Ливонское наследие - Герман Иванович Романов
— У меня свои корабли есть, и поплывут туда, куда укажу, — Магнус задумался, прикинул возможные варианты. Посмотрел на неподвижных всадников — рейтары бдительно несли охрану своего сюзерена. И крестоносцы рядом с ними — черные кресты с красными символами Ливонской конфедерации сразу бросались всем в глаза — слишком они заметные. И принял решение, которое тут же стал претворять в жизнь.
— Напишите письма всем родственникам и знакомым, чтобы покинули Фландрию и «Низменные земли» как можно скорее — у вас там скоро много костров запылает, и казни начнутся. Испанцам не свойственно милосердие, инквизиции тем более, доносы пойдут на многих. Я приму здесь всех, кто трудолюбив и владеет нужной профессией, мастеров и подмастерье. Мне нужны оружейники, мастера по литью железа и пушек, корабельщики, ткачи, стекольщики, суконщики… да все нужны, каждому будет достойная работа, а семьям спокойствие и уютный дом.
— Но ведь здесь, ваше преосвященство, также идет война…
— Любая война имеет свойство заканчиваться, а московиты не инквизиторы, с ними можно договориться. Так что пусть переезжают смело — пару кораблей отправлю куда нужно — всех заберут!
Глава 41
— Польский король Сигизмунд-Август никогда не признает за благоверным царем Иоанном Васильевичем этот титул, боярин, и ни при каких обстоятельствах. И только силой оружия можно заставить короля признать очевидное, но сие не так и просто сделать.
Магнус посмотрел на Адашева — бывший глава Челобитного приказа и окольничий, в руках которого ранее была печать «для скорых и тайных дел», выглядел плохо — с лета он начал терять доверие царя, и опала должна была последовать со смертью царицы. Однако Анастасия не умерла, и этот виднейший деятель «Избранной рады» получил последний шанс, отправленный царем в Ливонию. И не третьим воеводой Большого полка в Дерпт, а в Хапсаль послом к молодому епископу, что вскоре станет ливонским королем. И теперь судьба Алексея Федоровича напрямую зависела от дипломатического успеха миссии, и принятия тех предложений, что последовали от царя.
Вторым царским послом был старый знакомый, князь Андрей Курбский, впервые прибывший в Хапсаль. Недавно он сумел одержать победу над поляками и литвинами. Впрочем, его противник, князь Полубенский тоже объявил о своей «виктории». И тут все понятно, была ничья, но соперниками серьезно «раздутая», как лягушка до размеров жабы.
— Тогда силком и заставим, чтобы поношения царской чести не делал король Жигимонт. Чай, силушка у нас найдется, — пятидесятилетний боярин захудалого рода, лишь только волей царя достигший сияющих вершин власти, покосился на Курбского, что расправил плечи в шитой золотом ферязи, словно бойцовский петух.
— Литва с Польшей не есть Ливонский орден, — мягко сказал Магнус, — к войне с ними нужно подготовиться. Запастись порохом, мушкетами добрыми, оружием всяким. А еще мне ведомо, что в Краков приезжали купцы из Крыма, «гости» тамошние, с поручением от хана тайным. Но о чем переговоры велись, то не ведаю.
— Сговорились на державу нашу напасть с двух сторон, чего тут непонятного, — Адашев моментально оценил сообщение, все же дипломат был опытный, бывал не раз в европейских странах. Московиты переглянулись — набеги крымского хана для них были привычны, но воевать на два «фронта» явно не хотелось. Этим обстоятельством и решил воспользоваться Магнус, понимая всю сложность «игры».
— Если я стану королем, то прекращу всякую войну со «старшим своим братом» Иоанном Васильевичем, и буду жить с ним в мире и согласии. Эта война не нужна Ливонии, она полностью разорила земли. И народ в великом смущении пребывает — многие вас страшно бояться из-за побед царского войска и падения многих сильных замков и крепостей.
— Да, это так, и мы показали нашу силу, — самодовольно ответил Курбский, но вот старший по возрасту Адашев, годящийся ему в отцы, промолчал, понимая, что Магнус не все сказал. И тот тут же сделал выпад, как укол шпагой в незащищенную доспехами щель.
— Но тогда эти ливонцы будут воевать уже с поляками против русских, и отшатнуться от меня, ибо я не дал им желанного мира. И тогда царю Иоанну Васильевичу придется воевать с крымчаками, поляками, литвинами и ливонцами одновременно. И уже придется гораздо хуже — ведь если мы заключим мир по всей правде, то ливонцы не будут сражаться против московитов и тем самым, поляки и Литва будут ослаблены. И что для них хуже — как только мое королевство оправится, я сделаю все, чтобы поляки приняли нашу угрозу всерьез, как пять лет тому назад. Ведь так будет лучше для великого государя и царя Иоанна Васильевича?!
— Так-то оно и есть, принц Архимагнус Крестьянович, — боярин задумался, погладил пальцами окладистую бороду. Да и Курбский принялся о чем-то размышлять, видимо, уже знал, что Магнус сколачивает бешеными темпами регулярную армию и многие ливонцы уже признали его правителем. Все же три епископства под рукою — большая территория.
— Беда в том, что бывший магистр Кетлер, которого воины князя Андрея Михайловича убили, уже продал ливонские земли полякам за мзду великую. Вот бумаги, которыми они переписку вели, а это перевод моими толмачами совершенный. Сии грамоты царь Иоанн Васильевич прочитать должен, дабы видеть какие пакости супротив его замышляются. Вот грамоты сии, а вот списки с них — почитайте, бояре.
Магнус с невозмутимым видом смотрел, как багровеют лицами бояре, как задыхаются от едва сдерживаемого гнева. Покойный Кетлер, так и несостоявшийся герцогом Курляндским и Семигальским, и, пока живущий король Сигизмунд-Август, в своей переписке совершенно не церемонились в словах, касаясь персоны царя Иоанна. По кандидатуре самого Магнуса они тоже прошлись весьма нелицеприятно, но не так обидно — все же свой брат, европеец, датский принц к тому же.
На это и был сделан расчет — он на секунду представил, как вспыхнет Иван Грозный, прочитав о себе столь оскорбительные выражения. «Дивиде эт импера» — эти слова ведь давно сказаны, нужно только умело воспользоваться, чтобы потом перейти к иному — «соединяй и направляй», как сказал мудрый Гете, время которого еще не настало.
— Как видите бояре, моя страна обречена — поляки начинают рвать ее кусками, эти первые шесть замков, отданные изменником Кетлером, только начало. Однако, если мы заключим с царем Иоанном Васильевичем мир, уже отнюдь не перемирие, как младший брат со старшим, то поляки вынуждены будут или убраться, либо уже начать войну со мною. Я думаю, Сигизмунд начнет воевать мои земли, хотя благовидного предлога у него не будет. Это какая помощь против московитов, если русское царство и Ливонское королевство в добром мире и согласии живут?!
