Солдат и пес-2 - Всеволод Советский
Это была какая-то смесь воя, рева и стона. Невозможно сказать. Не очень громко. И слава Богу! Если бы это было громко, все постояльцы бы, наверное пробудились. Кто в смятении, кто в страхе. Шум падения и без того был сильный, а тут еще и эти вопли!..
Жильцов на этаже, правда, было совсем немного. Не сезон. Но кое-кто, похоже, встрепенулся.
Татьяна замерла перед дверью номера 308. Мысль ее совсем улетела. Она стояла очумелая, ничего не соображая, понятия не имея, что надо делать. Потом вдруг судорожным, каким-то совершенно невероятным усилием воли, сразу сбросила оцепенение. И бросилась к телефону.
И вот двое перед дверью: Татьяна и Клавдия. Начальница все же была порасторопнее подчиненной и соображала получше.
— Ключ, — потребовала она.
— Ты че?.. — пугливо прошептала Татьяна. — Открыть⁈
— Конечно, — так же вполголоса сказала Клава. В уме она уже держала возможный будущий разговор с Михаилом.
Татьяна колебалась.
— А как же это… — она не сумела сформировать мысль, но Кладвия поняла.
— Все беру на себя, — заявила она. — Ответственность.
На Танином лице испуг сместился в сторону облегчения.
— А-а, — протянула она, — ну тогда…
— Ключ давай быстрей!
Через пять секунд ключ явился. Резервный набор у дежурных по этажам
Клавдия отомкнула замок, открыла дверь.
Свет в номере горел. А на пороге прихожей и комнаты ничком, в судорожно-скрюченной позе лежал Михеев. Сразу же бросались в глаза отвратительные рвотные пятна там, здесь. Словно бы его жестоко рвало перед смертью.
Последнее не вызывало ни малейших сомнений. Клава в своей, в общем-то, несложной жизни успела поработать санитаркой в больнице, и какие-то зачатки медицинского опыта у нее были. «Отравился!..» — сразу же мелькнуло у нее в голове.
Мысли малость сбивались, кувыркались, но она усилием воли сумела выправить их. «Мишке звоню!» — пронзила ее идея, хотя чего тут пронзать-то — он сам, Мишка велел звонить, если что. Так вот оно, «если что» — и пришло.
Клава закрыла дверь, заперла на замок.
— Держи, — сунула связку ключей Тане и побежала звонить Михаилу…
Дальнейшее понятно: милиция, КГБ, полковник Романов. Тут ведомства действовали слаженно, без всяких разногласий. Подъехал милицейский судмедэксперт, первично предположил отравление, забрал труп на экспертизу…
— Хотя мы и так не сомневаемся, — хмуро сказал полковник. — Ты прикидываешь, что произошло?..
Я кивнул. Чего тут не прикинуть. Невесть что произошло в ларьке «Союзпечати»: стуканул Михеев или нет Ольге о том, что его как бы вербануло КГБ, или она сама догадалась?.. Либо же он подал ей какой-то условный знак, ничего не говоря в принципе…
— То есть, — предположил я, — она подсунула ему какой-то яд. Так?
— Очень похоже на правду.
Я задумался.
— Товарищ полковник, но это прямо же какой-то шпионский триллер…
— Что? — удивился Романов.
Ах, черт! Вырвалось чуждое словечко.
— Триллер-то? Это… ну, фильм с очень напряженным сюжетом. Стрельба, погони, опасности всякие… Термин из американского кино.
— Хм, — полковник смотрел на меня со странным выражением лица. — А ты что, знаток американского кино?
— Да ну! — ловко выкрутился я. — Это знакомый у меня один был. Однокурсник. Он и объяснил.
— Ладно, черт с ним! К делу.
Из дальнейшего быстрого диалога выяснилось: тем или другим манером, но Ольга поняла, что подельник спалился. И она подсунула ему отраву.
— Как она могла это технически сделать? — тут же поинтересовался я.
— Вероятнее всего, яд был в конфете. Мне еще раньше Горшенина как-то говорила, что он любитель сладостей. Вернее, сосалок всяких. Леденец, карамель, ириски… Вот всякую такую чепуху обожал. Ну, а у нее, видать, в запасе как раз такое зелье было. Угостила.
— Ничего себе…
Только я хотел заметить, что больно уж эти соображения шаткие, как командир внушительно заметил:
— Конфетную обертку у него в комнате обнаружили. Тоже эксперт забрал на проверку, но я не сомневаюсь…
И неожиданно добавил:
— Я с таким однажды сталкивался.
И вновь круто переложил руль разговора:
— Короче говоря, подняли «в ружье» все наличные силы милиции и КГБ местных. Выезды перекрыли. Конечно, выехали к ней домой. Там ее нет. И судя по всему, домой она даже не заходила.
Он говорил все это, а я уже сознавал дальнейшее.
Понятно, почему не подняли нашу часть. Могут быть эксцессы вплоть до стрельбы, и не дай Бог ранят или того хуже кого-то из срочников… Решили обойтись силами профессионалов. Выезды перекрыли, бросились на квартиру к Ольге, естественно там никого не застали. Что делать?..
Естественно, я не стал разводить пустых речей типа: а может, она уже ускользнула из города?.. Может. Нам это неизвестно. И бездействовать, опускать руки мы не имеем права. А может, она, то есть Ольга, зашхерилась тут, на городской территории. И это более вероятно.
Отсюда мне было несложно сделать вывод. Наверняка чекисты захватили на квартире какие-то ношеные женские вещи. И нам с Громом предстояло взять след.
Получится, не получится?.. Предсказать невозможно, но действовать надо. И понятно, что след надо брать отсюда, от вокзального ларька «Союзпечати».
Все это я очень вкратце высказал Романову. Он сдержанно-одобрительно кивнул:
— Все верно. Пошли!
У киоска стояли двое в штатском и милицейский майор. Как несложно понять, начальник РОВД. А один из штатских — суровый, немолодой — был мною расшифрован как руководитель райотдела КГБ. Ну и я не ошибся. Оказалось, он тоже майор.
Нескольких кратких фраз хватило, чтобы прояснить ситуацию.
— Так, — молвил главный чекист. — Барахло этой паскуды принесли?
— Так точно, — торопливо ответил один из подчиненных, показывая здоровенную сумку.
Майор прицельно воззрился на меня.
— Что боец? Возьмете след со своим псом?
— Постараемся. Покажите вещи.
Из сумки явились платье, плащ, какая-то шаль…
— И туфли домашние, — сказал молодой КГБ-шник.
— Вот! Вот это главное. Откройте киоск.
— Открыто, — поспешно ответил молодой.
— Вперед, — скомандовал я Грому. И мы вошли внутрь.
Гром аккуратно осмотрелся, обнюхался. Махнул хвостом.
— Где эти тапочки домашние? — спросил я.
— Вот, — столь же быстро сказал младший чекист. — Ну, тапочками это не назвать…
В самом деле, это были довольно элегантные сиреневые туфельки с помпонами, даже на каблуке. Вернее на платформе.
— Нюхай! — приказал я. — И несколько раз повторил с поощрительной интонацией: — Хорошо! Хорошо! Нюхай!..
Впрочем, мог
