Лабух - Иван Валерьевич Оченков
— Как угодно, но мне только чай.
Через минуту на прилавке оказался поднос с графином и парой чарок, а так же чайник с только что залитой кипятком заваркой. В качестве закуски тонко нарезанный сыр и пара заказанных мною хлебобулочных изделий.
— Не передумаете? — с надеждой посмотрел на меня дирижер.
— Нет.
— Жаль. Новое дело, нужно, прежде всего, хорошенько вспрыснуть.
— Полагаю, ближайшим вечером такая возможность ещё представится. К тому же, если обмывать, то водкой, а не этим вишнёвым недоразумением.
— Ваша правда, только где же её взять, настоящую водку?
Надо сказать, что с выпивкой и впрямь имелись проблемы. Одним из пережитков «проклятого царского режима» доставшегося большевикам, оказался введённый еще Николаем II’Сухой закон'. Временное правительство попыталось его отменить, но ненадолго. Советская власть приравнивала изготовление любых горячительных напитков к контрреволюционной деятельности, и нещадно карало, тех, кто имел неосторожность попасться.
Впрочем, с началом НЭП ситуация стала меняться. Первым делом разрешили наливки, одну из которых сейчас со смаком поглощал мой гость. Если мне не изменяет память, скоро появится знаменитая «рыковка». Ну, а пока, даже в крутых ресторанах подают из-под полы самогон, разведённый спирт или всю ту же наливку.
— Так значит, вы согласны? — подцепил кусок сыра вилкой мой собеседник.
— В принципе, возражений нет. Но, во-первых, хотелось бы большей конкретики, а во-вторых…
— Внимательно вас слушаю.
— Есть возможность дать несколько выступлений с мадемуазель Куницыной.
— Да это же прекрасная новость! Я имею в виду то, что вы помирились…
— Мы, собственно, и не ссорились. Просто…
— Понимаю-понимаю, просто разошлись во взглядах на творчество. Такое случается среди нашего брата.
— Ну… типа того.
— Итак, вам нужен оркестр!
— Не совсем. То есть, оркестр, да ещё такой хороший как у вас, это замечательно. Но, есть мысль организовать небольшое турне по городам и весям нашей необъятной родины. И, как вы сами понимаете, наличие слишком уж большого коллектива, может принести неудобства. Поэтому, нужен небольшой джаз-банд. Ударник, клавишник…
— Как вы сказали?
— Пианист.
— Да, я понял, просто слово необычное, хотя довольно точное.
— Кроме того, саксофонист или трубач, а так же, пожалуй, скрипач или виолончелист. Вообще, хорошо бы привлечь музыкантов универсалов.
— Вроде вас?
— Именно. В зависимости от репертуара я могу взять на себя гитару или аккордеон. Ну, и пианино, конечно…
— Клавиши?
— Точно!
— Любопытный проект. — Без особого, впрочем, энтузиазма заметил Шумин. — Тут надо всё хорошенько обдумать, посоветоваться с нужными людьми… Знаете что… Приходите после пяти в «Савой». Мы там работаем несколько вечеров. Заодно и программу обкатаем… кстати, а где здесь места общего пользования?
— Вон там.
— Благодарю.
В принципе, скепсис Михаила Марковича можно было понять. В этом предложении всё было прекрасно кроме одного. Маленькому коллективу не нужен дирижер…
— Не угодно ли расплатиться, господин хороший? — отвлек меня от рассуждений буфетчик.
— А…
— Ушел ваш приятель!
— Получите.
Такой мелочности, говоря по совести, не ожидал. Но раз так, незазорно прибегнуть к тяжелой артиллерии. Добравшись до телефона, а это в Москве не самая простая задача, покрутил ручку и, дождавшись ответа, назвал номер.
— Товарища Артузова, пожалуйста! Нет на месте? Тогда передайте ему, что звонил Семёнов. Да-да, он знает.
До начала Империалистической войны этот модный ресторан носил гордое название — «Берлин», но в связи с охватившим страну «патриотическим» угаром, хозяева поспешили переименовать его в «Савой». Возможно для того, чтобы польстить союзникам. Надо сказать, что ребрендинг этот далеко не последний. Кажется, в 60-е он снова станет называться в честь столицы теперь уже ГДР, а в 90-е вернет себе название, данное в честь французского городка у подножья Альп.
При новой власти в здании успели разместить общежитие наркомата иностранных дел, совета депутатов и ещё бог знает кого. Также ходили слухи, что здесь жила уже знакомая нам Айседора Дункан, но сбежала, испугавшись крыс.
Как бы то ни было, ресторан при гостинице продолжал работать и оставался довольно популярным. А значит, в нём имелась сцена…
Успевший протрезветь Шумин встретил нас, то есть меня и Машу, с большим почетом.
— Уважаемые коллеги, позвольте представить вам восходящую звезду Московской эстрады — Марию Куницыну! Прошу, как говорится, любить и жаловать.
Договорив, он с чувством приложился к ручке певицы, после чего продолжил с уже меньшим воодушевлением.
— С её спутником, товарищем Северным вы уже знакомы. Сейчас пять минут перерыв, а потом начинаем работать. Мария Георгиевна, голубушка, садитесь, где вам будет удобно, пока мы кое-что обсудим…
— Николай Афанасьевич, — зашептал дирижер, как только мы оказались наедине. — Что же вы сразу не сказали, что эти гастроли согласованы на самом верху?
— Михаил Маркович, есть вещи, которые лучше не знать. Я вот, например, совершенно не интересуюсь, куда вы испарились сегодня?
— Возникло срочное дело, — немного смутился работник культуры.
«Ну-да, смску получил» — подумал я, но не стал заострять. Пусть чувствует себя виноватым. Пригодится.
— Значит так, давайте мы сегодня отработаем по имеющейся у нас схеме. Наша будущая звезда присмотрится к музыкантам, они к ней. По окончании концерта определимся с составом будущих гастролеров.
— То есть, Мария Георгиевна сегодня петь не будет?
— Без репетиций? Ни в коем случае!
— Понимаю…
— А вот я с вашим коллективом уже, что называется, спелся, так что… осталось только определиться с размером гонорара!
За этим дело не стало, и уже через час ваш покорный слуга снова вышел на сцену. Маша после начала представления перешла в зал, где её уже ждал Болховский. Настроение сразу же ухнуло вниз…
— Все наши думали, что вы помирились, — сочувственно вздохнул во время очередного перерыва Фима Розенфельд.
— Увы, друг мой. Женская душа в принципе непостижима для нашего брата. Вы что-то хотели?
— Да. Слышал, что вы набираете джаз-банд для гастролей и вам нужны люди.
— Всё верно. Хотите с нами поработать?
— Если это возможно.
— Боюсь, Шумин вас не отпустит.
— Это так. Но я надеялся на вашу протекцию. К тому же, музыкантов он вам подобрал… как бы это помягче…
— На убоже, что нам негоже?
— Примерно так. Особенно пианист. Такое впечатление, что он пару лет не касался клавиш.
— Понятно, — кивнул я. — Посмотрим, что можно сделать.
