30 сребреников - Дмитрий Викторович Распопов
— Благословите мою дочь отец, — стал рыдать он, — она бесплодна, и муж хочет отказаться от неё!
— И при этом не хочет возвращать её приданое? — поинтересовался я, поскольку знал истинную причину подобного горя, а не желания помочь дочери. Я на всё смотрел крайне прагматично, стараясь вычислить истинные причины поступков людей, а не ту занавесу слов, которой они всё окружают.
— Да брат, он просто разорит меня этим, — закивал мужчина, — поскольку у меня ещё две дочери на выданье.
Брат Иаков с осуждением посмотрел на меня, но, разумеется, не смог отказаться и кивнул. Мужчина поднялся на ноги, бросился куда-то в сторону и притащил за руку рыдающее юное создание, весьма симпатичное на вид.
— Вот он пустой сосуд греха, отец, — мужчина вручил отцу Иакову руку девушки, — сделайте пожалуйста хоть что-нибудь.
Монах прямо на улице опустился на колени с девушкой на мостовую и положив руку на её живот стал молиться. Продолжалось это довольно длительное время, так что я даже заскучал и крики ребятни рядом о том, какой я урод и монстр, меня больше не развлекали.
— Всё дочь моя, господь теперь с тобой, — брат Иаков перекрестил успокоившуюся девушку, и показал на ожидающего её отца.
— Подойди ко мне дочь моя, шепну тебе пару молитв на ухо, — поманил её я и она, видя, что я в доминиканской робе, без страха подошла ко мне ближе.
— Алонсо закрой уши, — сказал я и когда парень это сделал, наклонившись в кенгурятнике к уху девушки, прошептал.
— Мужу своему, если он и правда хочет наследника, скажи неделю воздерживаться от соитий с тобой или другими женщинами, а после этого длительного воздержания, когда его семя попадёт в тебя, сразу не вставай, подними ноги вверх и полежи так в постели. Понятно?
Лицо девушки стало словно пылающий огонь, краска залила уши, щёки и шею.
— Ну и конечно помолись после этого дочь моя, вреда точно не будет, — перекрестил я её и отпустил.
Когда она, красная от стыда бросилась от меня к отцу, ко мне подошёл брат Иаков, обеспокоенно посмотрев на девушку и меня.
— Что ты ей сказал?
— Пару рекомендаций из трактатов древних врачей, — соврал я, даже не моргнув глазом.
Монах вряд ли мне поверил, но уточнять не стал и мы пошли обратно в монастырь, а уже вечером у меня была грамота от короля и главное, вексель для местного филиала банка Медичи.
— В банк или магистрат? — показал я оба документа брату Иакову, — какое удовольствие будет для меня наибольшим? Получить золото или унизить главу города?
— Я страшусь брат Иньиго, того, каким вы вырастите, — со вздохом ответил он.
— Одно я могу сказать вам точно брат Иаков, — твёрдо сказал я, — вы всегда будете моим учителем по милосердию. Праведнее вас я никого в Риме ещё не встречал.
— А как же бедность и целомудрие брат мой? — поинтересовался он.
— За это у меня будет отвечать Родриго Борджиа, — ответил я, но он моей шутки не понял, так как видимо его не знал. Я же прекрасно знал, что только во дворце у дяди Борджиа обитают пять любовниц молодого парня, чья любвеобильность была у многих на языках. Кости ему не обсасывали только самые ленивые в Риме, коих было очень немного. Но как говорили некоторые, ещё хорошо, что это были девушки. Распущенность нравов была в Риме просто ужасающей, несмотря на тот внешний статус и флёр, который подавался простому народу в виде веры и покаяния. Высшие чины иерархии Святого престола мало в каких удовольствиях себе отказывали.
— Надеюсь это достойный человек, — осторожно ответил монах.
— Я тоже, отец Иаков, — хмыкнул я, веселясь от шутки, понятной только мне.
Что касалось моего вопроса, то победило унижение, так что уже утром я направился в магистрат. Увидев бумагу с подписью короля и его печатью, глава города поменялся в лице.
— Чем я могу вам помочь брат Иньиго? — обратился он ко мне другим тоном, не каким он говорил со мной вчера.
— Я прошу лишь помощи в моём деле, не более того, — мягко и вежливо ответил я, копируя поведение брата Иакова, хотя у самого было дикое делание повозить этой бумагой, но наглой усатой морде, которая вчера надо мной издевалась, но здравый смысл победил, и я не стал накалять обстановку больше необходимого. Так что обсудив с главой города все дела и то, что мне от него потребуется, я перекрестил его и попрощался, а он даже при этом старался не сильно сжимать кулаки от злости.
В банке же меня приняли с распростёртыми объятьями даже несмотря на то, что я забрал часть денег и сказал, что с моими расписками могут приходить и другие люди, чтобы я не таскался с мешком золота по городу. Все вопросы были улажены за пару часов и я, довольный проведённым днём, а также ещё больше довольный Алонсо, с тяжёлым кошелём золота на поясе, отправились в обратный путь к монастырю. Я уже продумывал, где и что организую, так что завтра требовалось обзавестись всеми выделенными мне помощниками, поговорить с ними и приступать к работе. Время халявы закончилось, впереди предстояло сделать много работы.
* * *
20 марта 1455 A. D., Неаполь, Неаполитанское королевство
— Верующий с номером А-13, — молодая монахиня повернулась к группе горожан, над которыми висела большая буква A, — пройдите к столу с изображением Девы Марии.
Поскольку большинство жителей Неаполя не умело ни читать, ни считать, то проблему как организовать людские потоки так, чтобы было меньше очередей, я обдумывал очень долго. Только какие-то глубинные мысли из подсознания помогли мне это хоть как-то разделить на множество мелких рутинных операций, которые могли выполнять неквалифицированные помощники, которыми были либо монахи, либо служащие магистрата, временно приданые мне в помощь.
Сейчас каждый пришедший попадал в шесть очередей, которые вели к монахам, которые задавали всем только один вопрос:
— В каком грехе хотите покаяться?
В зависимости от ответа, он дальше сверялся с разработанной мной для них методичкой и присваивал номер греху человека в зависимости от буквы латинского алфавита и ставил цифру его порядного номера в дальнейшей очереди, которую записывал в книгу учёта посещений. Дальше уже горожанина, который не знал
