Василий Сахаров - Вариант Юг
Никакого наказания изменники и предатели не понесли. Как только их отпустили, они покинули Гуляй-Поле, а еврейские богатеи временно притихли, и формирование первого вольного батальона продолжилось. Еврейское население выставило роту бойцов из двухсот человек. А помимо того было сформировано еще пять из революционеров и местных жителей. Общая численность бойцов в батальоне быстро перевалила за тысячу штыков. Причем половина на лошадях. На вооружении револьверы, винтовки, шашки, гранаты, несколько пулеметов и даже пара орудий. Руководство батальоном принял Ревком, который в будущем планировалось расширить до Реввоенсовета. Боеприпасов и оружия сначала не хватало, но анархисты совершили налет на железную дорогу и разграбили военный эшелон. После чего эта проблема благополучно разрешилась. Оружия и боеприпасов в Гуляй-Поле стало столько, что было принято решение поделиться запасами с другими революционными общинами.
Все это время Ловчин вместе со своим взводом находился в движении. Именно благодаря ему и «Черной гвардии» охрана воинского эшелона не стала оказывать сопротивления. Очень уж уверенно выглядел Ловчин в своем черном бушлате, который был перетянут пулеметными лентами, заломленной набок бескозырке и пистолетом в руке. А «черные гвардейцы» под стать своему командиру. Каждый боец стоил пятерых и с такими людьми шутки плохи. Охрана эшелона поняла это сразу и предпочла не связываться. Так что, вернувшись в Гуляй-Поле, Андрей собирался немного отдохнуть и принять командование одной из рот вольного батальона. Поэтому совсем не удивился, что Нестор Иванович вызвал его к себе.
Дело к вечеру. Ловчина проводили в одну из комнат Гуляйпольского Совета, и здесь он увидел Махно в потертой гимнастерке. Заложив руки за спину, он стоял у окна. А еще в помещении находился Боря Веретельник, который сидел за столом. Оба анархиста выглядели крайне озабоченными. Лица хмурые и Ловчину показалось, что перед его появлением Махно и Веретельник спорили.
- Вызывали, Нестор Иванович? – Андрей посмотрел на Махно, подошел к столу и протянул руку Боре: - Здравствуй, братишка.
Моряки обменялись рукопожатиями и посмотрели на Махно, который обернулся и сказал:
- Да, Андрей, вызывал. Есть кое-что, о чем ты должен знать. Еврейская община на тебя зло затаила.
- С чего бы это? – удивился Ловчин. – Из-за Вульфовича и Альтгаузена что ли?
Махно поджал губы, немного помолчал и ответил:
- Вульфович и Альтгаузен дело прошлое. Они сбежали, да и бес с ними. Парень, которому ты голову проломил, когда Альтгаузена брали, умер.
- Сам виноват, - пробурчал Андрей. – Полез за буржуя заступаться и получил.
- Я с тобой согласен. Но еврейские товарищи требуют тебя наказать.
- И что? – моряк напрягся. – Отдашь меня жидам, Нестор Иванович?
Слово «жиды» Махно не понравилось, и он поморщился. Но Андрея не одернул и покачал головой:
- Нет. Не отдам.
- Тогда что мне делать?
- В Гуляй-Поле оставаться нельзя. Всякое может случиться. Тебе надо уйти, на время. Поэтому возьмешь свой взвод и выдвинешься навстречу гайдамакам. Пойдешь на запад. Направление будешь выбирать самостоятельно. Нам необходимо знать, какими силами располагает противник. Так что добудь хорошего пленника и пусти самостийникам кровушку. Как тебе такое предложение?
Ловчин посмотрел на Веретельника и тот кивнул:
- Нестор Иванович дело говорит.
- Раз так, то я готов, - Андрей поднялся.
Нестор Иванович слегка улыбнулся, он был доволен, и поинтересовался:
- Как у тебя с припасами и оружием? Если чего не хватает, постараемся достать.
- Все есть, - матрос пожал плечами.
- А лошади?
- Имеются.
- Тогда удачи тебе, Андрей. Проводники и связники, которые знают местных товарищей, присоединятся утром.
Простившись с товарищами, Ловчин покинул здание Совета и подумал о том, что не успел распустить взвод и это хорошо. А затем, поставив перед бойцами боевую задачу, Андрей стал готовиться к опасному походу. Как ни крути, именно его подразделение первым вступит в бой с гайдамаками и германцами. Это серьезно. Тут без крови не обойтись.
Кубань. Март 1918 года.
- И как тебе этот железный красавец? - Демушкин похлопал ладонью по борту броневагона.
На его слова, в который уже раз за последние полчаса, я остановился и осмотрел захваченный нами бронепоезд «Коммунар», который стоял на станции хутора Романовский. Стальное чудище, которое наводило страх на все окрестные казачьи станицы, сейчас казалось безобидным. В который уже раз отметил для себя, что бронепоезд не какая-то там самоделка, а самая настоящая заводская вещь, которую сделали на Путиловском заводе в 1917-м году для боев на Западном фронте. Все как положено, бронепаровоз с рубкой командира, один жилой и два боевых броневагона с пятью пулеметами и двумя орудиями, одно калибра 76-мм, а другое 122-мм, плюс, как дополнение, две контрольные площадки. Огневая мощь, хорошая скорость, приличный боезапас, внутренняя связь и профессиональный экипаж в сто пятьдесят человек.
- Отличная боевая машина, - согласился я с есаулом.
- И что с ним будем делать?
- Себе заберем.
- А если не отдадут?
- Кто? Трофей наш, и спора не возникнет. Земляки на него претендовать не станут, им сейчас не до того, а чужаков в отделе нет. Так что забираем бронепоезд и ставим его в боевую ведомость полка.
- А команду на бронепоезд где взять? Это ведь не телегой управлять и не на коне по степи гарцевать.
- Машинисты и половина экипажа останутся, а остальных из наших казаков наберем, - я посмотрел на есаула, который мне как-то рассказывал о своем огромном увлечении техникой, и задал ему вопрос, которого он ожидал: - Командиром бронепоезда пойдешь?
Сделав вид, что задумался, Демушкин махнул рукой и сказал:
- Конечно.
- Тогда принимай механизм и формируй экипаж. На все про все тебе сутки. Завтра эшелонами выступаем в поход на Екатеринодар, и бронепоезд пойдет впереди.
- Есть! - козырнул есаул и направился на местную гауптвахту, где временно содержались артиллеристы, стрелки и машинисты бронепоезда. Однако, пройдя несколько метров, Демушкин резко обернулся и спросил: - А как его назовем?
- «Кавкай».
- Хорошее имя, боевое, - ответил новый командир бронепоезда и продолжил свой путь.
Проводив есаула взглядом, я направился к местной управе и пока шел, вспоминал вчерашний день...
Из захваченной Тихорецкой мы выдвинулись около пяти часов утра, как и планировалось заранее. Два эшелона, гаубица, три трофейных полевых орудия и восемьсот спешенных казаков. Двигался наш сводный отряд, естественно, на Кавказскую, с войсками комиссара Одарюка мы встретились в четырех верстах от Романовского, и бой начался в чистом поле. Комиссар торопился отбить Тихорецкую, и я его стремление понимал, так как в ночь лично осматривал штаб товарища Автономова и шесть эшелонов скопившихся на путях. Добра там оказалось много, боеприпасы, снаряды, обмундирование и продовольствие. По сути, что мы захватили, это часть экспроприированного имущества Кубанской Рады, оставленное местным правительством при отступлении из Екатеринодара, и оно предназначалось к отправке на Ставрополь, Царицын и Москву. Одарюк, что бы про него ни говорили, человек был неглупый, все же бывший учитель и офицер, и понимал, что за потерю эшелонов его поставят к стенке. А поскольку шанс вернуть под свой контроль станцию, эшелоны и штаб у него имелся, он не медлил и очень сильно надеялся на бронепоезд, который должен был навести на нас ужас.
Возможно, перед бронепоездом, если бы он стал неожиданностью, казаки и отступили бы. Однако при выдвижении к Романовскому мы знали, на что шли и подготовились. Поэтому, лишь только впереди задымили чужие паровозные дымы, я сразу же отдал команду остановиться и всем бойцам покинуть головной эшелон. Казаки сыпанули на грунт. После чего частью, вместе со вторым эшелоном, откатились назад по железнодорожному полотну, а частью вместе с орудиями сосредоточились на флангах. В итоге возле головного паровоза остались только четыре десятка добровольцев, в основном отчаянные сорвиголовы, кому в этой жизни терять нечего.
Прошло десять минут, и перед нами появился противник. Впереди «Коммунар», а за ним эшелон с пехотой.
Остановка. Враг насторожен, и не понимает, что на встречных путях делает еще один паровоз и десяток вагонов, а затем вперед выдвигается разведка. Однако ее встречают огоньком из полутора десятков ручных пулеметов, и она откатывается назад. После чего головное орудие «Коммунара» делает выстрел, и в ста метрах от железнодорожных путей взлетает к небесам огромный ком земли. Больше выстрелов не было. Большевики решили не рисковать повреждением путей, и перешли в наземную атаку.
Из следующего за «Коммунаром» эшелона появилась пехота и густыми нестройными цепями устремилась вперед. А поскольку мы этого ожидали, в лоб красных встретили пулеметы, а с флангов ударила артиллерия.
