Собиратель воды - Игорь Зыгин

— Ничего, — буркнул Назир, всё ещё всхлипывая.

— Правильно. — Отец сжал ладонь в кулак. — А теперь кричи. Кричи громче, требуй, злись.

Назир, удивлённый этой странной просьбой, но всё ещё обиженный, закричал:

— Хочу шарик! Сейчас же!

— Ещё громче! — подбодрил его отец.

— ХОЧУ ШАРИК!

Отец разжал кулак. Ладонь по-прежнему была пуста.

— Видишь? — сказал он. — Крики не работают, чудеса не происходят.

Назир проснулся с образом пустой ладони отца перед глазами. Затем перевернулся на другой бок и снова уснул.

С первыми лучами солнца Абудаба позвал его:

— Пойдём, искатель. Комната Откровений ждёт.

Самира ещё спала, и Назир решил не будить её. Он последовал за стариком в глубь храма, через полуобрушенные арки и коридоры, заваленные обломками.

На пороге одного из залов они едва не столкнулись с козой, которая выскочила им навстречу с возмущённым блеянием.

— Извини, Мариам, — сказал Абудаба. — Мы не хотели тебя беспокоить. Да, и твои труды очень важны, мы понимаем.

Коза фыркнула и удалилась с достоинством королевы, покидающей неприятную аудиенцию.

— Она пишет трактат о связи репейника и смысла жизни, — пояснил старик. — Очень глубокое исследование.

— Почему вы живёте здесь один? — спросил Назир, пока они пробирались через руины.

— А кто сказал, что я один? — Абудаба оглянулся через плечо. — У меня есть Жабир. И козы. И этот храм. И пустыня.

— Вы никогда не думали вернуться к людям?

— Я от них и не уходил, — пожал плечами старик. — Это люди ушли от себя. Построили города. Заперлись в страхе. Забыли, что значит быть частью мира.

Он перешагнул через упавший камень, который подозрительно напоминал форму обувной подошвы, словно кто-то закаменел на полушаге.

— Говорят, мёртвых нельзя спасти. А я думаю — живых нельзя. Они сами должны.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего особенного, — беззаботно ответил Абудаба. — Просто мысли старика, который слишком долго разговаривает с черепом. — Он задумчиво почесал бороду. — Кстати, если вдруг услышишь, что с тобой говорит кто-то невидимый — не пугайся. Это просто Фатима шутит. У неё странное чувство юмора. Однажды она три дня притворялась голосом моей совести и заставила меня вернуть соседу жёлтую козу, которую я вовсе не крал.

— Соседу? — переспросил Назир. — Я думал, вы живёте один.

— Ну да, — кивнул Абудаба. — У меня тогда было видение соседа. Очень настойчивая галлюцинация, постоянно жаловалась на мою музыку.

Они шли дальше, и старик вдруг спросил:

— Ты ведь оттуда ушёл не просто так. Но всё ещё хочешь вернуться. Почему?

Назир задумался. Почему? Он мог бы сказать о долге перед городом, о чувстве ответственности, о людях, которые не могут спасти себя сами. Но правда была глубже.

— Потому что это мой дом, — просто ответил он.

— Дом, — эхом отозвался Абудаба. — Место, которое помнит тебя, даже когда ты его забываешь.

Старик остановился перед низким проходом:

— Мне здесь не пройти, колени уже не те. — Он указал во тьму прохода. — Иди прямо, потом налево, потом направо, потом прямо, потом три раза налево, потом… А, неважно. Просто иди, куда ведёт сердце. Или ноги. Или страх упасть в яму. В любом случае, придёшь куда надо.

Назир нерешительно заглянул в тёмный лаз.

— Не беспокойся, — подбодрил его Абудаба. — Тебя проведёт Хромой Ибрагим. Ну, его призрак. Он тут живёт с тех пор, как свалился в ту дырку лет двести назад. Немного ворчливый, но в целом положительный. Только не говори с ним о политике, а то будет бубнить всю дорогу.

Старик протянул Назиру маленькую масляную лампу.

— Возьми. И помни: если увидишь что-то плохое — это ты сам виноват. Если хорошее — это откровение. Если ничего — значит плохо старался. Не перепутай.

Назир кивнул, неожиданно для себя улыбнувшись. Опираясь на камни, он пролез в узкий лаз.

Проход оказался не таким длинным, как казалось снаружи. Через несколько десятков шагов он вывел Назира в полукруглый зал под купольным сводом, частично обрушившимся. Солнечные лучи проникали через трещины, освещая пыльный воздух и каменный пол, покрытый птичьим помётом и песком. В центре стоял каменный постамент, пустой и растрескавшийся.

Комната Откровений. Такая же пустая и безмолвная, как и всё остальное в этом храме. Назир ожидал увидеть нечто особенное — возможно, какие-то загадочные символы, или древние письмена, или хотя бы особенное эхо. Но здесь был только камень, песок и тишина.

Он огляделся по сторонам. Затем осторожно подошёл к постаменту и провёл рукой по его поверхности. Обычный камень. Гладкий от времени, но всё же просто камень.

— Ну, я всё равно уже здесь, — пробормотал Назир себе под нос и опустился на ступеньку постамента.

Он провёл пальцами по каменной поверхности, ощущая выщербины и трещины. Сколько времени прошло с тех пор, как здесь в последний раз был кристалл? Сотни лет? Тысячи?

Мысли текли неспешно, как песок в песочных часах. Он думал о своём пути — с каждым шагом в пустыне он отдалялся от прежнего себя. Что он искал? Знания. Секреты. Ответы.

А что нашёл?

Назир начал мысленно перебирать всё, что узнал за время своего странствия.

Кристаллы. Он надеялся найти способ возродить угасающий кристалл Аль-Мадира. Но вместо этого обнаружил, что кристаллы конечны. Они умирают. Даже тот самый первый кристалл, если он действительно был здесь, не смог избежать этой участи. Бесконечных источников не существует. Значит, технического решения для спасения кристалла не существует тоже.

Кочевники. Что он узнал от племени Самиры? Они не боролись с пустыней, они двигались вместе с ней. Не пытались остаться на одном месте, не цеплялись за исчерпавшие себя источники. Они искали временные убежища, уважали то, что находили, и шли дальше, когда приходило время. В их жизни не было постоянства, но было продолжение.

Дети Свободы. А что Мансур и его люди? Они пытались жить по-новому, отвергнув богов и традиции. Но во имя чего? Абстрактной рациональности, которая на деле оказалась всего лишь новой формой слепой веры. Мансур говорил о свободе, но мыслил, как жрец, видя только свою истину и отбрасывая всё остальное. В итоге его рационализм привёл лишь к бездумному потреблению — источник был истощён так быстро, что не успел восстановиться. Кто знает сколько источник они исчерпали после этого.

Оазис Ан-Наджм. Единственное устойчивое поселение в пустыне существовало не благодаря технологии, а благодаря природному источнику. Они не создавали воду из ничего — они нашли место, где вода уже была, и построили свою жизнь вокруг этого дара. Не очень умело, кстати, много можно было сделать лучше. Но когда вода есть, она есть.

А что Абудаба? Странный старик, говорящий с черепом, который выживал