Дядя самых честных правил 5 (СИ) - Александр Михайлович Горбов
* * *
Радость от возвращения в Злобино испортил Лукиан. Едва экипажи въехали в усадьбу, как он уже стоял на крыльце и сердито щурился исподлобья. Едва я выбрался из дормеза, он подошёл, окинул меня взглядом с ног до головы и хмуро бросил:
— Вот, значит, как. Идём-ка, отрок, побеседуем.
Не слушая никаких возражений, он схватил меня за локоть и буквально потащил в парк за особняком. Заведя подальше от лишних глаз, он остановился и ткнул меня пальцем в грудь.
— Я тебе что сказал, а? Колдовать не смей!
Он попытался схватить меня за ухо, но я вовремя уклонился и отступил на шаг.
— Ты что думаешь, это всё шуточки⁈
От второй попытки выкрутить ухо я ушёл также легко.
— А если тебя порвёт на тряпочки, кто тебя собирать будет? Что я Хозяйке скажу? А?
— Руки, отец Лукиан.
— Что⁈
— Руки уберите. Вы мне не родитель, чтобы за уши таскать. Ещё раз рискнёте ко мне прикоснуться, и я посчитаю это уроном дворянской чести.
Монах засопел, возмущённо глядя на меня.
— Тьфу! Говорил же, что ты старый для учёбы. Вот выдрать бы тебя как Сидорову козу, сразу бы наука дошла.
Несколько минут мы молчали, буравя друг друга злыми взглядами.
— Рассказывай, что там было, — наконец буркнул он, — какие заклинания творил?
— Не было заклинания, только чистая сила.
Я кратко пересказал ему прошедшие события, упомянув и жертвенник, и взбесившихся утопцев.
— Дурак ты, — вздохнул Лукиан, — кто же диким заложным даёт кровь пробовать? Они от этого совсем бешеные делаются.
— А кто мне об этом сказал? Дядя, что ли, лекции перед смертью читал? Или вы меня просвещаете, вместо того чтобы рябиновку хлестать?
Засопев, Лукиан надулся, как пузырь.
— Взялись учить, так учите, — продолжил я, — а не стройте из себя непонятно что. Или со мной бы ехали, если мне колдовать нельзя. А не хотите — так я в ученики не напрашивался. Сейчас же прикажу отвезти вас во Владимир, где мы встретились. И на этом закончим наше знакомство. Я вас не видел, вы меня не знаете, Шувалову скажете, что я не способен к некромантии. Всё!
— Ну, — Лукиан выставил ладонь, — туше! Признаю, был не прав. Ей-богу, что Васька, что ты — одна кровь. Когда его учил, он тоже вечно бесился.
— Значит, кое у кого беда с талантом наставника.
— Извини, — рассмеялся монах, — какой уж есть. Я тоже, знаешь ли, на эту роль не напрашивался. Ничего, придёт время, Хозяйка и с тебя такую работу потребует.
Лукиан поморщился и потёр левую сторону груди.
— Тяжело с тобой, Урусов. Уши не надерёшь, не прикажешь, хворостиной не отходишь. Придётся как с девицей, со всем пиететом.
— Вот только не надо! Я со своими ученицами как-то управляюсь, и ни одна ещё не пикнула. Дать пару уроков?
Он расхохотался, запрокидывая голову и хлопая локтями себя по бокам.
— Не смеши меня, Урусов! Не сравнивай свои деланные «умствования» с некромантией. Это не палочкой азбуку рисовать, здесь серьёзный подход нужен.
— Не скажите…
— А вот не перебивай меня. Что думаешь, я дурной, тёмный, ничего в своём монастыре не знаю? Я, дружок, даже сейчас тебе Знак Тильды по памяти нарисую.
Голым пальцем в воздухе Лукиан начертил сложную фигуру. А затем рассеял её одним движением. Да, он не соврал — это действительно была Тильда. Кривоватая, косая, но именно она.
— Вот так, Урусов. Я сии значки научился рисовать, когда твоих прапрабабушек даже замуж не отдали. Маг не должен пренебрегать знанием, каким бы оно ни было. Только баловство это и ребячество. Вот научишься Талантом владеть и поймёшь, что я имею в виду.
Вздохнув, Лукиан стал серьёзным и подошёл ко мне почти вплотную.
— Ладно, буду тебя серьёзно учить, раз просишь. Урок первый: мертвецы уважают силу в любом виде. Когда колдовать нельзя, возьми с собой пистоли. Да заряди в башку мертвецу пулей, чтобы разнесло к чертям. Заложные после такого смирными становятся, сразу начинают слушать, что некромант приказывает.
— А заранее сказать было нельзя?
— Я думал, ты знаешь, — он развёл руками, — даже не подозревал, что Васька тебе самых простых вещей не объяснил.
В животе монаха забурчало, он обернулся к усадьбе и повёл носом.
— Идём, отрок, отужинать надобно. А учить завтра буду, на свежую голову.
Пока шли, я его спросил:
— Почему утопцы называли меня владыкой ночи? Это титул у некромантов?
— Ой, глупости, — отмахнулся он рукой, — мертвяки же тупые, как пробка, вот и зовут, как понимают. Они и слова «некромант» порой не знают, вот и пытаются назвать по разумению. Меня как только не величали: и владыкой, и несвятым отцом, и чёрным батюшкой, и тёмным царём. Одна покойница даже чёрным ангелом кликала. Я первые лет сто записывал, коллекцию составлял, только потерял во время большого пожара в Риме.
Я благоразумно не стал уточнять год этого пожара. А то вдруг окажется, что рябиновку из погреба таскает современник Нерона, и получится как-то неудобно. Как мудро говорили древние — во многих знаниях многие печали.
* * *
Лукиан сдержал своё слово. После нашего откровенного разговора он всерьёз занялся моей учёбой. Каждый день рано утром мы уходили на тренировочную площадку к камням, и я делал несколько подходов дыхательных упражнений. И пока кашлял, выдыхая чистый эфир, монах читал мне теоретические лекции о видах заложных мертвецов и методах борьбы с ними, правильном мироощущении мага, приёмах и ограничениях допросов покойников и всяких мелочах, нужных некроманту. При этом он требовал записывать лекции после занятий по памяти и проверял конспекты. Я чувствовал себя будто на первом курсе Сорбонны, но тут уж сам виноват. Требовал учёбы? Получите и распишитесь.
Через три дня после моего возвращения от Сумкиной Добрятников привёз Ксюшку с Мурзилкой. Девочка убежала с котом в дом, а Пётр Петрович сразу принялся прощаться.
— Вы уж простите, Константин Платонович, — извиняющимся тоном сказал он, — Ксения, конечно, моя дочь, но больше никаких сил нет терпеть. Они чуть всю усадьбу не разнесли! Обои в гостиной подпалила магией, куры нестись перестали от визитов вашего кота, стёкла на втором этаже побили, слуг до икоты запугали. Так что возвращаю вам это сокровище из двух ног и четырёх лап.
Напевая в голос какую-то весёлую песенку, он запрыгнул в дрожки и был таков. А я пошёл в дом проводить беседу с одной рыжей безобразницей. Но, увы, нашёл её сидящей посреди гостиной и ревущей в три ручья. Вокруг Ксюшки суетились все обитательницы дома, пытались утешить, но вызывали только новые взрывы плача.
Я приказал всем замолчать, подошёл к девочке, наклонился и спросил:
— Ксения, будьте добры, объясните мне, что случилось.
— А-а-а-а!
— Ксения?
— А-а-а-а!
— Ксения!!!
— Утопцев!
