Евгений Таганов - Морской князь
Дарник взял у Афобия кошель, в котором было то ли пятнадцать, то ли двадцать дирхемов, и протянул его лурскому сотскому:
– Устрой хорошую тризну по своим воинам, они были великими храбрецами.
Князь не стал надевать ни рубашку, ни кафтан – так в полуголом виде и сел на коня, чтобы всем была видна кровь на его спине – хоть какое-то утешение для луров.
Леонидас поехал рядом с Дарником, дабы выразить ему свое восхищение:
– Я и не предполагал, какой из тебя хороший поединщик!
– Он же обещал троих казнить, вот и казнил! – бурчал позади них по-ромейски воевода-помощник.
5
Миновала неделя, заканчивалась и вторая. Скоро по расчетам должно было появиться Хвалынское море. Голая степь вокруг постепенно сменялась песчаной пустыней, что совсем никого не радовало. Из-за жары теперь проходили не больше двадцати пяти верст в день. Облегчение приносила лишь ночная прохлада. Палатки уже никто не ставил, ночуя, как луры под открытым небом.
– Поймали, поймали! Ведут, ведут! – в одно утро разнеслось по всему дарникскому стану, не успели еще все как следует проснуться.
Рыбья Кровь, уже одетый, вышел из шатра. По беспалаточному стану к нему двигалась большая ватага всадников и пешцев. Помимо своих ближних и дальних дозорных, во время походного марша Корней завел еще ночные секреты против нежелательных лазутчиков. Сейчас один из таких секретов в сопровождении целой толпы любопытных воинов вел к князю своего пленника: маленького сорокалетнего мужичка словенского вида в овчинной безрукавке и шапке и в остроконечных степных сапожках.
– Мне нужен князь Дарник, – сказал мужичок, когда его подвели к шатру.
– Князь Дарник перед тобой, – сообщил ему один из сопровождающих.
– А не врешь? Князь Дарник постарше должен быть. – За такую дерзость мужичок сразу получил хороший тумак от своего стражника.
Рыбья Кровь знаком приказал развязать пленника.
– Я к тебе от кутигур. Гонец я от них.
– Зови архонтов, а этого в шатер, – приказал князь Янару.
«Зови воевод» касалось только словенских хорунжих, «зови архонтов» означало совет главных военачальников.
Янар отдал распоряжение, а сам остался сторожить пленника в шатре. Лидия не прочь была тоже поприсутствовать при допросе переговорщика, но на ее вопросительный взгляд Дарник отрицательно покачал головой, и стратигесса с неприступным видом выскользнула из шатра.
Пока ждали прихода архонтов, князь расспрашивал мужичка о незначительном: кто он и что он? Мужичка звали Олята, он был тиуном булгарского купца, ходившим на лодии из Булгар в Персию. На обратном пути их лодию захватили кутигуры, в живых оставили только Оляту и его двенадцатилетнего сына, и теперь он был у кутигур на службе. На вопрос, много ли у кути-гур овец, гонец отвечал утвердительно. А есть ли поблизости большая кутигурская орда – отрицательно. Имеется лишь малое войско конников в пятьсот, не больше.
Когда пришли военачальники, Олята заговорил сам, не дожидаясь вопроса:
– Кутигурские переговорщики хотят встретиться с князем Дарником.
– А почему именно со мной? – не спеша произносил Рыбья Кровь, давая время переводить допрос на ромейский и хазарский языки.
– Потому что шесть лет назад им приходилось встречаться с тобой, и они помнят это, – отвечал Олята, с любопытством разглядывая советников князя.
– О чем они хотят со мной говорить?
– Про то мне неизвестно. Я только должен договориться о твоей встрече с Калчу.
– Кто такой Калчу?
– Их тысячский.
Далее Олята выдвинул условия переговоров: по двое человек встречаются на конях в открытом месте, сзади на расстоянии трехсот шагов могут находиться пятьдесят конников охраны, но никаких повозок, никаких двуколок – это Олята настойчиво повторил несколько раз, видимо, камнеметы дарникцев намертво врезались в кутигурские головы, что было совсем не удивительно. Выпроводив из шатра переговорщика, архонты принялись высказывать свои опасения. Буним вообще считал, что пока встречаться нет необходимости, если переговоры так важны, кутигуры вспомнят о них и позже, тогда удобней будет говорить с ними с более выгодной позиции. Но князь с ним не согласился: чем быстрее мы узнаем их предложения, тем лучше. Амырчак предложил собрать в кулак всех катафрактов, а также пару сотен легких конников, которые в случае опасности быстро примчат князю на помощь. А Корней сказал, что выстроит цепочку из своих парных дозорных от князя к катафрактам, чтобы тревога была поднята мгновенно. На том и условились.
Через час Рыбья Кровь с Олятой, Афобием и полусотней охранников уже выезжал в открытую степь. Из доспехов на князе были лишь гладкий нагрудник и наспинник, сверху прикрытые длинной вышитой рубахой, на голове праздничный шлем с княжеской короной, из оружия – клевец и три метательных ножа. Позади с тремястами катафрактами притаились Макариос с Корнеем; Леонидас, Гладила и Амырчак приводили в готовность остальное войско. Когда переговорщики отъехали на две версты от стана, Олята достал из-за пазухи маленькую трубу и затрубил в нее.
Чуть погодя ему издали ответил невидимый охотничий рог. Сделав князю знак остановиться, Олята поскакал вперед. Скоро его уже не было видно. Дарник терпеливо ждал. Наконец впереди показалась темная полоска движущихся всадников. Примерно в полуверсте они остановились. Если остроконечные шлемы словен зрительно всегда делали их чуть выше ростом, то меховые одежды кутигур издали превращали их в коренастых крепышей, хотя Дарник хорошо помнил, что телосложения они в основном не богатырского, да и толстяки среди них редкость.
Вот от полусотни конников выехал Олята и призывно замахал рукой. Князь с Афобием отделились от охранников и поехали вперед. Олята остался на месте, а вместо него навстречу Дарнику выехали двое кутигур. Из оружия при них были булавы и кистени. Каких-либо доспехов под овчинными мехами видно не было.
Кони всей четверки шли шагом, и встреча произошла почти точно между двух полусотен охранников.
Плоские, безволосые лица кутигур в обрамлении волчьих шапок-капюшонов придавали им сходство с неживыми куклами.
– Будь здрав, великий князь, – на плохом хазарском языке произнес тот, кто остановился на четверть корпуса впереди своего то ли помощника, то ли телохранителя.
– И ты, Калчу, будь здрав, – вглядевшись в лицо и осанку всадника, Дарник с изумлением заподозрил, что перед ним женщина. Посмотрел на второго переговорщика – тот был несомненным мужчиной, а Калчу?..
– Ты удивлен, что я женщина, – проговорил, вернее, проговорила главная переговорщица. – Удивлю тебя еще больше, показав это! – Калчу сняла с правой руки матерчатую рукавичку и показала кисть, на которой не хватало трех средних пальцев.
Князь смотрел на ее руку, ничего не понимая.
– Шесть лет назад ты приказал мне и еще сорока нашим женщинам отрубить по три пальца на правой руке.
Редкий случай – Дарник не знал, что ему сказать, не извиняться же, в конце концов?
Их лошади беспокойно переступали на месте. Калчу жестом спросила, не лучше ли им сойти на землю. Он утвердительно кивнул и первый вылез из седла. Кутигурка была на полторы головы ниже его ростом, но это почему-то давало ей некоторое преимущество – как быть жестким против такой маленькой да еще изуродованной по его приказу.
– Твое войско идет в Хемод? – спросила она.
Хемодом назывался далекий восточный город, в котором, по слухам, жили люди с песьими головами.
– Нет, мы просто хотим наладить северный торговый путь из Хазарии в империю Тан.
– И поэтому с вами еще и словене, и ромеи?
– Они тоже заинтересованы в этом пути.
– Значит, вы все-таки идете в Хемод, – сказала Калчу.
– Если там живут люди с песьими головами, то мы действительно идем туда, – он улыбнулся, показывая, что это шутка.
– Вы идете на помощь аборикам?
– Я не знаю, кто такие аборики, – честно признался князь.
– Аборики – те, кто живет в Хемоде, – пояснила переговорщица, пристально глядя ему в глаза, словно выводя его на чистую воду.
Глупо было как-то оправдываться, и он перевел разговор на свое:
– Я хочу купить у кутигур десять тысяч овец.
Как Дарник и ожидал, это немного сбило Калчу с ее обличительного тона.
– Зачем вам десять тысяч овец?
– А если у вас наберется двадцать тысяч овец, я их тоже куплю.
– Великий воин стал купцом? – теперь пошутила, вернее, съязвила она.
– Великий воин знает, как сделать кутигур богатыми и живыми.
– А зачем это нужно ему самому?
– Я хочу, чтобы и мой народ был богатым и живым.
– Ты говоришь как аборик, – сделала еще один обвинительный вывод Калчу.
– Я могу поклясться на своем клевце, что я не знаю, кто такие аборики.
