Кодекс врача - Алексей Викторович Вязовский
* * *
Хотел новые подстанции? Как и во все времена, инициатива имеет инициатора. Понадеялся, что будет все, как и при открытии скорой: и на стажировку врачей время будет, и пообтереться успеют. И докторов взяли четыре человека – вменяемых, грамотных, готовых если не землю рыть, то по крайней мере работать на совесть.
И тут началось. Первая ласточка пролетела ровно на следующий день после знаменательного визита великой княгини. У отца вновь принятого на работу доктора Азарова случился удар. Получив телеграмму, любящий сын предупредил начальство, то есть меня, и сел на ближайший поезд в сторону Смоленска. Там еще полями и лесами до Рославля. Когда вернется – неведомо.
Буквально в тот же день, только вечером, врач Саленко попал на выезде под лошадь и сломал себе голень. В двух местах. Животное не пострадало. Зато я… Придется наплевать на гордость и до найма новых кадров покататься в карете, потому что имеющимися силами даже на график «сутки через сутки» народу не хватает. Я растряс средний персонал и организовал парочку фельдшерских бригад. И даже был согласен разрешить Виктории Августовне поехать на вызов, но оказалось, что опоздал. Перегорел у Вики запал. Насмотревшись и наслушавшись о прелестях оказания медицинской помощи на местах, она решила, что выездная работа – это не ее. Лучше уж в стационаре, на всем готовом работать.
Так что я теперь и швец, и жнец, и на дуде игрец. Главный врач скорой, оперирующий хирург и вдобавок ко всему – член выездной бригады. Весело…
* * *
Наверное, из желания прогнуться перед начальством фельдшера мне дали самого здоровенного – Урхо Пеккалу. Чтобы в случае чего мог носилки под мышку взять и отнести вместе с больным куда надо. А в другой руке – доктора, а то вдруг ноги промочит. Впрочем, в герои анекдотов про горячих прибалтийских парней Урхо не годился: и на подъем оказался скор, и поболтать горазд. Да и акцент у него был – разве что придраться сильно. Какие-нибудь вологжане, не говоря уж о поморах, гораздо непонятнее выражаются.
Первым делом он подошел ко мне с докладом: оборудование в целости, лекарств достаточно, колеса на месте, лошадь подкована, здорова. Такому и списочек действий по порядку не нужен, и так все знает и ничего не пропустит.
– А когда будут эти самые дыхательные мешки? – полюбопытствовал фельдшер.
– Пока задержка. Возможно, в следующем месяце.
Когда Келер рассказывал о грядущей через неделю пробной партии грелок, он, наверное, кроме как о деньгах ни о чем не думал. Выяснилось, что резиновое производство не так просто, как хотелось бы. Мои эскизные наброски, которых было достаточно для юриста, оказались совершенно непригодны для производственников. Нужны нормальные чертежи, к которым неплохо приложить технологию изготовления. Литьевые штамповочные формы, а их для крупной партии не один десяток понадобится, надо не только сделать, но и отполировать…
Но самая большая засада – не это. Нет толкового материала для горловины и пробки. Вообще. Нигде в природе. Самое подходящее – эбонит, который начинает размягчаться в горячей воде. Хотя вроде есть более тугоплавкие виды, обещали поискать. Деревянные пробки – тоже не выход, будут гнить и разбухать. Делать из бронзы? Так это только для VIP-моделей, сильно дороже получается. Перепробовали массу чего, но везде был затык. Но пусть об этом голова болит у производственников. Не может такого быть, чтобы в конце девятнадцатого века, в наше время торжества науки и прогресса, не нашлось пустяковой пробки!
Чирикова встретил: с супругой, нарядные, в гости идут куда-то. Директор подошел, спросил, нет ли каких распоряжений.
– Распоряжений нет. Анекдот вспомнил. У доктора засорились трубы. Он бегом к дворнику: «Давай, любезный, помогай». – «Никак не могу, барин, видишь, на крестины иду, переоделся в выходное». Доктор обиделся, мол, когда тебе худо было, я все отложил, пришел. Дворник вздохнул, пошел смотреть. Стоит в начищенных сапогах, белой рубахе. Вытащил из кармана порошок, высыпал, говорит: «Вот, наблюдайте теперь, если до утра легче не станет, вызывайте опять».
Давно я не видел Федора Ильича таким веселым. Ему пришлось даже платок достать из кармана, слезу вытереть.
Пока вызова не было, пошел в кабинет, почту посмотреть. Бесконечное занятие, натуральный сизифов труд! А ведь мне в основном попадает только меня касающееся, очень много Должиков фильтрует. Правда, Егор взял пару дней выходных, пообещав разобраться во всех завалах после. Но даже вчерашнюю кучу, в которой только адресованные лично мне письма, я еще не разбирал. Займусь, пока время есть.
И сразу прямо праздник: на самом верху кучи лежало письмо от Романовского – он своих отвез, возвращается назад. Вот и славно! Пора запускать проект «Сифилис». А то уже и вдова Бестужева из Киева вернулась, писала, что результат есть, но пока говорить рано: прошел только первый этап, нужны очередные процедуры. Но новых проявлений болезни нет, и это радует. Впрочем, времени прошло мало. Посетить бы с визитом, да цейтнот. Написал записочку с пожеланиями всякого разного хорошего. Плюс много обещаний явиться. От обещал никто не обнищал, правильно?
Главный вопрос был: где открывать больницу? Как ни странно, не от меня зависит. Согласится Дмитрий Леонидович на переезд – тогда в Москве. Нет – в Питере. Если он от Склифосовского уйдет, тот будет ругаться, и очень сильно. Но я переживу. Кстати, скоро ехать на второй этап операции Манассеину. Пока у него там все тьфу-тьфу-тьфу, от дырки на брюшной стенке страдает, но умеренно. И аппетит появился. У меня веры в чудо нет, я таких пациентов видел много, полное выздоровление – не самый частый исход. Но пара лишних лет жизни, а то и больше, случается. Хотя нет сейчас ни химии, ни лучевой терапии. Что загадывать? Доживем – увидим.
И второе письмо тоже в плюс пошло. Наконец-то нормальное коммерческое предложение по стрептоциду и зеленке. От бельгийцев. И единоразовый платеж неплохой, и роялти тоже относительно честные. Поставил пометку для секретаря, чтобы пригласил на переговоры.
Ого, нежданчик! Этот почерк я знаю. Один из двух самых знаменитых врачебных почерков в этой стране. И если Миша Булгаков еще, наверное, писать не умеет, то Антон Павлович Чехов – вполне. От классиков литературы посланий я еще не получал, да и очно ни с кем не знаком.
Слегка трясущимися руками я вскрыл конверт и достал письмо. «Уважаемый Евгений Александрович», ну и дальше извинения за беспокойство, сдача источника (Николай Васильевич Склифосовский был столь любезен), просьба о приеме для обсуждения
