Сергей Мавроди - Тюремные дневники, или Письма к жене
Правильно, Геннадий Андреевич? Помните, тогда, в Думе?.. Ну, с билетиками-то МММовскими?.. Вы и соратники Ваши?.. По партии. А?..
А потом на голосовании по снятию с меня депутатской неприкосновенности… Ах, как нехорошо тогда получилось! Право, нехорошо! А какие обещания при обмене билетиков были! Какие договоренности! Ай-яй-яй! А?.. Геннадий Андреевич?.. Впрочем, не важно. Пока.
17 июня, вторник
Утром на прогулке Коля рассказал, что до меня с ними сидел, оказывается, зам. министра Чечни. Пятьдесят три года. Зовут Шарип.
Как ни странно, тоже за фальшивые деньги. — Психология у него, как у семилетнего ребенка. К жизни совершенно не приспособлен. Говоришь ему: «Шарип! Ты чай любишь?» — «Люблю». — «Ну, завари». — «Я не умею». Мужику пятьдесят три года, а он не умеет чай заваривать!..
Шуток вообще не понимает! Всему верит. Делаешь серьезное лицо — и он даже не понимает, что над ним смеются. Я ему говорю: «Шарип! Как ты министром-то стал? С гор отару баранов, что ли пригнал?» — «Я не министром был, а зам. министра!»… Чехов ему знакомых перечисляешь:
— «Этого знаешь?» — «Знаю». — «А этого?» — «Тоже знаю. А ты их что, тоже знаешь?» — «Конечно, знаю!» Не верит! Рассказываю ему, как я с Дудаевым вместе в бане парился. Тоже не верит! А я тогда японцев к Дудаеву привозил. Сам до сих пор только не знаю толком, зачем?
Самолет целый за свой счет арендовал. Они там с нефтью что-то мутили. Дудаев же, когда стал президентом, он все на корню стал распродавать. Ну, и в бане вместе отдыхали. Я все это рассказываю Шарипу — не верит! Хуйне всякой верит, а правде — не верит. «А есть, — спрашивает, — у Дудаева на теле шрамы?» — «Есть, — говорю. — Над правой лопаткой пулевое ранение». — «Да, — говорит, — правда!» — «Ну, вот видишь». — «Значит, ты правда с Дудаевым вместе в бане парился!..» — А что за ранение? — интересуюсь я. — Да детское. То ли картечь, то ли дробь. Две такие рытвинки, как оспины. Это он еще в детстве получил. Ну, дети с ружьем баловались… — Слушай, Коль! А ты вот доллары фальшивые делал. А машинка их определяла? — Мои доллары только после где-то десятого прогона звенеть начинали. Десять раз прокатывали нормально. (Господи боже! А я-то думал…) — А ты в 94-ом году уже работал? — Конечно. — А чего же ты мои билеты не печатал? — Да мы все это время, как нарочно, за границей были!
Поздно чухнулись! («Как нарочно»!.. Как же!.. Судьба, блядь!! Зеленые человечки.) — А много по России таких бригад существует, подобных вашей? — Много. (Так-так!..) — А не знаешь, кто-нибудь из них мои билеты печатал? — Могу выяснить. Я же ребят всех знаю, кто в этой области работает. Могу поспрашивать. Измайловские, я знаю, точно печатали. (Та-ак!.. И куда же вы, блядь, спрашивается, смотрели, а?! Распиздяи инопланетные?!) — И много? — Не знаю. И, кстати, я тебе говорил про Южную Африку. Что это немцы тогда заказывали. Так вот, там среди них был только один русский. Ну, немец по паспорту, а на самом деле русский. Очень интересно!
О-очень!.. Итак, что же мы имеем? Темпы роста цен были чудовищными (сто процентов в месяц). Систему со всех сторон рвали, разворовывали, растаскивали на части алчные и недобросовестные сотрудники; в нее вбрасывали, судя по всему, несчетными миллионами фальшивые билеты; ее целенаправленно и всеми силами разваливали власти; ежедневно поливали грязью с телеэкранов и со страниц всех газет средства массовой информации — и, тем не менее, она жила!
Назло всем и наперекор всему!! И не просто жила — процветала!
Стремительно и невероятными темпами разрасталась! Ведь все произошло за полгода! Первого февраля все началось, а уже третьего августа меня арестовали. Всего за какие-то полгода я практически с нуля, в одиночку добился того, что начал контролировать чуть ли не все денежные ресурсы страны! Еще бы месяц-другой и… И мне еще говорят о какой-то якобы «нежизнеспособности» МММ, что «пирамида вот-вот должна была рухнуть»!? Да у МММ, наоборот, была какая-то поистине дьявольская живучесть и жизнеспособность!! Ее вообще ничто не брало!
Это был, какой-то, блядь, Терминатор-3! Неуязвимый и неистребимый.
(Правда, я еще не смотрел пока этот фильм и так и не знаю точно, чем же там все кончилось и как же с ним в конце концов все же справились? Наверное, так же, как и со мной. Просто-напросто заперли куда-нибудь от греха подальше. В какое-нибудь, блядь, терминаторское спецСИЗО.) Днем разводящий (есть тут один такой пидорас) не разрешил мне взять на встречу с адвокатом пустые конверты. Как «не относящиеся к Вашему делу». Ну что? Новый раунд? Новую голодовку объявлять? Опять в шкаф? Ладно. Напишу завтра с утра жалобу на имя начальника СИЗО, а там посмотрим. В шкаф, так в шкаф. По хую! Тем более, что я, вроде, и отъелся уже… Вечером Юра рассказывает, как у них там, на Ставрополье, казаки пытались свои порядки устанавливать, и чем это все в результате закончилось. — На дискотеку явились с нагайками и начали всех лупить по беспределу.
Ну, один волыну достал и двоих на месте положил. И все сразу затихли! Где они? Никого больше не слыхать! — Между прочим, — небрежно замечаю я, — я и сам генерал-майор казачьих войск. И потомственный дворянин, заметьте! У меня даже грамота специальная есть. Со всеми орлами, печатями и личной подписью чуть ли ни кого-то из самих Романовых! Что правда, кстати, то правда. Есть у меня действительно такая грамота. Казаки торжественно вручили в свое время. Атаман какой-то там их казачий. Не помню уже сейчас, какого войска… За заслуги перед отечеством, естественно… Материальные, конечно, материальные!.. Выдал я как-то, помнится, что-то там кому-то когда-то… «на казачьи нужды»… Отвалил от щедрот…
Наличными, разумеется, наличными!.. Без всяких расписок и документов — все, как положено. «На помощь же беспризорным казачьим детям»! — ну, какие, скажите на милость, тут могут быть «расписки»? Это же святое! А мне вдруг в благодарность — почетную грамоту! О присвоении чина, сана и дворянства. Крепитесь, мол, уважаемый Сергей Пантелеевич! Заграница нам поможет! Ладно, впрочем. О-о-о-хо-хо!..
Не высыпаюсь я в последнее время… Пойду-ка, пожалуй, хоть сегодня пораньше лягу. Так что, бай-бай! До завтра.
Р.S. Саша-солдат однако с кичи пока так и не вернулся. Значит, все-таки пятнадцать суток ему дали. Демоны. Теперь до воскресенья ждать придется. По нашим расчетам он в воскресенье вернуться должен. А там, хуй его знает.
(Обычная тюремная присказка.) Подождем, в общем, до воскресенья.
Чего-чего, а времени тут навалом.
Р.Р.S. Ларек должны сделать в четверг. Это еще одна новость. Адвокат сегодня сказал. Быстрей бы уж! А то совсем уже пиздец. Вилы! Скоро, блядь, и чай с кофе кончатся.
18 июня, среда
Суматошный какой-то день. С утра отдал старшему смены свою жалобу. Тот взял ее и стал зачем-то внимательно читать. Жалоба, между прочим, довольно длинная. Прочитал, так ничего и не сказал, и молча вышел из камеры. Дверь захлопнулась. — А зачем он читает? Не ему же жалоба, а начальнику? — удивленно поинтересовался я у Коли с Юрой. — Ну дурак, еб твою мать! — раздраженно ответил мне Юра, снова заваливаясь спать. — Больной. Часов в одиннадцать дверь камеры вдруг неожиданно открывается. В дверях охранники. «Все выходят из камеры!
Каждый берет все свои вещи». Шмон? Ну-ну!.. Даже интересно. Первый раз же все-таки. Любопытно будет понаблюдать, как здесь все это происходит? А происходит здесь все это, оказывается, так. Каждый берет все свои вещи (кроме матрасов и постельных принадлежностей) и выходит с ними в коридор. После чего всех нас ведут вниз, заводят на сборку (в ту самую камеру, кстати, где я отбывал свою героическую голодовку), а уже оттуда потом начинают выводить по одному и шмонать за специальной стойкой. Шмонают, конечно, весьма и весьма тщательно и даже, я бы сказал въедливо, но в общем-то, все в целом протекает довольно спокойно, мирно и вежливо. Можно сказать, культурно. Даже протокол какой-то дают в конце подписывать, что, мол, «претензий не имею» (или, наоборот, «имею» — пиши, чего хочешь). Все, короче, как в лучших домах Лондона и Парижа. На должном блядском уровне. Как в лучших… домах, в общем. Возвращаемся в камеру — чистота, порядок.
Ничего не раскидано, не разбросано по всей камере, как это всегда и везде обычно бывает после шмонов. Нет, здесь ничего нигде не тронуто, все по-прежнему аккуратно стоит на своих местах. Красотища, словом! («Гигиена и чистоплотность!» — наш девиз. Не волнуйтесь! Все стерильно.) К тому же шмоны, как выяснилось, здесь всегда только плановые. Внезапных практически не бывает. Да и происходят они всего-то два-три раза в месяц от силы. Не чаще. Что ж, это вполне нормально. По сравнению с другими тюрьмами («домами») — так вообще просто замечательно! (Сервис, повторяю, на высшем уровне! Риска никакого! Удовольствие клиенту гарантируется!) Так жить можно! Я лезу на свою шконку, а Коля тем временем наливает воду в электрический чайник — обычный наш, российский, металлический, здесь во всех камерах такие — закрывает его крышкой и включает в розетку.
