Николай I Освободитель // Книга 10 - Андрей Николаевич Савинков
Плюс имея в стране опорную точку Россия не плохо вложилась в Уругвай деньгами. Местное отделение ПРБ фактически контролировало республиканские финансы и исполняло роль центрального банка. Нами были построены местные телеграфные и железнодорожные системы, начато строительство первой в Южной Америке гидроэлектростанции, а в столице Уругвая — Монтевидео — по некоторым неофициальным данным около трети недвижимости принадлежало русским купцам.
Если добавить сюда еще весьма значительную русскую диаспору — около пяти тысяч русскоязычных и православных при общей численности населения страны меньше ста пятидесяти тысяч человек — то не сложно оценить всю степень влияния империи в этом уголке земного шара.
Что касается Парагвая, то мне просто нравилось то, что делают его правители у себя в стране. Будь я не императором огромной, самой большой на планете страны, а правителем маленькой изолированной территории в самой заднице мира, делал бы тоже самое. Жесткое государственное управление, диктатура развития, индустриализация, эмансипация женщин, всеобщее образование, медицина…
Нет, сам Карлос Антонио Лопес, стоящий во главе Парагвая, был далеко не приятным человеком. Он правил жестко, не стеснялся расстреливать политических оппонентов и давить всякое инакомыслие, но, если бы у него все получилось, в историю бы Лопес вошел примерно, как тот сингапурский диктатор, которого всегда у нас вспоминали в разрезе борьбы с коррупцией и опыта поднятия средневековой фактически территории до уровня самых развитых на планете государств.
У нас Лопесам — после Карлоса Антонио правил его сын Франсиско Солано — в итоге не удалось задуманное. Не помню подробностей, но то, что в результате и войны сразу с тремя соседними государствами Парагвай лишился половины территории и большей части мужского населения, в памяти отложилось. Здесь я даже из чистой симпатии к близким по духу прогрессорам хотел им помочь.
Поскольку экономика Парагвая была крайне закрытой, вложиться в нее напрямую, как это было сделано с тем же Уругваем, банально не представлялось возможным. Тем не менее во время Ла-Платской воины этой страны против той же Аргентины, продолжавшейся чуть ли не десять лет, мы продолжали снабжать парагвайцев оружием и боеприпасами по самым льготным ценам и обеспечивали до половины всего внешнего экспорта этой страны. Кроме того, именно русские корабли фактически обеспечивали безопасность внешней торговли Парагвая, бессменно дежуря в устье Ла-Платы. И это позволило Лопесам к концу 1850-х построить весьма крепкое государство, которому не хватало только одного — выхода к океану для упрощения экспорта товаров во внешний мир.
В общем, если опустить все остальные накопившиеся тут за прошедшие сорок лет взаимные обиды и претензии, дело вылились в то, что 18 января 1859 года передовые чести армии Парагвая вторглись в пределы аргентинской провинции Кориентес с явным намерением отрезать «Серебряную» страну от бассейна реки Ла-Платы и выйти к побережью Атлантического океана.
По началу парагвайцам сопутствовал успех: их армия была хоть и меньше, но куда более качественно подготовлена, имела лучшее вооружение и высокую мотивацию. Плюс сами аргентинские провинции Кориентес и Энтре-Риос совсем не были так уж преданы центральному правительству в Буэнос-Айресе и во время прошлой войны вовсе держали сторону Парагвая. Поэтому Лопес вполне обосновано мог надеяться на то, что особого сопротивления на местах поход его армии не вызовет.
Получилось, однако, совсем не так благостно. Экономические успехи Аргентины последних лет несколько поменяли политическую ориентацию еще недавно мятежных провинций, поэтому вместо поддержки на местах Лопес столкнулся с пусть и не слишком ожесточенным, но сопротивлением.
Тем не менее первые сражения, инициированные крепко держащими в руках военную инициативу парагвайцами, были для них в целом успешны. Уже в двадцатых числах им удалось разбить прикрывающий самый север провинции Кориентес отряд полковника Хуареса и без боя взять город со звучным названием Эльдорадо.
Так же после короткой осады удалось парагвайцам взять и столицу провинции одноименный город Кориентес, из которого части аргентинской армии прорвались с боями, когда стало очевидно, что помощь с «большой земли» в обозримом будущем не придет.
В таком ключе война развивалась всю первую половину 1859 года: парагвайцы наступали, брали один аргентинский город за другим, а те в свою очередь огрызались и с боями отступали на юг, где постепенно формировалась новая армия, которая и должна была в будущем показать беспокойным соседям, кто в доме хозяин.
Вероятно так и осталась бы в истории данная война в виде очередного мелкого конфликта на просторах Южной Америки, которых в 19 веке тут случалось не мало, однако в этот момент Бразильцы под руководством императора Педро II решили, что настало подходящее время для окончательного решения вопроса с Уругваем, который кое-кто в Рио-де-Жанейро все еще считал своей мятежной провинцией. А поскольку Восточная республика — или «республика восточного побережья», как себя называли сами уругвайцы — находилась с Парагваем в союзнических отношениях, Карлос Антонио Лопез тут же объявил войну еще и Бразилии. Таким вот образом история, видимо не желая сворачивать с наезженного пути, вновь вернулась не рельсы, однажды приведшие Парагвай к полному разорению.
Глава 17
И да, что касается возраста… Именно в это время, в конце 1858 года, когда до рождественских праздников оставалось всего пара недель, я решил наконец окончательно передать основные рычаги власти сыну. Ему уже было сорок, и Александр давно стал вполне состоявшимся управленцем, в котором я мог быть уверен, как в себе. Ну наверное все же немного меньше, но была надежда, что я воспитал его достаточно хорошо, чтобы после моего ухода в строну, вся выстраиваемая мной годами система не развалилась в один миг к чертям собачьим.
Собственно сын и раньше постепенно перебирал на себя обязанности по управлению империей, но все же ключевые решения, назначения высших чиновников и руководство спецслужбами я до последнего держал у себя в руках.
К мысли о передаче власти меня толкнули сразу два события, больно ударившие по внутреннему самоощущению и напомнившее о том, что годы они беспощадны даже к императорам. В августе тихо у себя в кровати умер Ермолов. Старый фельдмаршал — он был последний, кто имел данный чин в русской армии, поскольку больших войн не было уже двадцать лет, то и давать его вроде как было не за что — до последнего держал в кулаке Кавказский военный округ. И хоть формально гражданскую власть
