Андрей Посняков - Мятеж
Да-а… Айгиль закусила губу и вздохнула – все мы задним умом крепки. Как говаривал когда-то князь Георгий, хорошая мысль всегда приходит после. Нет… по-русски это звучит куда веселее – хорошая мысля приходит опосля, вот как!
Бежать надобно! Коль с ней так… Ах, была бы возможность, так давно б… Отрыжки шайтана стерегут зорко! Весь дворец нукерами наводнен, и, уж понятно, воинам даны самые строгие указания, за нарушение которых наказание одно – смерть. А если кого-то поискать? Не воинов. В конце концов, если б пленницу хотели поскорее убить – давно бы уже убили.
– Эй, кто там? – скользнув к дверям, Айгиль заколотила кулаками в тяжелые, украшенные позолоченной чеканкою двери…
В покои тотчас же заглянул удивленный зиндж. Немой.
– Ну, чего зенки пялишь? – громко охнув и скривив, словно от невыносимой боли, лицо, совсем по-простонародному заорала на него великая ханша. – Больно мне, не видишь – умираю. Скажи, пусть лекаря позовут, табиба!
– Долго еще?
На углу, недалеко от позолоченного фонтана, окруженного величественными платанами, Егор схватил за руку идущего впереди Азата.
– Где же твой дом?
– Уже скоро, – обернувшись, почтительно отозвался юноша. – Вон там, за фряжской церковью, – старая майхона, а дом молочницы Рашиды – рядом. Ох…
Татарин покосился на идущего сразу за князем Онисима, вполне оправдывающего свою кличку – Бугай. Уж больно был высоченный, приметный, и зачем только государь взял с собой такого? Оставил бы лучше на корабле или…
– Молочницы Рашиды?
– Там мы с Марой да маленьким Артаком, сыном, и живем. Снимаем полдома.
– Снимаете? – напившись из фонтана, князь удивленно посмотрел на своего спутника. – Ты что, не мог у великой царицы жилье попросить? Ну, или хотя бы денег.
– Мог, – спокойно повел плечом тот. – Но это как-то… некрасиво – выпрашивать. Так обычно барышники поступают да всякие там прощелыги.
– Понятно, – Вожников тихо засмеялся, исподволь окидывая взглядом пустынную площадь. – Столь доблестному воину, как ты, стыдно просить. А сама Айгиль наградить верного своего нукера не догадалась. Ладно! Справимся с мятежниками – наградит. Уж будешь иметь социальное жилье – не сомневайся! Молочнице много платите?
– Совсем ничего не платим, – неожиданно улыбнулся Азат. – Даром живем. Тетушка Рашида к нам, как к родным.
– Это хорошо, что как к родным.
Сворачивая вслед за Азатом в проулок, князь обернулся на спящего под платаном оборванца:
– Вот кому ничего не надо: наша крыша – небо голубое, наши стены – сосны-великаны. Как-то так.
– Все, господин. Пришли.
Остановившись перед небольшими воротами, молодой человек негромко стукнул по ним бронзовым молоточком, специально для этой цели привешенным на тонкой цепи.
За воротами тотчас же залаял пес – залаял нехорошо, злобно, как на чужих.
– Собака! – Азат удивленно моргнул. – У тетушки Ращиды никакой собаки не было.
Больше он ничего сказать не успел: створки ворот распахнулись настежь, явив непрошеным гостям некоего непонятного господина в шикарных ярко-синих шальварах, желтой замши туфлях с загнутыми носами и в дорогом шелковом халате, небрежно подпоясанном алым парчовым кушаком с заткнутым за него кинжалом в усыпанных драгоценными камнями ножнах. Обладатель всех этих чудесных вещей ко всему прочему имел длинные, черные как смоль усы, свисающие едва ль не до груди, бритую – под зеленой вышитой шапочкой – голову и несколько одутловатое лицо с темными, слегка навыкате, глазами, подозрительно уставившимися в Азата и его спутников. Окромя сего красавца во дворе ошивалось четверо кое-как одетых парней – то ли слуг, то ли воинов, а скорее – и то и другое вместе.
– Чего вам? – положив волосатую руку на эфес кинжала, нелюбезно осведомился усач.
– Э-э… здесь раньше тетушка Рашида жила, молочница.
– Не знаю никаких молочниц. – Усатый упер руки в бока. – Дом пустой был, вот я его и занял, с соизволения светлейшего нашего хана Саид-Ахмета, да продлит Аллах его дни!
– Так ты, уважаемый, не знаешь, куда прежние жильцы делись? – вступил в разговор князь.
– Не знаю и знать не хочу. – Новый хозяин сплюнул и махнул парням: – Затворяйте ворота, ребята. Шляются тут всякие… как бы не украли чего!
Скрипнув, сомкнулись тяжелые створки. Вновь гавкнул пес.
– Вот ведь шайтан пучеглазый! – растерянно развел руками Азат. – Так ведь толком ничего и не сказал.
Безмолвно маячивший за спиной Вожникова орясина-ватажник Онисим Бугай хмыкнул:
– Уметь надо спрашивать. Может, я, княже, попробую, а? Вмиг муравейник этот разнесу, ужо скажут!
– Погоди малость, – охолонул здоровяка Егор. – Думаю, нам бы лучше в какой-нибудь чайхане поспрошать – наверняка что-нибудь кто-нибудь да видел. Не может такого быть, чтоб не видели, в восточных городах и стены глаза имеют.
– Да-да! – Азат обрадованно закивал. – Я как раз знаю здесь одну чайхану, вон она… Ой! Ее спалили, кажется.
И в самом деле, на углу, за каштанами, маячил обугленный остов какого-то здания, похожий на обглоданный рыбий скелет, зачем-то облитый густой черной краской.
Подобных порождений войны в Сарае имелось не то чтоб уж во множестве, но… были, были, попадались, то там, то здесь…
– Ищете молочницу Рашиду? – неожиданно послышался голос. – Так вам не в чайхану надо, а в майхону.
Вожников резко обернулся, увидев выглянувшего из-за старого платана старика в рваном, усыпанном многочисленными заплатами рубище. Посох в жилистой, еще крепкой руке, обветренное лицо странника, уверенный пронзительный взгляд…
– Дервиш! – удивленно воскликнул Азат. – Ты снова здесь? Я не видал тебя… лет семь, наверное.
Старик засмеялся:
– Так и есть. Семь лет назад я ушел из этого города, обратив свой взор на далекие страны, и вот теперь вернулся.
– Ты сказал…
– Да! Идите в майхону старого китайца Ли, туда, где пьют вино и грешат. Впрочем, ты, Азат, как правоверный мусульманин, можешь никуда не ходить… если, конечно, не хочешь увидеть свою жену и ребенка.
– Так они живы, додо?!
– Увидишь. Узнаешь. Прощай.
Силуэт странника словно бы растаял в воздухе, растворился в солнечных, застрявших в ветвях платана, лучах. Вот только что был дервиш: стоял, разговаривал… и нету!
Онисим Бугай опасливо перекрестился:
– Умеет дед глаза отвести. Не иначе – колдун.
– Постой, постой, – закричав вслед исчезнувшему дервишу, запоздало опомнился князь. – Может, ты и в чем другом нам поможешь? Эй, додо!
– Не гоните одноглазого… – прозвучал отдаленный голос. – А мне пора уходить. Мир велик, а мудрость познаешь лишь в странствиях.
– Одноглазый какой-то… – Вожников недоуменно повел плечом и, шмыгнув носом, тряхнул головой. – Ладно, идем к китайцу. Веди, друг мой Азат, веди и не бери в голову – уж как-нибудь замолишь сей грех.
– А почему грех? – полюбопытствовал бугаинушка-ватажник.
Егор махнул рукой:
– Сам увидишь.
Майхона – так в странах ислама называли питейные заведения и вообще все низкопробные притоны, обычно располагавшиеся на окраинах крупных городов. Их держали иноверцы – китайцы, генуэзцы, русские, – ибо правоверному мусульманину владеть майхоной было не просто позорно, а убийственно – мало того что руки никто не подаст, так и в рай не попадешь никогда, как бы ни старался.
Ввиду слишком раннего часа – до ночи еще было далеко, день только еще начинался – майхона старого китайца, приземистое длинное здание за глухим глинобитным забором, казалась какой-то заброшенной, спящей. Впрочем, по едва заметному дымку, выходившему в волоковое отверстие, да по незапертым воротам было понятно, что в заведении явно кто-то находился – гостям были рады.
Весь двор майхоны, оказавшийся на удивленье просторным, был заставлен повозками – красными, зелеными, синими. Местное маршрутное такси, омнибус или, если судить по посадке пассажиров, «линейка» – сию транспортную сеть придумал когда-то Егор совместно с местным финансовым воротилой синьором Феруччи, ныне, насколько знал князь, увы, уже лет пять как покойным. Часть прибыли, кстати, так и шла лично Вожникову, и еще свергнутая ханша Айгиль владела «пакетом акций». Почему «такси» простаивали, было вполне объяснимо – война, неурядицы, люди предпочитали добираться куда-либо на своих двоих либо вообще отсиживались дома, к полному кризису транспортников, в большинстве своем почему-то греков.
Они и сидели сейчас в майхоне, уныло потягивая дешевое кислое пойло, что под видом хорасанского вина по сходной цене предлагал им ушлый хозяин – желтолицый старик с беззубым ртом и узкими косыми глазами. Словно паук, он сидел в дальнем углу, ловко направляя снующих туда-сюда служек и зорко высматривая новую жертву.
Завидев важных гостей – судя по одежке, персидских купцов, – китаец проворно бросился навстречу с поклонами: