Собиратель воды - Игорь Зыгин
На каменном полу рядом с Назиром лежал небольшой осколок — возможно, часть древнего кристалла, возможно, просто случайный камень. Он взял его в руки, повертел.
Кусочек кристалла? Или просто камень? Имело ли это значение?
— Я сделал всё, что мог, — сказал Назир в пустоту. — Я починил компас. Я спас людей. Я шёл и шёл. Почему этого мало?
Камушек лежал на ладони точно так же, как когда-то финиковый шарик мог лежать в ладони отца. На мгновение Назир сжал пальцы в кулак, словно пытаясь удержать прошлое, удержать надежду.
А потом медленно разжал.
Осколок выскользнул, упал, звякнул о каменный пол. Как капля воды, разбившаяся о камень. Как надежда, разбившаяся о реальность. Ладонь была пуста.
«Ты был прав, отец. Сколько ни кричи — там просто ничего нет».
Город не спасти. Кристалл не оживёт. Чуда не будет.
И что-то надломилось внутри. Его детство, его дом, его прошлое — всё это исчезнет, как родник Абудабы когда-нибудь исчезнет в песке. Ни расчеты, ни инструменты, ни молитвы этого не изменят.
Назир опустился на колени, ощущая странное онемение. Не боль, не отчаяние — пустоту. Звенящую, бесконечную пустоту, как в треснувшем сосуде, из которого вытекла вся вода. Впервые в жизни у него не было ни плана, ни идеи, ни даже решимости идти вперёд. Только гулкая, звенящая тишина внутри.
Он не знал, сколько времени прошло. Минуты или часы — здесь, в этой каменной чаше тишины, время текло иначе. Как песок в песочных часах, как вода из трещины в скале — по капле, медленно, равнодушно. Солнечный луч из пролома в куполе скользил по полу, рисуя дорожку света среди пыли.
Сквозь трещину в своде в зал залетела маленькая птица. Она покружила под куполом, чирикнула что-то деловитое, и вылетела обратно, так быстро, словно ошиблась адресом. Эхо её голоса ещё долго звенело под сводами.
Назир сидел неподвижно, словно и сам превратился в камень — в одну из колонн храма, простоявшую тысячи лет. Мысли ушли, оставив лишь тихое дыхание и биение сердца.
Как родник Абудабы — тоненькая струйка жизни среди мёртвых песков. Как шёпот Самиры у костра — тихий голос в бесконечной ночи. Как руки отца — пустые, но полные любви.
Потом, так же беспричинно, как пришла пустота, пришло и движение. Назир медленно поднялся на ноги. Его взгляд упал на старую надпись, выцарапанную на стене рядом с проломом: «Кто ищет — тот идёт. Кто понял — возвращается».
И тогда он увидел — в отверстии между камнями, в проломе стены храма — пейзаж. Не пустыню, а горы вдалеке.
Ветер дул на вершинами, облака двигались, меняя освещение склонов.
Внезапная, пронзительная ясность сменила пустоту. Как после грозы, когда мир кажется омытым и обновлённым, его мысли обрели кристальную чёткость.
Назир подошёл ближе к пролому, глядя на далёкие вершины.
Он протянул руку к свету, льющемуся через пролом. Пустая ладонь, открытая миру.
Назир в последний раз оглядел пустой зал. Комната Откровений оправдала своё название, хотя никто не произнёс ни слова.
Возможно, так и было задумано.
Когда Назир вышел из храма, солнце уже поднялось высоко. Его лучи бесстрастно освещали руины, камни, песок — весь этот древний, надтреснутый мир.
Самира сидела на камне у родника, умывала лицо. Капли воды блестели на её коже, как маленькие кристаллы. Она заметила его приближение, обернувшись, и внимательно вгляделась в его лицо.
— Ты долго был там, — сказала она просто.
Назир кивнул. Слова казались лишними, словно грубая ткань на заживающей ране.
— Вставай, — сказал он наконец. — Нам пора идти.
В его голосе не было ни торжества открытия, ни горечи разочарования. Только спокойствие — глубокое, как колодец, и ясное, как родниковая вода.
Самира медленно поднялась. Она не спрашивала, куда они пойдут или зачем. Вместо этого она спросила:
— Боги помогли тебе?
Назир посмотрел на неё, потом на храм, потом на свои руки. На лице появилась лёгкая улыбка — не радостная, но и не печальная.
— Да, — ответил он, и сам засомневался, шутит он или нет.
Она кивнула, словно ждала именно такого ответа. Они начали собирать свои немногочисленные пожитки. Абудаба принёс им немного сухих лепёшек и маленький бурдюк, наполненный водой из своего родника.
— Воды немного, — сказал он, протягивая бурдюк. — Но она знает путь домой. Вода всегда помнит.
Мариам наблюдала за сборами с задумчивым выражением морды, словно оценивая, достойны ли эти люди покинуть её владения.
— Она хочет тебе что-то сказать, — заметил Абудаба, указывая на козу. — Но, увы, ты её не услышишь.
— А Жабир? — спросил Назир. — Он не будет прощаться?
— О, он уже сказал всё, что хотел, — улыбнулся старик. — Просто ты не услышал. Иногда самые важные слова — те, которые не произнесены.
Когда они были готовы отправиться, Назир обернулся к старику:
— Спасибо.
Старик молча улыбнулся и кивнул в ответ.
Они направились прочь от храма — две фигуры на фоне бескрайних песков. Самира что-то спросила, Назир что-то ответил. Их голоса унёс ветер.
Абудаба стоял у входа в храм, наблюдая, как путники постепенно превращаются в крошечные точки на горизонте. Жабир, как обычно, составлял ему молчаливую компанию.
— Знаешь, старый друг, — проговорил Абудаба, обращаясь к черепу, — всегда забавно наблюдать, как люди учатся заново тому, что знали всегда.
Он помолчал, вглядываясь в даль, где уже почти невозможно было различить силуэты уходящих.
— Города приходят и уходят. Храмы осыпаются. Кристаллы гаснут, — продолжил он задумчиво. — Но всегда найдётся кто-то, кто просто встанет и пойдёт дальше.
Мариам подошла и фыркнула, словно комментируя его слова.
— Да-да, — кивнул Абудаба козе. — Ты права. Пока есть козы, череп и хорошая чашка чая — не всё потеряно.
Жабир был полностью согласен с этой мыслью.
Абудаба ещё немного постоял, глядя вслед путникам, затем медленно развернулся и направился к роднику. Его козы нуждались в воде, а цветок в келье — в уходе. Мир продолжал своё бесконечное движение через пустоту.
--
— Какой теперь план? — спросила Самира.
— Сперва в Аль-Мадир. — ответил Назир.
— А потом?
— А потом в горы. В место где небо, касается земли.
Эпилог: Шёпот на площади
Полуденный зной окутал Аль-Мадир привычной пеленой, пыль висела в воздухе золотистой взвесью. Когда-то в это время тень от минарета покрывала всю площадь,