Александр Маркьянов - Сожженые мосты ч.4
Поклонился, повернулся, чтобы идти обратно в зал заодно отметил реакцию публики. Дипломаты смотрели на меня так, как будто я прилюдно снял простите, штаны. Взглядами персидских жандармов и спецслужбистов можно было колоть дрова…
Пришел в себя я только на балконе дворца, куда я вышел, чтобы никого не видеть. Рядом обнаружил посла Пикеринга, он купил, выпуская клубы дыма как паровоз, и смотрел куда-то вдаль, туда, где в сгущающейся тьме плыли огоньки супертанкеров — проводка не прекращалась ни днем ни ночью.
— Здесь немало лукавых людей, господин Воронцов — задумчиво сказал посол Североамериканских соединенных штатов — я не первый день на Востоке и в каком-то смысле могу считать себя арабистом. До прибытия сюда я считался очень проницательным человеком — но мы дети по сравнению с ними. Иногда мне кажется, что они сами не понимают, где правда, а где ложь, что им все равно, что они говорят, правду или ложь. Привыкнете…
Еще ничего не поняли?
Своим поступком шахиншах полностью перевернул всю игру, поставил мне мат в один ход, намертво пристегнул к себе. Громогласно объявив, что акция в Афганистане проведена Россией — никак не думал, что он решится заявить такое — он переиграл всех нас. Меня в том числе. Теперь я лишен свободы маневра — полностью! Британцы для меня лично теперь злейшие враги, да и Ее Величеству есть теперь, о чем написать нашему Государю. Весь местный генералитет для меня теперь смертельные враги. Кто-то — тайный враг шахиншаха, а друг моего врага всегда враг. Кто-то — враг из зависти, потому что я получил Звезду и генеральский чин, по сути, просто так. Своим выступлением шахиншах дал им публичную пощечину, негласно обвинив их в том, что они не смогли решить проблему, которую русские решили за час.
Наконец для шиитов, для радикалов — я теперь цель и не более того. Не приведи Аллах попасть к ним в руки живым. Армии они никогда не мстят, потому что армия, это нечто неодушевленное, это все равно, что мстить камню. А вот конкретному человеку — они с удовольствием отомстят.
Можно сказать, что своим выступлением шахиншах Мохаммед подписал мне смертный приговор. Почти гарантированный.
И как хитро сделал, подлец!
Винить в том что произошло, следует только себя самого.
— Что вам угодно, сударь?
Пикеринг выпустил еще один клуб дыма, понаблюдал, как тот растворяется в вечернем эфире воздуха побережья.
— Например, поговорить.
— Боюсь, на сегодняшний день я весьма неудачный собеседник
— Тогда предостеречь.
Мы посмотрели друг другу в глаза — и я понял, что посол Североамериканских соединенных штатов не так прост, как кажется. Хотя бы потому, что он уже все понял
— Вам не кажется, что любые предостережения запоздали?
Посол тяжело вздохнул
— Не кажется, сэр, не кажется. То, что вы успели сделать… не правда ли, этот фарватер положительно нуждается в углублении! Когда я вижу, как танкеры класса Суэцмакс[100] проходят в нескольких сотнях метров от берега, меня просто бросает в холодный пот…
Я скосил глаза. К нам шел сэр Уолтон Харрис
— Мои поздравления с производством, господин посол — сказал сэр Уолтон не скрывая яда в голосе. Яда было так много, что в нем можно было захлебнуться с головой.
— Боюсь, с производством будут проблемы — сказал я
— Какие же, позвольте полюбопытствовать
— Позволю. Я являюсь контр-адмиралом флота, причем действующим — и как я смогу принять должность на берегу?
Сэр Уолтон засмеялся. Сейчас мы были квиты — за тот разговор в саду британского посольства…
— Боюсь сэр, вам придется обосноваться на берегу.
— Уолтон… — заговорил Пикеринг — тебе не кажется, что объявляют твой любимый танец. Останешься без дамы…
— Да, конечно. Прошу прощения, господа.
А вот дальнейшее стало для меня сюрпризом — североамериканский посол проводил британского взглядом, полным самой лютой ненависти.
— Подлый старый ублюдок… — негромко сказал он
— Про кого это вы, сэр? — решил полюбопытствовать я
— Вы поняли. Я готов прозакладывать свою коллекцию шотландских односолодовых, что эта тварь приложила руку к сегодняшнему спектаклю. Чувствуется рука мастера.
— Вы полагаете, что он настолько вхож во дворец? — недоуменно спросил я
Пикеринг кивнул
— Не только вхож. Иногда у меня возникают сомнения относительно того, чей же вассал эта страна. Ваш — или британский.
Сказанное было новостью для меня, это могло быть и провокацией — но обдумывать времени не было.
— Вы полагаете?
— Увы. Я говорю только о том, что вижу своими глазами.
— А почему вас это так беспокоит?
— Почему… — Пикеринг смял окурок и запросто сунул его в карман, только североамериканцы так могут — откровенно говоря, мне не нравитесь ни вы, ни Великобритания. Но кузены раздражают меня куда больше с тех пор, как я поплыл по мутным водам дипломатии. И вы, и они — не хотите играть по-честному.
— То есть?
— Товары. Рынки. Вы ставите торговые барьеры. Не хотите играть по честному, с открытыми картами. А мы, североамериканцы любим честную игру.
— Кто же играет с открытыми картами? Вы видели хоть одну игру, в которой играют с открытыми картами?
— То-то и оно.
— А как быть с доктриной Монро? Разве она не отдает вам целое полушарие.
— В политическом смысле. В экономическом — границы свободны.
— Ошибаетесь. Хотите, докажу.
— Извольте.
— Ваша финансовая система. Ваш вездесущий доллар. Вы создали систему, при которой курсы валют всех стран полушария привязаны к доллару САСШ, а не к другим ценностям, как к золоту например. И ли к активам госбанка казначейства. В результате другие страны вынуждены покупать у вас доллары и вести торговлю в долларах. А наши товары заведомо становятся неконкурентоспособными. Потому что на их цену накладываются издержки от валютообменных операций.
— Кто вам мешает послушать нас, и открыть свободную куплю-продажу валюты? Мы предлагали вам это неоднократно.
— Заметьте — с предложением доллара как резервной валюты. Хотя он хуже обеспечен, чем рубль. Если открыть рынок для свободных операций с валютой — к нам хлынет спекулятивный капитал. Сейчас тот, кто хочет купить в нашей стране скажем предприятие должен заработать рубли и купить его. А тогда — он просто придет и купит его за доллары. А кто сказал, что они обеспечены чем-либо? У вас даже казначейство — частная структура.
Внезапно я понял, что совсем отвлекся от мрачных мыслей.
— Спасибо.
— Как говорят в Техасе — будешь должен, парень. Вам привет.
— От кого?
— От дамы. Той, с которой вы познакомились в Лондоне.
— Не припоминаю.
— Отель. Известные события. В Гайд-парке. Не припоминаете?
— Нет.
— Печально. А эта дама надеялась, что вы их помните.
Только этого не хватало…
— А что эта дама помнит еще?
Посол помолчал, перед тем как ответить
— Много, господин Воронцов. Очень многое. Я видел ее совсем недавно, и у нее остались самые теплые воспоминания. Признаться, я был удивлен тем, что вы, русский, столько сделали для моей страны.
— Я это делал не для вашей страны.
— О, да, конечно. Для своей. Но враг моего врага — мой друг, не так ли?
Посол Пикеринг протянул свою руку, большую, крестьянскую, крепкую. Немного подумав, я пожал ее — ведь враг моего врага и в самом деле мой друг. Любые союзы складываются из кирпичиков — и я горд тем, что одним из первых положил кирпичик в самое основание фундамента нового союза, который через несколько лет одни будут называть трансатлантическим, а другие — противоестественным.
В конце концов — дипломатию вершат не боги. Ее вершат живые люди.
Чуть повернувшись, я наткнулся на злобный взгляд из зала, от самого витража. Ла Рош, скорее всего британский посол оставил его вынюхивать. Донесет…
— Осмелюсь дать вам дружеский совет. Здесь вам ловить уже нечего. Уезжайте прямо сейчас. Возьмите машину, и выберите не ту дорогу, по которой вы ехали, прибрежную — а через пустыню, да не прямую. Сориентируетесь по карте. И возьмите отпуск, уезжайте на воды. Как минимум на месяц. Пока все не утрясется.
— Увы, но я не могу этого сделать.
Посол щелчком отправил сигарету вниз, проследил взглядом за полетом маленького огненного метеора. Сигарета упала на мраморные ступеньки, рассыпалась искрами и погасла.
— Как знаете. В любом случае — удачи.
Повернувшись, посол Пикеринг пошел в танцевальный зал.
Первому совету Пикеринга я последовал — и без происшествий добрался до Тегерана. Второму — нет.
03 июля 2002 года Варшава, царство Польское Следственный изоляторДля графа Комаровского революция начиналась здесь.