываются. Сколько точно разбойников — они понятия не имеют, но признаваться в этом не хотят.
— Не очень, — отвечает тот, которого зовут Аклан и который выглядит посмелее.
Я делаю вывод, что разбойников мало, иначе бы уже напали на нас. Даю им время, чтобы ушли подальше. Потом с большей частью отряда проверю склон, и возобновим движение. Только подумал, как увидел отряд всадников, которые выехали из леса и, набирая ход, с громкими воплями понеслись на нас. Так атакуют половцы. Наверное, это половецко-болгарские суржики. Берут на испуг, надеются, что мы струсим и разбежимся. Их десятка три. Только у одного из передних кольчуга, остальные в кожаных куртках. Дорога не давала им развернуться в линию, скакали плотной группой. Чем мы и воспользовались.
Я начал стрелять первым, когда до цели было метров двести пятьдесят. Бил, не выцеливая, чуть выше лошадиных голов. От такой стрелы надо уклоняться вбок, а не пригибаться, что не так легко сделать. Если даже переднему удастся уклониться, то для следовавшего за ним стрела окажется большим и неприятным сюрпризом. Успел выпустить две стрелы, сбив двух разбойников. Затем, когда дистанция стала меньше двухсот метров, ко мне присоединились конные лучники, а за ними пешие и арбалетчики. Последние выстрелили всего по разу. Убедившись, что их не испугались, и потеряв шесть человек, не считая раненых, но не выпавших из седел, разбойники передумали продолжать атаку. Развернув лошадей и закинув на спину круглые щиты, утыканные стрелами и болтами, они еще быстрее поскакали в обратную сторону. Что не уберегло их от потерь. В итоге на дороге осталось девять убитых и тяжело раненных людей и две раненые лошади и шесть невредимых.
Я послал на разведку четверых конных охранников, а остальным приказал собирать трофеи. В число трофеев входили и добитые раненые лошади. С них быстро содрали шкуры, которые продадим в Адрианополе, и срезали лучшие куски мяса, которое пересыпали солью и сложили в опустевшие бочки для припасов. Будем есть его от пуза в ближайшие дни. Так что зря я подстрелил фазанов. Впрочем, мясо этой птицы мне больше нравится, чем конина.
Одного из убитых я признал по шраму на голове от правой скулы вверх и наискось через ухо, у которого не хватало верхней части, и дальше под серую войлочную шапку в форме горшка. Видел его утром, когда выезжали из постоялого двора. Человек со шрамом обогнал наш обоз, поскакал один. Я еще подумал, что мужик рисковый. Обычно в одиночку путешествуют только нищие и монахи, у которых нечего отобрать. Да и тех могут грохнуть ради спортивного интереса или выпендрежа.
— Богатую добычу захватили! Перперов по пять на брата получится! — радостно произнес Димитр.
— А тебе что с того?! — сказал я. — Долю в добыче получат только те, кто защищал обоз.
— Я тоже защищал! — попытался убедить меня помощник купца. — Стоял за арбой, ты меня не видел.
— Ты, наверное, стоял за самой последней арбой, потому что во время боя тебя никто не видел, — возразил я.
Мне, в общем-то, без разницы, получит Димитр долю в добыче или нет. Я заберу десятую часть, а остальное будет поделено между охранниками и возницами. Возницы получат одну долю, пешие охранники — долю с четвертью, конные — полторы. Просто давно хотел одернуть этого хитрозакрученного подхалима.
5
В Адрианополе мы задержались на пять дней. Остановились на постоялом дворе в пригородной слободе, неподалеку от леса. Когда я приходил сюда с армией Ивана Асеня, слободы не было. По большей части она состояла из лачуг, слепленных из дикого камня, бревен и самана, которые прилепились с двух сторон к старой римской дороге, ведущей сперва на юг, к Дидимотике, а потом на запад, на Серры, а от них на юго-запад, на Фессалонику, или, как ее называли в шестом веке, Солунь, или, как будут называть в двадцать первом, Салоники. Обитал на слободе люд бедный и вороватый. Купец Фока потребовал, чтобы днем и ночью не меньше трех охранников присматривали за обозом. Арбы и кибитка занимали весь внутренний двор. Волы и лошади круглосуточно находились на пастбище в нескольких километрах от города, где их пасли и стерегли шестеро вооруженных возничих. Мы ждали, когда соберется обоз из местных купцов. Чем больше обоз, тем меньше шансов, что на нас нападут. Говорят, в Ромейской империи стало слишком много грабителей. Турки захватили почти всю Малую Азию. Оттуда в европейскую часть империи хлынули толпы беженцев. Кто-то сумел обустроиться, а кто-то вышел на большую дорогу или паперть. На улицах Адрианополя было много нищих, явно не профессиональных.
