Лабух - Иван Валерьевич Оченков
— Дмитрий Могилевский, — протянул мне руку крепкий молодой мужчина. — Я от Артура Христиановича.
С первого взгляда он мне понравился. Открытая улыбка, располагающая к себе внешность, цепкий взгляд. Одет скромно, но вполне прилично, к тому же, не скован. Грамотная речь…
— Очень приятно. Вы — пианист?
— Так точно, — по-военному четко ответил новый знакомый.
— Служили?
— И даже воевал. А это важно?
— Чёрт его знает, главное, чтобы с бывшими сослуживцами не встретились. Покажите, как играете.
— А что именно? — спросил Могилевский, не обнаружив нот.
— Все что придет в голову. Хоть собачий вальс!
Дмитрий в ответ пожал плечами и ударил по клавишам…
Ну, что тут можно сказать. Розенфельд оказался прав. Довольно посредственный базовый уровень, плюс долгое отсутствие практики… почти как у меня, с полгода назад. Может, чуть лучше.
— Плохо? — правильно понял выражение моего лица чекист.
— Ничего страшного. Бетховена никто и не ожидал. Просто учтите, что Куницына профессиональная певица и мгновенно поймет, что вы дилетант. Господа офицеры тоже люди образованные и нечуждые культуре… Хотя, сейчас везде такой бардак, что может и получиться. Где учились музыке?
— Отец служил швейцаром при консерватории. Хотел, чтобы я стал музыкантом, упросил одного студента стать моим наставником.
— А потом?
— Потом началась война. Призвали в музыкальную команду запасного полка. Но поскольку рояля там не было, стал литавристом. Дальше революция, гражданская война…
— Понятно. Теперь слушайте меня. Болховский отнюдь не дурак, но занят другим. Влюблён, ревнив и, кажется, контужен. Его подручный — Котов. Эдакий верзила с грубыми чертами лица. Очень силён, но при этом начисто лишён фантазии. Такому человека придавить, что высморкаться! С остальными я мало контактировал.
— Спасибо. Буду знать…
Впрочем, довольно скоро выяснилось, что опасался я совершенно зря. Остальные музыканты, выделенные нам Шуминым, оказались немногим лучше, так что на общем фоне Могилевский особо не выделялся. Болховскому и его сообщникам похоже было вообще плевать. Что же касается Маши…
— Вот уж не думала, что в Москве буду с сожалением вспоминать наших друзей из «Ласточки», — заметила она после очередной репетиции. — Серёжу, Изю, Владимира Порфирьевича… интересно, как они там?
— Всё с ними нормально. А хочешь выступать с настоящим оркестром, давай отложим этот дурацкий тур и поработаем в «Мосэстраде».
— Ты же знаешь, это невозможно.
— Тогда не жалуйся.
Наконец, всё было готово к отъезду. Коллектив собран, маршрут намечен, репертуар утвержден. Но, накануне мне пришлось снова встретиться с Артузовым.
— Добрый день, Николай Афанасьевич, — вполне благожелательно начал он.
— И вам не хворать.
— У вас всё хорошо?
— Как ни странно, да.
— Не слышу энтузиазма в голосе.
— Не обращайте внимания. У меня так часто бывает. Перед каждой новой песней кажется, что она никому не понравится. Что мелодия дурацкая, а слова просто глупые!
— Зря вы так. И то и другое у вас более чем хорошо… может, вы просто не хотите принимать участие в предстоящих гастролях?
— Это так заметно?
— Есть немного, — улыбнулся чекист. — Но позвольте узнать, почему?
— Чувствую себя героем водевиля.
— В какой-то мере так оно и есть. Впрочем, если не хотите, можете отказаться.
— Серьезно?
— Вполне. Свою часть договора вы исполнили. На Болховского вышли, нашего человека с ним свели. Кстати, Дмитрий очень хорошо о вас отзывался. Говорит, что очень серьёзно подошли к делу. Проверили легенду, дали исчерпывающую характеристику всем фигурантам. Не хотите поменять профессию?
— Предлагаете работать на ГПУ?
— А почему нет?
— Могу себе представить, — вспомнил один приключенческий фильм. — Шпионское гнездо под видом кабаре в самом фешенебельном районе Буэнос-Айреса! Пароль — шлимазл бессаме мучо!
— Прекрасная идея! — расхохотался Артур Христианович. — Ну, так что?
— Каждый должен заниматься своим делом, — покачал я головой. — Одни ловить врагов советской власти, другие играть музыку.
— Ладно. К этому разговору мы ещё вернемся. Но теперь надо определиться, будете вы работать дальше по Болховскому, или отойдете в сторону?
Глава 19
Нежданные встречи бывают разные. Иной раз не виделись, бог знает сколько лет, а как довелось, понимаешь, что твой знакомый ничуть не изменился. А случается, что времени прошло всего ничего, а перед тобой – другой человек!
— Ты всё-таки решил последовать моему совету, — без тени какой-либо эмоции на усталом лице заметила Целинская. — И приехал в Москву…
В Пятигорске она выглядела женщиной. Да, в возрасте, но ещё не растерявшей былой шарм, умеющей любить и радоваться жизни. Теперь же казалось, что передо мной какой-то бездушный механизм. И только в глазах иногда проявлялись отблески прежнего, но тут же гасли, как будто хозяйка не хотела себя выдать…
— Как видишь, — стараясь выглядеть как можно естественнее, отвечал я. — Кстати, у меня скоро большой концерт. Придешь?
— Нет.
— Жаль. У меня появились новые песни. Хотел узнать твоё мнение.
— Врешь ты всё, Семёнов! — на её губах впервые появилось что-то вроде усмешки.
— Ладно. Не хочешь идти на концерт, слушай здесь. В этом богоугодном заведении найдется гитара?
— Прекрати ломать комедию! И забудь всё, что между нами было, как сделала это я.
— Так ты рассказала обо мне Артузову, чтобы забыть?
— Радуйся, что не Агранову. Он, кстати, уже пенял мне. Творческая интеллигенция по его части. На самом деле, это случайно получилось. Шла разработка Болховского, и при этом всплыли ваши имена.
— Наши?
— Не притворяйся! Понял же, что речь о твоей Куницыной.
— Она не моя…
— Мне всё равно, можешь не оправдываться. Хотя, признаюсь, было забавно услышать, что тебя бросила певичка…
— Да уж, — хмыкнул я. — Распался наш дуэт. Хотя, может оно и к лучшему. Буду работать сольно.
— Хочешь сказать, что для тебя она всего лишь деловой партнёр? — нехорошо прищурилась, начавшая было оттаивать Целинская.
— Нет, конечно. Но в воду прыгать от тоски не буду.
— На этот раз вроде не врёшь. Ненавижу лжецов!
Договорив, чекистка вытащила из-за пазухи портсигар с зажигалкой и закурила.
— Будешь? — после небольшого колебания предложила мне.
— Нет, — помотал головой. — От этой гадости голос портится.
— Как хочешь…
— Военная форма тебя старит, —
