Василий Звягинцев - Большие батальоны. Том 1. Спор славян между собою
Чекменёв распорядился доставить из буфета бутербродов, включить большую кофеварку и разрешил присутствующим курить без особых приглашений. Разговор начинался уж слишком серьёзный и интересный.
Адъютант распахнул в дальнем углу створки одного из окон более чем трёхметровой высоты, снабжённые для открывания шпингалетов начищенной медной арматурой довольно сложной конструкции.
И снова Президенту подумалось, совсем вроде бы не по теме, что странно современному человеку представить вполне благополучно функционирующую цивилизацию, в которой не то чтобы отключён, а вообще не существует «двигатель прогресса» в виде неостановимой и как бы совершенно необходимой в современном мире «индустрии потребления». Чем же тут заняты промышленность, торговля, миллионы людей и тысячи всевозможных торгующих, распределяющих, изобретающих и продвигающих всяческое барахло организаций, если большинство вещей специально задумано и сделаны так, чтобы служить десятилетия, а то и столетия? Как вот эти стулья, например, и оконные рамы, продающиеся в ювелирных магазинах золотые часы девятнадцатого века с безупречным и сейчас ходом. Вообще всё, что он видит вокруг себя. Тогда ведь, получается, и реклама на девяносто процентов не нужна? А за счёт чего существуют средства массовой информации и тьма-тьмущая людей при них? Надо бы спросить у господина Ляхова-Секонда.
Каким-то образом, то ли потому, что довелось повоевать вместе, или после вчерашней экскурсии по Москве Президент испытывал к этому полковнику наибольшее доверие и искреннюю симпатию. А вот его «близнец» вызывал скорее негативные, пусть и не прорывающиеся наружу, эмоции. Наверное, потому, что они с ним из одного мира, но тот одинаково легко и свободно чувствует себя и в этом. А ещё, тут уже почти по Фрейду — ощущает этого самого Фёста как психологического антипода и человека (как это ни глупо звучит), лично виновного во всём случившимся. Совершенно чингисхановская логика: «Гонец, принесший дурную весть, должен быть казнён».
Вот и сейчас он выглядит, даже здесь, слишком уверенным в себе. Президенту ещё неизвестна была ситуация с взаимоотношениями между мирами через Братство, и истинные роли каждого из присутствующих именно в таком преломлении. А так он всё понимал (ощущал) правильно — именно Фёст был здесь и сейчас самым свободным и могущественным человеком. Хотя бы только потому, что из двух аналогов Шульгин, а за ним и другие (Сильвия, кстати!), признали именно эту реинкарнацию Ляховых Фёстом (то есть — Первым!), а Секонда, пусть и весьма приближённого к Императору, — Вторым. По гамбургскому, что называется, счёту.
— Я пока что не сказал ничего такого, что требовало бы повторения для вновь прибывших, — отметил Тарханов, когда суета и шевеление были закончены. — Имела место только затянувшаяся сверх меры преамбула…
— А вот теперь начнётся «амбула» — неожиданно подал голос Волович, и только Фёст и Журналист посмотрели на него одобрительно-понимающе, остальные — с недоумением[97].
— Если угодно — да, — вдруг ставшим достаточно жёстким голосом сказал Тарханов, и под его взглядом, очень похожим на тот, каким он смотрел в прорезь пулемётного прицела перед началом первой очереди из последней ленты в отеле «Бристоль», репортёр непроизвольно съёжился. Этого человека он видел впервые, но предпочёл бы не видеть вообще. Уж они-то с полковником точно были из разных серий.
Из дальнейшего доклада Тарханова следовало, что главная особенность мероприятия, условно именуемого мятежом или путчем, заключалась в том, что обычными способами полицейского или жандармского (тут он машинально употребил привычные термины) сыска даже и сам факт его подготовки было невозможно обнаружить и тем более доказать. Соответственно, к господину Президенту и его сотрудникам (лёгкий поклон в сторону Мятлева), никаких претензий предъявить нельзя…
— А почему это вообще вы, полковник, заговорили о «претензиях?» — спросил Мятлев с излишним душевным подъёмом, проще говоря — с вызовом, свидетельствующем о том, что Герта недосмотрела и пару чарочек генерал изловчился пропустить лишних.
— Только потому, генерал-лейтенант, — очень резко ответил Тарханов, — что вы сейчас сидите у нас в Управлении, а не мы у вас, и помощи понятно кто у кого ждёт. Так что я попросил бы…
«Молодец, Сергей, научился кое-чему. С этими, бывшими советскими, так и надо…» — злорадно подумал Фёст. Тут вообще интересная мозаика начала складываться не только из событий, но и из людей, в них участвующих.
Президент тоже не совсем дипломатично взглянул в сторону Мятлева, даже губами пошевелил беззвучно, но понятно. Тот покаянно кивнул головой и замолчал, нервно сминая мундштук длинной «корниловской» папиросы.
— …Нельзя, — как ни в чём не бывало, продолжил Тарханов, — поскольку вот что у нас получается. Имеется ядро заговора, состоящее из людей, которые всё это просчитали, организовали, привлекли необходимые силы и распределили между собой высшие государственные посты. Самое интересное — все фактические материалы существования и деятельности этого ядра у нас есть, а персоналий — нет. Точно как и в прошлый раз.
Далее идут исполнители, из числа высших руководителей МГБ, армии, милиции и тому подобных военизированных ведомств. По большей части все они получали приказы, не очень понимая от кого, и исполняли, не слишком соображая зачем. Никто полностью общей картины не представлял, более того, приказы поступали зачастую намеренно противоречивые, словно бы в целях помешать, а не облегчить достижение общей цели.
— Управляемый хаос, — снова вставил с места Фёст, — достаточно известный, но отнюдь не бесспорный приём, вроде жертвы тяжёлой фигуры в обмен на темп…
— Похоже, — согласился Тарханов. — Это укладывается в нашу картинку. Третий слой — силы, оппозиционные власти. Независимо от их политической направленности и программных целей. Все они обработаны, профинансированы и мотивированы на саботаж любых провластных мероприятий. Здесь предусмотрены и спланированы уличные выступления, провокационные или сеющие разброд и смуту дестабилизирующие вбросы информации по Интернету, телевидению, любыми другими способами. Без всякой, казалось бы, осмысленной цели. Разнонаправленные, противоречивые, откровенно глупые, на первый взгляд, но в любом случае — деструктивные.
Четвёртое — привлекаются и даже стимулируются организации и движения, которые вроде бы ориентированы на поддержку режима, но самыми внеправовыми методами. Цель та же — дезорганизация, провокации, устрашение. При этом план предусматривает также вовлечение в беспорядки широких масс обывателей. Среди них распространяются слухи о грядущей «революции», негативные и позитивные в равной мере, организуется точечный, но тщательно спланированный дефицит наиболее популярных среди населения «в эпоху войн и революций» товаров, от табачных изделий и спиртного до круп и даже хлеба. Вплоть до кровавых, не преследующих никаких рациональных целей терактов. Рассчитанных на усиление хаоса, но уже в головах.
Ну и, наконец, широкое привлечение к информационной войне иностранцев всех мастей, национальностей и статусов. Дипломатов, журналистов, туристов, всяческих «наблюдателей», которых уже завезли в Москву как бы не несколько тысяч. Кто-то будет убит, в достаточном для «взрыва всемирного протеста» количестве, кто-то, наоборот, получит возможность вести прямой репортаж с самых психологически выигрышных точек…
Фёсту было жалко смотреть на Президента и Мятлева. Гораздо более тяжёлое зрелище, чем даже сюжет с мужем, внезапно узнавшим, что его любимая жена, мать троих общих детей — одновременно популярная звезда столичного дома свиданий, где пользуется вниманием в том числе и его лучших друзей. Поскольку Тарханов в ходе своего доклада называл множество имён, цитировал выписки из документов тайных и не очень совещаний, где и сам Президент, и каждый из его друзей и соратников получал самые нелестные, моментами прямо оскорбительные характеристики.
— Именно потому, что существует эта самая «демократия без границ», «гражданское общество», свобода слова и прочее, заблаговременно разоблачить такую схему практически невозможно. Пока всё в стадии разговоров — привлекать некого, когда началось — поздно. Особенно если в заговор практически или латентно вовлечена большая часть структур, поставленных действующую власть защищать…
Один Журналист сохранял видимость спокойствия:
— Ну, а что? В общем, ничего особенного. Достаточно мастерски сконструированная реплика февральского переворота семнадцатого года, будапештского пятьдесят шестого, пражских событий, ГКЧП и московского путча девяносто третьего. Вы бы распорядились, Вадим Петрович, такой доклад без рюмки коньяка позитивно воспринимать невозможно…
