Дмитрий Хван - Ангарский Сокол
Тем временем Ивашка уже пробрался к выходу из барака, стараясь никого не потревожить нечаянным шумом. Тихонько подойдя к мужикам, он присел на чурбачок за их спинами, стараясь не попасть отцу на глаза, и прислушался к беседе. Крестьяне разговаривали о том, что скоро сызнова их поведут, да ещё дальше, к самому краю земли, и что будто бы там и люди – не люди, а адские создания со звериными мордами заместо лиц. И земная твердь там кончается, а воды земные низвергаются в бездонные пропасти. От таких слов Ивашку пробрало до мороза по коже.
«Ежели там адовы пределы, за каким лядом нас туда силком тянут?» – недоумевал мальчишка.
– Бежать надо отсель, – пробормотал он.
Только сначала надо дорогу разузнать, из сего княжества выводящую. И Ивашка решился. Пятясь, он ушёл за барак, где припустил до ближнего леска. Петляя между деревьев в свете полной луны, он пробирался всё дальше и дальше. Паренёк уходил всё глубже в лес, который встречал его уже буйными зарослями кустов и грудами валежника. Уже и рубаха прилипла к телу, покрытому липким потом, а сердечко его колотилось, звоном отдаваясь в ушах. На рукавах было полно колючек, а над головой ухали и пересмеивались ночные птицы. Кабы не лунный свет, то Ивашка непременно заплутал бы в темноте ночи, а так среди деревьев он разглядел блеск воды. Мальчуган уже десять раз пожалел о том, что покинул тёплое местечко у костра. Но и мысль о возвращении назад через лес казалась ему невозможной. Придётся идти к воде, а потом по берегу, а там и до барака недалече.
Внезапно сбоку затрещали кусты, Ивашка тут же почувствовал, как на голове зашевелились волосы.
– Медведь, – пискнул он, и сердце его ёкнуло.
Опрометью кинувшись вперёд, он тут же потерял опору под ногами и кубарем покатился вниз, заорав от страха. Падение казалось ему бесконечным, худенькое тело больно билось о камни и исхлёстывалось сучьями. Наконец, охнув, мальчишка шлёпнулся на песок. Тут же дохнуло свежестью и близкой водой. Ивашка попытался встать, голова его кружилась, а в глазах плавали разноцветные мушки.
– Па! На-ко, хто там ише шабарчит? – раздался юношеский голос.
И тут, как назло, с холма, откуда сверзился Ивашка, послышалось шумное сопение и треск веток.
– Медведь, не иначе! Темень, лешшой! Тять, я ему промеж глаз пальну?
Лежащему на песке мальчугану послышался приближающийся шорох песка да лязг железа.
– Обережней, Акимка! В имушки не играй. Евонде олешка, промеж рогов малых пальнёшь! – послышался и насмешливый мужицкий голос.
А Ивашка сквозь пелену, застилавшую глаза, узрел недалёкий костерок. И вдруг разревелся.
– Эвон как. Чего зря ревёшь-то? – Паренёк с удивлением заметил плачущего мальчишку. – Тять, он храмлёт, подкатилсэ сверьху!
– Откель мальчонка? Акимка, хто это? – подошёл от костерка и мужик.
– А я ведаю? Инде дядька Ярко? – спросил его парень.
Подошедшему вскоре Ярко Ивашка с горем пополам объяснил, как он попал в лес и откуда он ушёл. А Акиму, младшему сыну Вигаря, старшому средь поморов, Ярко сказал отвезти мальчишку обратно, благо по воде путь был близким. Только поросшую лесом скалу, что в бухточку вдавалась, обогнуть.
– Сыми колючки-то, а то тятька твой увидит, что ты по лесу шастал, – посоветовал Аким Ивашке.
Мальчуган виновато кивнул.
– А за коим лядом ты ночью в лес пошёл? – Акиму было интересно узнать, что подвигло Ивашку на такое приключение. – Стряслось чего? Али обидел кто?
– Обидел! – выпалил вдруг мальчишка, до этого отмалчивающийся.
– На-ко! Хто же?
– А Сокол, князь тутошний, – буркнул Ивашка. – Желает нас к самому краю земли увесть, к адским людям поближе. Да и бросит нас там на погибель. Погодь! Чего ты ржёшь, аки жеребец?
Ивашка обиделся на Акима, поскольку тот при его словах стал вдруг улыбаться, а потом и вовсе рассмеялся мальчишке в лицо.
– Ну ты даёшь, Ивашка! – Аким даже утёр слёзы с глаз, до чего его уморил этот волжанин.
Мальчуган же надулся и демонстративно отвернулся от смеющегося над ним парня.
– В школу тебе нать, и вскорости. Тогда и не будешь небылицы разные повторять, что от мужиков услыхал, – говорил наставительным тоном помор, работая вёслами лодки. – Не бывает у земли края, поскольку круглая она. И ежели будешь плыть куда долго-долго, то обратно и воротишься.
– Ужо говорили мне про школу, а я её и в глаза не видал, – проворчал Ивашка. – И что, даже людей со звериными мордами там нет?
– Перестань ужо, – снова рассмеялся парень, – нету таких людей вообще! Там дауры есть, бородатые, что твой тятька. И землю они пашут, и ты оную пахать будешь, но пахать тут будешь.
– А ты не будешь? – прищурился Ивашка. Наконец он успокоился, почувствовав себя и сильнее и увереннее, страхи же его и вовсе улетучились.
– Я не буду, – продолжал зубоскалить Аким. – Моё дело иное – помогать дядькам кочи ставить да к океану идти. – Помор кивнул на совсем уже близкий огонёк костра: – Вона твои у огня сидят. Уйдём в сторонку, я тебя высажу, а ты бегом-бегом и до дому.
Ивашка снял поршни да закатал порты, скоро и лодка ткнулась носом в песок. Мальчуган спрыгнул в воду и побрёл к берегу.
– Холоднючая, зараза! Прощевай, Аким, благодарствую за науку!
– Встретимся ишшо, Ивашка, – махнул рукой помор и принялся грести в обратный путь. – Бог даст, свидимся.
Когда мальчишка уже засыпал, в барак вошли и мужики, что сидели у костра. Отец, прикрывая окно, удивился:
– Отчего не спишь-то?
– Тятя, а людей со звериными мордами и не быват вовсе, небылицы это. Тебе в школу надо со мною вместе иттить, – проворчал уже в полусне Ивашка, поворачиваясь на другой бок.
Новоземельск. Дом воеводы.
Август 7147 (1639).
В связи с предстоящим переходом на Амур Соколов и остальные начальники Ангарии практически не спали. Постоянно шли обсуждения экспедиции – всё должно пройти в лучшем виде. А не так, как в царском караване, когда люди в пути погибали от несчастных случаев, недоедали, слабели и умирали от напряжения на волоке или истощения.
– Такого и близко не должно быть. Крестьяне должны сразу понять разницу в отношении к ним – это потом вернётся нам сторицей, – повторял Вячеслав.
– Это верно, – заметил Радек. – Кстати, я тут подготовил кое-какие наглядные материалы для ликвидации безграмотности.
– Вы хотите начинать обучение крестьян грамоте уже в пути? – удивился Сартинов.
– А что время терять? – развёл руки профессор. – Детей там не так уж и много, двадцать семь всего. Трое наших мужиков легко справятся. За взрослых, как и тут, браться сразу не будем.
– Инструмент как, в полном комплекте? – Соколов просматривал бумаги с перечнем имущества, что забирала с собой экспедиция. – Лопат вот, может, побольше стоит взять?
– Кузнецы же тоже уходят, сработают на местном материале, – ответил Радек. – А потом и там устроим кузнечные и литейные цеха.
– Когда же мы выходим? Не забывайте, осенью на Байкале опасно, штормы не редки, да и ветра. – Фёдор Андреевич напомнил о капризном нраве озера.
– Баржа с паровиками придёт завтра-послезавтра. Поморы, ангарские крестьянские пары и наши готовы, запасы пищи и инструментария уже погружены на ладьи. Фёдор Андреевич, планируйте выход на послезавтра, – ответил Соколов.
– Ладно, мне нужно ещё раз поговорить с поморами. Если что, я у них. – Сартинов, набрав из миски в карман кедровых орешков, откланялся и вышел с веранды.
Самое главное после прибытия на Амур было обеспечить пашенным людям достойную охрану. Хотя, судя по имеющемуся опыту, обучить обычного крестьянина стрелять из винтовки оказалось делом не столь уж сложным. Правда, более молодое поколение делало большие успехи в обращении с оружием – сказывалась техническая грамотность, уже полученная в Ангарии. После окончания школы и поступления по рекомендации учителей в тот или иной класс – строительный, механический, медицинский, химический и прочие, в чём-то и пересекающиеся друг с другом, каждому юноше и девушке выдавалось собственное оружие – винтовка со штыком, а также кожаный патронташ, шомпол и средства ухода за оружием. Летом же все парни, находившиеся на практике в Железногорском посёлке, Баргузине или Ангарске, прибывали в Удинскую крепость, где у них проходили военные сборы. Там ими руководил Саляев со своими мужиками. То есть каникул ангарские граждане не знали. Исключения составляли лишь христианские праздники да Новый год, у каждого свой. Сами ангарцы так и не смогли отмечать его в сентябре, вместе с переселенцами. Новое же поколение, стараясь походить на коренных ангарцев, потихоньку принимало их обычаи, несмотря на ворчание своих родителей. Процесс перековки шёл, и ангарцы получали-таки людей, которые нормами поведения и морали практически не отличались от них. Разве что у них в головах не было того обилия информации, что получили в своё время россияне. Это, конечно, огорчало и Радека и Соколова, но что поделаешь – регресс после того, как уйдёт поколение бывших граждан Российской Федерации, – это объективная реальность, и ничего с этим не поделаешь. Вся надежда была на тех, кого они воспитывают сейчас.
