Фарход Хабибов - Из дневника "Попаданца". Необычный попаданец в 1941г.

Через час я оповестил бойцов дежурного взвода и водителей, то есть всех тех, кто будет сопровождать Старыгина, Круминьша, Шлюпке и других к самолету. Наверно спросите, а почему через час, почему не сразу, так Старыгин мне примерно час расписывал, что и как нам предстоит делать теперь. Кстати оказывается я все-таки капитан войск НКВД, а не капитан ГУГБ НКВД, то есть прыгнул всего на звание (разочарование).

Потом устроили торжественные проводы наших товарищей, было сказано много теплых пожеланий, и очень много хороших слов, даже Хельмут наговорил массу вкусного. После окончания торжественного вечера и ужина, мы засобирались в дорогу. И с "отправки", под покровом ночи, в дорогу вышла колонна провожающих и улетающих. В дороге прошло полчаса, и вот мы в точке, теперь ждем самолет, подготовив костры, как и договорено, вслушиваясь с надеждой в небо. Пока тишина, да и до назначенного времени пока еще десять минут, Акмурзин и Босхамджи приготовив, запалили факелы, ну для разжигания костров. Костры приготовлены их сухостоя, и на всякий политы бензином, наконец время наступило и парни запалили огонь.

В небе зарокотал мотор, на импровизированную аэродромную площадку спустился самолет, выскочивший из аэроплана приземистый и широкоплечий летчик (или там бортмеханик-бортпроводник) попросил быстрее, мол, еле прорвались. Провожая улетающих, обнял каждого, это же братья по оружию, сколько с ними пережито. Когда последний, чудесный латыш Круминьш садился в самолет, со стороны охраны послышались выстрелы.

— Поезжай, то есть лети уже, — кричу я и самолет, начинает двигаться, приземистый член экипажа захлопывает дверь, и все аэроплан несется вперед и отрывается от земли, уфф все, бегу на выстрелы.

Хорошо, что прихватил с собой МП и подсумок (или как он у немцев называется), передергивая затвор, оказываюсь среди бойцов. Они залегли и ведут перестрелку, из кустов в нас летят пули, пытаюсь короткими очередями отвечать на вспышки. Из лесу, слышны короткие команды на немецком, черт они нас окружают. Немецкий говор уже слышен со всех сторон, говор сопровождают выстрелы, причем не только с карабинов, противник не хуже нас вооружен автоматическим оружием.

— Ребята, немцев больше, и они со всех сторон, поэтому, предлагаю прорываться, сперва закидаем гранатами, пространство против нас и вперед, короткими перебежками к технике.

Странно, но почему то молчат пулеметы на мотоциклах и ганомагах, неужели их сняли бесшумно а? И кинув десяток гранат, выдвигаемся вперед, по направлению к нашей технике, пока бежим, падает несколько бойцов, увы, но нет времени проверить кто ранен, а кто убит.

Наконец добегаем к месту, где оставалась техника с охраной, по нам в упор бьют два пулемета с ганомагов.

— Не стреляйте свои, — кричим мы.

— Русише швайне, — отвечают нам в ответ и снова очереди, блин на голос стреляют суки, хорошо хоть самолет им не достать.

Мы короткими перебежками, теряя на ходу товарищей, передвигаемся уже куда-то наобум, темнота ведь…

Когда я очнулся, я осознал, что лежу в лесу один, и понятия не имею где я.

— Аууу, ребята, вы где? — шепчу я, потом тоже повторяю громче, а затем еще громче. А в ответ тишина, вокруг ни души, черт не оправдал я доверия партии и правительства, потерял ребят. Уже очень светло и по часам понимаю, что уже утро, время полшестого, осматриваю свое снаряжение, я в форме РККА (пока еще старлейские знаки различия), у меня автомат МП и только один рожок с патронами, плюс парабеллум с двумя магазинами, хорошая граната Ф-1 и руки плюс ноги. А исходя из того что немцы скорей всего рыщут уже вокруг, то надо брать то пора эти ноги брать в руки, и дергать отсюда.

Ах да, день кончился, но какой же ужасный день.

17 июля 1941 года где-то в Белоруссии (в 50–70 км от Бресткой крепости)

И начинается день, который еще хуже предыдущего, почему? Я отлично понимаю, что просрал взвод наших бойцов, моих братьев, и грош мне как командиру. Кроме того я понятия не имею, где я нахожусь, и что мне делать, я конечно могу теоретически вернутся к нашей базе. Но как я там посмотрю в глаза бойцам, я командир, капитан и вернусь без ребят, но сам в целости и сохранности.

Единственный путь, у меня теперь, это умереть, но забрать с собой на тот свет побольше гитлеровцев. Увы, и на этом пути меня ждет засада (почему?) да потому что я же реальный представитель нереального класса "деньсурковцев". Этакий среднеазиатский новоявленный Дункан Маклауд (он же "Горец"), я убить могу кого угодно, а меня фигвам, меня не убить. И напрашивается вывод, я должен стать кем-то типа Манзырева-Леонова из классика (Конторовича конечно), и направо налево мочить гитлерюг. Да с ного-руко-башко-носо машествами я не особо дружу, зато Манзырева легко можно было пристрелить, а меня пристрелить, это все равно, что Волгу выпить, причем насухо как Либрез Инвизибл.

И я иду инстинктивно куда-то вперед, тем более в лесу ориентироваться я не умею, в степи, в горах без проблем (я там вырос), но лес – для меня темный лес (успокойтесь языковые пуристы, это спецтавтология, каламбур). Натыкаюсь на немецкую цепь, немцы старательно прочесывают лес, ищут меня (теплится надежда, что не только меня, может не всех наших, убили). Что-то командует немецкий офицер, и гитлеровцы меня окружают, живым взять хотят, ага щас. Немчиков всего около отделения, зная, что нас в лесу осталось один два человека, командир их оставил всего десяток зольдатиков с унтером во главе. Затвор у меня передернут давно, палец на спусковом крючке, и когда они уже в 50 метрах, даю длиннющую очередь от пуза. Немцы дружно падают, льщу себя надеждой, что не все от страха, должны быть и от пуль, полтинник метров от МП не спасает.

Они начинают переговариваться лежа, кто-то стонет (задел все-таки суку) а я встаю с земли, че я лег-то, яж Мак-Лауд, и броском подбираюсь к немцам, по пути вытащив гранату и выдергивая чеку. Испугавшиеся немцы палят в меня, и одна сучара всетаки влепила пулю в меня, в левую часть груди, смертельно, падаю, умираю, БАБАХ. И я снова жив, небесный оператор отмотал пленку назад, теперь беру на полшага правей, что бы та пуля опять меня не убила. Немчура как бешенные пуляют в меня свинцом, почем зря, пули свистят мимо, и я шмаляю миниананас лимонки в гущу немчуры с криком старшины Васкова из повести Васильева:

— Лягай!

Раздается шумовой всплеск взрыва, и пространство прошивается осколками рубашки гранаты, чудесным деньсурковым образом осколки прошивают мою гимнастерку в трех местах и тело ни в одном. Пока немцы ошарашены, вскочив, подбегаю и короткими очередями расстреливаю все, что движется, немцы постреливают, но я себя чувствую Шварцнеггером в фильме "Коммандо" или "Терминатор", в меня ни хера не попадают, а я попадаю ништячно. И тут еще один немец, попадает в меня, сцуко прям в живот, больно-то как, смертельная рана, и падаю, истекая кровью, но тут снова всевышний (не знаю кто, может бог, может наоборот) делает перемотку, и я вернулся досмертельный период. Мгновенно падаю на землю, постреливая на вспышки выстрелов автоматом, потом добавляю гранату, немецкую с длинной ручкой. Опять всплеск взрыва, и пока немцы кайфуют, стреляя подбегаю на предельную дистанцию.

Вдруг понимаю, что патроны на исходе, и щелк автомата впустую доказывает верность моей мысли. Машинально откинув висевший на шее автомат, хватаюсь за кобуру и вытаскиваю парабел, и тут понимаю, что по немцам стреляет еще кто-то. Немцы отвлеклись на другого стрелка, и спокойно достаю пекаль, подбегаю еще ближе и вгоняю в пока двигающих немцев знаменитые парабеллумовские пули. Загадочный стрелок достреливает тоже, все немцы (их реально, оказалось около отделения) теперь перешли из разряда врагов советского государства, в удобрение советской земли.

Кто ж мне помог?

— Товарищ старший…ой товарищ капитан, — и к моей радости из-за деревьев выходит Акмурзин собственной персоной.

— Фатхула, брат, как ты родной, — и я обнимаю моего брата по тюркским языкам.

Потом Фатхула, галопом по Европам, рассказывает свои шатания по белорусскому лесу, а я свои, рассказы практически идентичные. Едиственная разница в том, что он намного лучше меня приныкался, затаился на дереве, и немцы прошли мимо. Потом он пошел на звук выстрелов, благо буквально 500 метров, вот и успел под конец представления а-ля "Терминатор" ну или там Стивен Шпигаль.

— Фатхула, я степняк и горец, для меня лес как высшая математика неандертальцу, я в нем не ориентируюсь ни черта. Вся надежда на тебя, все-таки Башкирия к лесам ближе, чем Таджикистан или Узбекистан.

— Да товарищ капитан, выведу, мы сейчас примерно в 20–25 км от базы, это нам 5–6 часов дороги, может больше, все-таки немчура вокруг шастает. Мне кажется, мы довели немцев до белого каления, и они решили нас угробить.

С удовольствием стаскиваем с немцев все, что можно, особенно радуемся парабеллумовским патронам (для МП-40), но и от Kar98k тоже пойдет. Так же нас радует жрачка, особенно порадовал один немец, я у него нашел ППД и два набитых магазина, да плюс две лимонки. Видимо сука снял с кого-то из красных командиров, ну вот и вернул хозяевам, бойцам РККА, да нет мыж теперь НКВД.