Василий Звягинцев - Большие батальоны. Том 1. Спор славян между собою
По выражению одного из них: «Я ещё могу отслеживать аналогии между разнопричинными явлениями, но аналогии между аналогиями — уже нет». Оттого «старшие братья» и решили в полном соответствии с то ли бывшей, то ли пригрезившейся договорённостью с Игроками оставить текущую реальность в покое и заняться исследованиями в куда более интересной, сулящей очередные нетривиальные открытия области. Предоставив всем желающим право вести себя в оставшемся на их попечении мире (тем более якобы полностью отключённом от Гиперсети) как им заблагорассудится. Тоже исходя из просочившейся от кого-то из Игроков информации: «Реальность, данная вам в ощущениях, никаким образом не зависит от вашего к ней отношения, и если вы не захотите „играть“ дальше, Игра всё равно продолжится, но вы в ней будете уже не субъектами, а объектами».
О том, что всё происходящее в текущей и параллельных реальностях есть только результат срабатывания Ловушки Сознания и к действительности никакого отношения не имеет, предпочитали вообще не говорить. Как известно, избежать создаваемых Ловушкой угроз можно единственным способом — до последнего в неё не верить.
Вот так и получилось, что роль «игроков районного масштаба» взяли на себя Фёст и Секонд в компании с как бы не имеющим заметных трансцендентных способностей Тархановым. И при нерегулярной, но существенной технической поддержке Сильвии, Воронцова и Левашова. Ну и профессор Удолин продолжал интересоваться происходящим, выстраивая одну за другой увлекательные и временами жутковатые гипотезы, исходя из собственных, некромантских представлений о действительности. Вполне материалистических, к слову сказать, поскольку даже самые чудовищные порождения фантазии, вроде гоголевского «Вия», например, способны физически взаимодействовать с иными обитателями Земли, людьми в том числе, и, следовательно, к объектам идеальным причислены быть не могут. Но это тоже лирическое отступление, пока что не имеющее отношения к докладу Тарханова.
Не касаясь моментов и ситуаций, чуждых ему в силу образования (Ставропольское горно-егерское военное училище) и нынешнего рода занятий (политическая разведка, контрразведка, силовые акции и тому подобное), полковник излагал выстроенную за ночь реконструкцию имевших место в соседнем мире событий.
— В данном случае мы сталкиваемся с довольно интересно продуманным заговором, принципиально непохожим на обычно устраиваемые в той России. Я подразумеваю тщательно изученный мною промежуток между тысяча девятьсот семнадцатым и текущим годами. До этого, как вы понимаете, никаких отличий в теории и практике нет и быть не может. Но то, с чем мы столкнулись сейчас, отличается от большинства реально осуществлённых акций, чисто военных, военно-политических и, так сказать, гражданских, своей, я бы сказал, комплексностью и многоуровневостью. Что и позволяет мне провести отчётливую параллель между позапрошлогодними событиями у нас и там.
Если угодно, обе эти операции можно рассматривать в рамках единого стратегического проекта, как его последовательные фазы. Вторая, то есть теперешняя, можно условно обозначить её как «Кремль-два», очень похожа на доигрывание отложенной партии. Игроки отдохнули, провели подробный домашний анализ с помощью всего синклита своих тренеров, помощников и консультантов, и с новыми силами приступили…
Здесь Тарханов упомянул термин «игроки» в самом расхожем смысле, но только для Секонда он прозвучал знаково.
— Использованная нами аппаратура, — Тарханов не сказал, какая именно, но по интонации Чекменёв понял, что речь идёт о той, что Сергея с Вадимом могли снабдить только друзья, об обычных электронно-вычислительных машинах не стоило бы упоминать, — позволила определить более десятка точек, которые на графиках «Кремля-один» и «Кремля-два» полностью совпадают, что говорит о едином использованном алгоритме планирования…
«Надо же, какой терминологии Сергей набрался, общаясь с этими самыми „друзьями“, — с некоторой, смешанной с удивлением ревностью подумал генерал. — Талант всё-таки. За два года от командира батальона до начальника управления, и постоянно продолжает „расти над собой“. Ясно же, что мог всё поручить Ляхову, и они с Бубновым и Ферзеном разрисовали бы эту историю не хуже. Нет, на себя предпочитает брать, хотя славы в этом деле можно заработать куда меньше, чем шишек набить…»
Тарханов в отличие от всех прочих сотрудников сопоставимого уровня с первого дня знакомства пользовался у Чекменёва полным доверием и обычной человеческой симпатией. Всё в нём совпадало с представлениями Игоря Викторовича об идеальном офицере — и храбрость, и ум, и дисциплинированность. Принципиальность в отстаивании своего мнения, не переходящая, однако, в страсть к препирательству с начальством просто ради самоутверждения. Да вдобавок и скромность — фактически ведь все его подвиги числятся за неким Арсением Неверовым, сам же Сергей Васильевич Тарханов — чуть ли не канцелярская крыса, извлечённая Чекменёвым неизвестно откуда и пристроенная к делу в основном для того, чтобы исполнять скучные для самого генерала бюрократические процедуры.
Ну и, конечно, «по-настоящему информированные люди» относят причину стремительного карьерного роста полковника на счёт его красавицы жены. О том, что она вызвала искренний интерес и симпатию Государя (с последствиями или без — это уже другой вопрос), известно всем, знающим привычки Олега. Вот о том, дошла ли эта информация до самого Тарханова, Чекменёв не знал. Впрямую ведь не спросишь ни у него, ни у Вадима. Единственное, за что можно зацепиться, — за то, что слишком много времени его супруга, кавалерственная дама Татьяна, проводит вдали от мужа, на кисловодской вилле. Так ведь не одна проводит, в компании безупречной во всех отношениях Майи Ляховой, и замотивирована у друзей-полковников такая полухолостяцкая жизнь очень даже убедительно, очень грамотно, не подкопаешься. Только браться за подобные «раскопки» генерал не имел никакого желания. Если кого это дело и касается, так только самой Татьяны, Государя, ну и Тарханова в какой-то степени.
«Так что он там говорит?» — спохватился Чекменёв, заметив, что мысли его незаметно соскользнули совсем не в ту сторону.
— То есть мы в данном случае можем предположить наличие координирующего центра, некоего подобия «военно-революционного комитета», осуществляющего общее руководство, имеющего, так сказать, гражданское и военное крыло, внешнеполитический отдел и подразделения массовой пропаганды, дезинформации и противодействия организационно-пропагандистским действиям власти. Кроме этого, предполагается существование финансового центра и подразделения по связям с любыми иностранными представительствами и агентствами…
— И — «научный центр», — добавил с места Ляхов, — аналогичный тому, что мы разгромили и захватили в ходе «Мрака и тумана». Достоверно установлено, что определённое количество «фигурантов» операции было явно запрограммировано…
— На эту тему я как раз и хотел попросить высказаться тебя, сам я недостаточно в таких вещах разбираюсь, — кивнул Тарханов. — Но это уже не так существенно. Интересна сама применённая здесь схема. Попросту говоря, какая-либо возможность неудачи исключалась даже теоретически. Вы, господин Президент, при всех ваших возможностях и решимости пресечь начинающуюся смуту, если бы она и присутствовала, не имели никаких шансов…
— Поподробнее, пожалуйста, — привстал с места Георгий Адрианович, — тут моё мнение кардинально расходится с вашим… докладом.
— Нет ничего проще… — начал говорить Тарханов, но в этот момент в кабинет вошли, сопровождаемые адъютантом, Фёст, Мятлев и Журналист. И, что весьма удивило даже Секонда, господин Волович. Уж ему, казалось бы, здесь делать было совершенно нечего, с какой стороны ни взгляни.
Но Фёст сделал Вадиму успокаивающий знак, мол, всё идёт по плану, всё под контролем.
Новые участники заняли предложенные места, причём адъютант, видимо, выполняя указание Фёста, посадил Воловича поблизости от стола заседаний, но и чуть в стороне, за отдельный журнальный столик у окна, даже сам подвинул ему просторное кресло, якобы заботясь о его раненой филейной части.
Чекменёв распорядился доставить из буфета бутербродов, включить большую кофеварку и разрешил присутствующим курить без особых приглашений. Разговор начинался уж слишком серьёзный и интересный.
Адъютант распахнул в дальнем углу створки одного из окон более чем трёхметровой высоты, снабжённые для открывания шпингалетов начищенной медной арматурой довольно сложной конструкции.
И снова Президенту подумалось, совсем вроде бы не по теме, что странно современному человеку представить вполне благополучно функционирующую цивилизацию, в которой не то чтобы отключён, а вообще не существует «двигатель прогресса» в виде неостановимой и как бы совершенно необходимой в современном мире «индустрии потребления». Чем же тут заняты промышленность, торговля, миллионы людей и тысячи всевозможных торгующих, распределяющих, изобретающих и продвигающих всяческое барахло организаций, если большинство вещей специально задумано и сделаны так, чтобы служить десятилетия, а то и столетия? Как вот эти стулья, например, и оконные рамы, продающиеся в ювелирных магазинах золотые часы девятнадцатого века с безупречным и сейчас ходом. Вообще всё, что он видит вокруг себя. Тогда ведь, получается, и реклама на девяносто процентов не нужна? А за счёт чего существуют средства массовой информации и тьма-тьмущая людей при них? Надо бы спросить у господина Ляхова-Секонда.
