Андрей Посняков - Мятеж
А что с ней могут сделать? Да все, что угодно, вплоть до прямого сексуального насилия и самых жестоких пыток. Ну и пусть – бывшая великая царица, все равно ж – женщина, а с бабами в те века разговор короткий. Ишь, на трон забралась – осатанела совсем! А вот, получи-ка… Место свое бабское – знай!
Знатную пленницу вовсе не держали в земляной яме, о нет! В старом ханском дворце ей предоставили покои – целую комнату, у входа в которую все время находилась самая неусыпная стража из тех воинов, что предпочитали женским ласкам услады изнеженных и томных мальчиков с кроткими глазами газелей. Саид-Ахмет, хитрая жирная сволочь, устроил так специально, дабы лишенная власти ханша не смогла проявить все свои чары – эти воины устоят, тут можно было не сомневаться.
Вот ведь, отрыжка шайтана! И самая главная отрыжка – Саид-Ахмет, омерзительный, жирный, вечно пахнущий потом и кислым молоком кобылиц. Одно слово – кочевник! И жесток, очень жесток… Ах, был бы кто другой…
Айгиль подошла к зеркалу, дорогому, из почти плоского стекла, оправленного в золотую раму. Слегка осунувшееся лицо в обрамлении копны темно-русых волос, золотистая кожа, карие, восхитительно сверкающие глаза. А фигура, фигура… как у совсем юной девушки, не скажешь, что бывшей ханше уже целых двадцать шесть лет. Двадцать шесть! Вот это возраст, самой не верится. Казалось, совсем недавно было шестнадцать… восемнадцать… а потом… Потом время как будто рванулось, помчалось, словно пришпоренная лошадь! Интриги, судьбоносная встреча с урусутским князем Георгием, трон! Трон… Ханша неожиданно улыбнулась: все-таки здорово, что это все в ее жизни было – трон, власть… Любовники, и во множестве – каких только желала! Многие, увы, полегли при штурме города войсками Джелал-ад-Дина, остальных же казнил Саид-Ахмет. Жалко, хорошие были мужики… славные были б от них дети. Увы, детей пока не дал Аллах… два выкидыша было, а рожденная в глубокой тайне дочка умерла почти сразу после родов. Судьба. Ну, так и она, великая ханша Айгиль, еще молода, еще найдет себе достойного мужа, родит… Вот только власти ей не видать, похоже. А ведь она так сладостна, власть, слаще даже, чем… Ва, Аллах, прости за нечестивые мысли! Хотя почему бы и не помечтать… и не вспомнить? Да – ласки мужчин, тех, кого выбирала. Могла себе позволить – а что? К тому же не такой уж плохой правительницей она и была… может, и будет еще, может, народ восстанет… или придет на помощь великий государь Егор, недаром ведь послан к нему верный Азат. Верно, уже плывут по широкой Итиль-реке русские корабли, идут по степи непобедимые кованые рати. И верится – скоро уже, скоро… Вот только дожить бы. Дожить!
Чу! За дверью послышались шаги – тяжелые шаги тучного, уверенного в себе мужчины. Саид-Ахмет? Айгиль напряглась, встрепенулась… Или – сам Джелал? Да нет, у того шаги потише, да и нет его сейчас в городе – ведет тумены на север, воевать дальше, взять под свою руку Бельджамен, Булгар, Джукетау-Жукотин…
Дверь распахнулась, и покои опальной царицы наводнил запах давно не мытого, потного тела. Хан Саид-Ахмет явился не один – в сопровождении трех верных слуг, трех чернокожих зинджей из далекой Ифрикии, здоровенных, с отрезанными языками – чтоб никому ничего не смогли рассказать.
– Разденьте ее, – войдя, негромко приказал хан.
На жирных – верно, только что после плова – губах его скользнула на миг торжествующая ухмылка, неприятная, хищная. Так мог бы улыбаться шакал.
– Да как вы…
Пленница попыталась было вырываться, убежать – не тут-то было! Чернокожие нукеры живо сорвали с нее чекмень, кофту, шальвары…
– Что ж, – неожиданно улыбнулась ханша. – Пусть так…
Спокойно встав в углу, она облизала губы и, медленно проведя ладонями по бедрам, с вызовом взглянула на толстяка, ничуть не стесняясь своего обнаженного тела. Да и чего было стесняться-то? Карие сверкающие глаза, пышные волосы, шелковистая, тронутая золотистым загаром кожа, тонкий стан с темной ямочкой пупка, украшенного оправленным в золото изумрудом. Вот только грудь, да, маловата… да и вообще, в Орде больше любили пышных женщин… ну, кому как…
– Нравлюсь?
Покусав губы, Айгиль выставила вперед правую ногу… Ах, как хотелось ей ударить сейчас эту гнусную тварь, пронзить кинжалом, убить… или лучше – отдать палачу…
– Вобла сушеная!
Оскорбительно хмыкнув, Саид-Ахмет кивнул нукерам, и те без всякого почтения бросили пленницу на пол, развели в стороны ноги…
Сняв штаны и пыхтя, толстяк навалился на пленницу сверху всей своей жирной, дурной пахнущей тушей, ухватил твердые бугорки грудей сальными пальцами, заколыхался, зарычал, словно дикий зверь… Поверженная царица закрыла глаза… Слава Аллаху, длилось все это недолго, не столь уж и сильным в любви оказался Саид-Ахмет. Если то, что происходило, можно было назвать любовью.
Тяжело дыша, похотливец с помощью слуг медленно поднялся на ноги, запахнул халат и, довольно щурясь, ощерился:
– Ну как?
– А никак! – презрительно хмыкнула ханша. – Видала я и получше, а тут… вот уж не знала я, что ты такой слабак, Саид! Совсем ничего не почувствовала. Может, тебе лучше к овцам пойти или к козочкам? Верно, там у тебя получится куда лучше!
– Вахх, щучина!!! – Уязвленный до глубины души, хан махнул рукой неграм: – Посмотрим, как ты сейчас запоешь, когда они тебя… все… Стоять!
Саид-Ахмет вдруг остановил радостно переглянувшихся слуг и, скоса глянув на пленницу, растянул губы в змеино-медоточивой улыбке:
– А тебе ведь, верно, того и надо, а? Глянь, какие молодцы… Вижу, вижу, ты уже предвкушаешь удовольствие, верблюдица драная… А вот нет! Не получишь. Вернее, получишь, да не то, чего так вожделенно хочешь. Эй, слуги! А переверните-ка ее на живот… Плетку мне! Живо!
Ввухх!!!
Со свистом вспоров воздух, треххвостая воловья плеть оставила кровавые полосы на нежной коже пленницы. Айгиль закусила губу… и даже не вскрикнула, не застонала, молча терпя жуткую боль. Ни слезинки из глаз не выкатилось, лишь побелели скулы…
Хан ударил еще пару раз, да на том и закончил – видать, утомился… или просто собирался растянуть удовольствие…
Сунув плеть за пояс, мерзко расхохотался да пнул несчастную в бок:
– Никому ты здесь не нужна. Поняла, дура? Поваляйся теперь, подумай, ага.
Он ушел столь же быстро, как и появился, – тяжелые шаги стихли, и вот только тогда из уст опозоренной и оскорбленной ханши вырвался запоздалый стон. Плечи, конечно, саднили, но не очень сильно, совсем не так, как душа.
Айгиль не плакала, не рыдала, не призывала на голову Саид-Ахмета никаких кар – она рассуждала, думала. И думы те были о-очень недобрые! Значит, вот так… указали место. Значит, не будет никаких уговоров, переговоров и всего такого прочего, скорее всего, ее просто убьют, отравят или придушат шелковым шнурком. А народу бросят жирную кость в виде некоторого послабления от налогов. Да что народ! Когда он грустил по своим ушедшим правителям? Да никогда. Вот если б она, великая царица Айгиль, смогла поднять мятеж да возглавила войско… Увы! Не оказалось поблизости преданных людей, военачальников, просто верных слуг. Почему? Раве она не была добра? Была… даже слишком. А правительница не должна быть доброй. Доброе правление всегда кончается заговором, мятежом, смертью!
Смерть… А она-то надеялась что-то выгадать! Мол, явятся Тохтамышевичи, начнут уговаривать, к чему-то склонять… можно будет и поторговаться. Явились! Только ни к чему не склоняли – швырнули на пол, изнасиловали, избили. Поступили как с простой рабыней, дворцовой шлюхой. Унизили! Именно так – во множественном числе: Саид-Ахмет вряд ли дейстововал на свой страх и риск. Он, конечно, похотливец и козел, каких мало, но при этом еще и… не то чтобы трус, но осторожный, искушенный в интригах. Наверняка все случившееся – плод долгих раздумий царевичей, их коварного плана, который Айгиль поняла вот как раз сейчас, осознала: не будет больше никакой Золотой Орды, а будет – Ак-Орда, Кок-Орда, Сибирь, ногайцы, фряжские города, Крым… Так они и раньше Сараю не очень-то подчинялись! На словах – да, а на деле… Ах, надо было дать им возможность выбрать владык – пусть бы тешились. Тогда, может, и никакого мятежа бы не было – заговорщики между собой передрались бы!
Да-а… Айгиль закусила губу и вздохнула – все мы задним умом крепки. Как говаривал когда-то князь Георгий, хорошая мысль всегда приходит после. Нет… по-русски это звучит куда веселее – хорошая мысля приходит опосля, вот как!
Бежать надобно! Коль с ней так… Ах, была бы возможность, так давно б… Отрыжки шайтана стерегут зорко! Весь дворец нукерами наводнен, и, уж понятно, воинам даны самые строгие указания, за нарушение которых наказание одно – смерть. А если кого-то поискать? Не воинов. В конце концов, если б пленницу хотели поскорее убить – давно бы уже убили.
– Эй, кто там? – скользнув к дверям, Айгиль заколотила кулаками в тяжелые, украшенные позолоченной чеканкою двери…