Алексей Карасов - цицерон-15
Гитлер пойдёт на союз с нами на год, два, пока не расправится с Францией. Затем настанет наш черёд.
–Раскажите, товарищ Филимонов, из чего делаете джинсу?
Насколько мне известно сырья не хватает текстильной промышленности и Вам не из чего производить ткани в больших количествах.
–Ну, товарищ Сталин, на востоке огромные поля дикорастущей конопли. Высота стеблей достигает пяти метров. Это прекрасные волокна для производства ткани. Одна беда, наркоманы используют растение не по назначению. Их отлавливаем и направляем на сбор стеблей. Теперь даже они приносят пользу родине.
Я замолчал. Сталин отпустил меня:
–Ну, идите, товарищ Филимонов.
–Есть.
Поворачиваюсь и по уставу чуть ли не бегом сматываюсь. Хорошо бы на рыбалку рвануть. Покупаемся, половим рыбку. Ну и чо, что зима, подумаешь. После бани у товарища Сталина остыть можно только в проруби при сорокаградусном морозе. А сегодня всего минус двадцать.
Решено, на пляж купаться, загорать, ловить рыбку и готовить уху.Выхожу из кремля и сажусь в машину. За рулём Федя. За недолгое время, пока у меня служит, он вырос в чине до полковника. Только полковник НКВД имеет право возить наркома. Нет у меня человека исполниельнее. Недельная поездка в багажнике исправила его характер. Из безбашенного увальня он превратился в такого же, но отморозка. Не хочется ему снова в багажник.Понятно, если товарищ Сталин отдаст приказ, то я окажусь в багажнике значительно быстрее, чем попал туда Федя. И он не выпустит меня из багажника, а будет возить тело всю оставшуюся жизнь и наслаждаться запахом гниющих останков. Поэтому-то товарищ Сталин закрепил Федю в качестве шофёра за мной.Федя задаёт вопрос:
–Куда, товарищ Нарком?
–На рыбалку.
–Так на рыбалке мы прошлый раз были, поди и прорубь уже застыла.
–Надо Федя, надо.
Охранник НКВД, услышал ответ на Федин вопрос, подошёл к группе товарищей, поджидающих команды и объяснил направление движения. По распоряжению товарища Сталина меня повсюду сопровождает машина его личных охранников.
Товарищ Ворошилов, недовольный мобилизацией балерин, в надежде прищучить меня на жареном, отрядил машину с армейскими разведчиками. Товарищ Маленков, желая застать меня за непоребством, поручил группе партийцев выявить факты антипартийного поведения.
Понятно, чо я перешёл дорогу и кому-то в правительстве. Он тоже отрядил машину для наблюдения.
Московские балерины из первого ряда, узнав о оглушительном успехе мобилизованных товарок, дежурили с машиной для завлекания.
Желали общения и какие-то смутные лица кавказской наружности. То ли в надежде менять доллары, то ли с целью рэкета.
Все ожидали около кремля несколько часов и страшно замёрзли. Теперь же, вместо того, чтобы ехать в ресторан или на блядки греться, вынуждены снова морозить кости. Хорошо, что не слышу, как они матерятся в мой адрес.
Кавалькада из множества машин, так и не смог узнать, откуда они взялось в таком количестве, пилят по нашим следам. Я насчитал восемнадцать штук. Как бы товарищ Сталин не обиделся, когда он путешествует, то колонна состоит всего из пяти автомобилей.
Приехали в Серебряный Бор. Солнышко стоит высоко, морозец, хорошо. Раздеваюсь и разуваюсь. В спортивных трусах, коих ещё никто не видел, иду на озеро. И правда, прорубь затянуло молодым ледком. Возвращаюсь к машине. Достаю из багажника пешню и начинаю крошить лёд. После тяжкой получасовой работы подбегают балерины в пачках, на ногах пуанты. Они всё таки решились демонстрировать свои возможности, что зря их держат в первом ряду, все достойны главных ролей.
Оставляю балеринам пешню и рысцой возвращаюсь к машине. Беру двуручную пилу. С помощью балерин выпиливаю прорубь метра в два и с удовольствием плаваю в воде. Балерины по очереди окунаюся следом. Хорошо.
Иду к машине, одеваюсь. Балерины уже ускакали. И правильно, чего им морозиться. На них уже обратили внимание. Завтрева в газетах всего мира напечатают фотографии с невнятными коментариями о том, что таким образом кровавое НКВД перевоспитывает балерин-дисидентов-проституток.
И правильно перевоспитываю. Девочки доказали морозоустойчивость и желание работать на благо родины в районах крайнего севера. Завтра же пререговорю с кадрами в Большом и мобилизую в Молотовск. Опять первый секретарь московского горкома партии будет названивать и проситься в тепличные условия на север. Хрен тебе, Никита Сергеевич. Сначала научись воспитывать своих предательских детишек, рванувших с государственными секретами за границы, сразу после смерти вождя.
Сижу с удочками у края проруби, голова свободна от мыслей. Хорошо. Угнетает одно, через несколько часов придётся окунаться в грязные дела, столь грязные, что грязнее самой грязной грязи. В дела предателей и шпионов.
Подвели мужика. Спрашиваю:
–Этого чего? Топить привели?
Федя:
–Товарищ нарком. Это композитор, хочет написать поэму про балерин и купание
Отрываю взгляд от поплавка и смотрю на композитора. Вижу поганого человечишка. Сегодня он пресмыкается перед Сталиным и режимом, а завтра, после смерти хозяина, польёт его грязью и будет врать, что заставили. Не он ли написал оперу про Маресьева?
Композитор торопливо, пока и в самом деле не утопили по ошибке:
–Я товарищ нарком, не поэму, а оперу.
–От меня, чего надо?
–Нужна творческая командировка в Молотовск, дабы окунуться в атмосферу трудового подвига и праздничных рабочих будней.
Точно, он оперу про Маресьева схалтурил, так у них это называется. Люди совершают подвиги, а это дерьмо расписывает про то, а потом, среди своих, хвастает, что халтурка обломилась и он забашлял.
–Вы готовы, товарищ, на подвиг в Молотовск?
–Конечно, иначе бы я не просился, товарищ нарком.
Баксиков сволочь хочет. По девкам бегать и не заплатить, он же в командировке, ему положено за счёт НКВД.
–Демонстрируйте готовность.
–Как, товарищ нарком?
–Товарищ полковник, Вы почему не объяснили как?
Федя багровеет. Дожимаю его:
–В следующий раз, товарищ полковник, будете доказывать готовность вместе с испытуемым. Понятно?
Федя готов доказать готовность в проруби, настолько побагровел.
–Разрешите идти, товарищ нарком?
–Идите.
Не иначе Федя присмотрел девочку из хорошей семьи в жёны. Не тестюшку ли привёл пристроить в командировку?
О клюнуло, ещё клюнуло. Буду сегодня с ухой. Сварил супчик из десятка рыбок. Подтянулись разведчики Ворошилова:
–Разрешие поучаствовать в употреблении, товарищ нарком?
–Молодцы военные. Так всегда, народ рыбку ловит, а ест армия. Присоединяйтесь армейцы.
Все как-то устроились. Федя притащил из машины миски и ложки, хлеб и присоседился сам.
Армейцы повертели носами и один из них, самый бойкий:
–Может разговеться, товарищ нарком?
–Можете, а мне нельзя, я на работе.
Федя тоже подал голос:
–И мне нельзя, я за рулём.
Военные приуныли, но не надолго. Притащили гитару и развлекаются. Подтянулись партийные, затем ещё какие-то. Появились балерины, они успели переодеться. Сзади разливали. Военные похлебали горячего и успели сбегать на задние ряды. Народ развеселился. Кто-то дурашливо крикнул:
–С новым годом!
Меня как стукнуло, Новый год, чо ли? Увидел сиротливо валющуюся гитару, поднял и протёр от снега. Машинально брямкнул струнами и тихонько, под настроение запел:
–Скромненький синий платочек…
Чо слова Симонова, я помню. А вот, кто написал мелодию? Не тот ли, желающий по девкам на халяву? Ну, ничего, не обеднеет от одной песни.
Военные услышали и захотели записать. Не нашли чем. Балерины, скучающие без мужиков, поддержали военных и объявили, что будут учить слова.
Исполнил под гитару ещё и ещё. Слышу, балерины перестали запинаться в словах и остальные стали подтягивать.
Разведчик, майор, самый бойкий:
–Это чьи слова, товарищ нарком?
–Всё народное и музыка, и слова.
Подумал, чо надо развлекаь публику, Новый год всё таки. Сбацал ещё несколько песен. Потом впомнил о войне на носу и исполнил для военных:
–Шеснадцать тонн опасный груз,
Летим мы, мальчики, бомбить союз..Вспомнил, чо у меня в Молотовске скучают амеры. Надо им современного репертуара подбросить. Организую ка из присутсвующих балерин банду джаза.Закричал:
–Девочки, у меня идея. Айда ко мне.
Подваливают балерины в обнимку с военными. Раскраснелись так, чо хоть опять в прорубь.
