Александр Маркьянов - Сожженные мосты

Александр Маркьянов

Сожженные мосты

Часть 1.

Вам, может быть, однаИз падающих звёзд,Может быть, для вас,Прочь от этих слёз,От жизни над землёйПринесёт наш поцелуй домой.И может, на кровиВырастет тот дом,Чистый для любви…Может быть, потомНаших падших душНе коснётся больше зло.Мне страшно никогда так не будет уже,Я — раненное сердце на рваной душе.Изломанная жизнь — бесполезный сюжет.Я так хочу забыть свою смерть в парандже.Лишь солнце да песокЖгут нам сапоги,За короткий срокМы смогли найтиТысячи дорог, сложенных с могил,Нам с них не сойти.И может быть, комуНе дадим своей руки,Может, потому,Что у нас внутриВсе осколки льдаНе растопит ни одна звезда.Мне страшно никогда так не будет уже,Я — раненное сердце на рваной душе.Изломанная жизнь — бесполезный сюжет.Я так хочу забыть свою смерть в парандже.

Какое общение может быть у праведности с беззаконием?

И что может быть общего у света с тьмой.

Это из Библии. Книги книг. Но есть и другая, новомодная поговорка. «Да, он сукин сын, но он наш сукин сын». Такова современная политика.

А ведь Господь есть. Господь все видит. И карает. Каждый из нас получает по делам его.

В двадцатые годы Персия окончательно потеряла свою самостоятельность, шахиншах Персии стал вассалом русского царя. Долгие годы Персия развивалась под русским вассалитетом — и, занятые своими Восточными территориями, мы не обращали на Персию никакого внимания. Да, наша разведка достоверно знала о творящихся беззакониях, о возведенном в ранг государственной политики насилии над подданными — но мало обращала на это внимания, исходя из принципа «все-таки он наш сукин сын».

Первый звонок прозвенел во время событий в Бейруте — большое количество боевиков было заброшено в Бейрут с территории Персии. Тогда еще можно было что-то исправить — но снова не обратили внимания, не погасили пожар, пока он тлел малыми угольками.

Потом стало слишком поздно…

30 мая 2002 года.

Воздушное пространство над Персией

Лена появилась как раз кстати — только я начал вспоминать. Два искрящихся хрусталем бокала на серебряном подносе…

— Мы только что пересекли границу, господин контр-адмирал. По традиции, пересекая границу нужно выпить шампанского…

Два бокала — весьма деликатный намек…

— Я подумала, что русский офицер не станет пить в одиночестве… — сказала она, словно читая мои мысли.

Эх, Лена, Лена… Еще как станет, дай только волю. Жизнь — она не итальянская мыльная опера. Жизнь — это жизнь…

— Конечно, не станет. Присаживайтесь…

Кресла в самолете были обтянуты белой, такой шершавой, специально выделанной кожей. Белая кожа и черное африканское дерево, гладкое настолько что похоже на пластик. Не знаю, чей это самолет — но в ссылку меня ссылали с почетом, это точно….

Я поднял столик — кресла в этом самолете разворачивались на триста шестьдесят градусов, а в обычном положении устанавливались vis-a-vis, а между ними можно было поднять столик, тоже из черного дерева. Очень удобный самолет, даром что раньше был бомбардировщиком…

— Леночка… — я улыбнулся как смог, хотя на душе было совсем не весело — вы можете открыть мне военную тайну…

— Вам — смогу, господин контр-адмирал…

Лена… Напрасно ты так на меня смотришь. С одной стороны, конечно… сорока нет, и уже черные орлы на погонах, вкупе с эмблемой Морского генерального штаба… а с другой стороны… не стоит, в общем.

Знаете, для чего современным женщинам нужен мужчина? Для того чтобы родить ребенка. «А воспитать я его смогу и без тебя!» — теперь для воспитания ребенка и вообще для совместной долгой и счастливой жизни мужчина не нужен. Перевернулся мир — если раньше дама шла в аптеку и покупала бутылёк с серной кислотой — чтобы щедро плеснуть ею в лицо коварному соблазнителю, то теперь… теперь хоть мне в аптеку иди.

За средствами контрацепции, твою мать!

— Чей это самолет?

Лена рассмеялась. Звонко так.

— Ну… вообще то этот самолет приписан к Собственной, Его Императорского Величества канцелярии… Но большего я вам не могу сказать, господин контр-адмирал, извините…

Бокалы тонко зазвенели, коснувшись друг друга, словно в мимолетном поцелуе…

— Вас не понравилось шампанское?

— Шампанское мне понравилось. Кристалл-Роедер[1] восемьдесят четыре, я прав?

— Восемьдесят шесть. Ошиблись всего на два года…

— Но я не любитель…

Лена улыбнулась.

— Знаете… Первый раз вижу офицера который столь …

— Всегда что-то бывает в первый раз Леночка…

— А расскажите мне про службу, господин контр-адмирал. Вы должны были совершить что-то воистину выдающееся, чтобы в таком возрасте… Обычно адмиралы — это уже старички… хм… я не хочу ничего сказать…

Ну и что тебе рассказать, моя принцесса? Как пахнет залитый кровью, заваленный трупами Бейрут на пятые сутки уличных боев? Или про выжженный изнутри адским пламенем Шмеля полицейский участок в Белфасте, где все что осталось от находившихся там людей — это черный, жирный пепел, прибитый струями пожарных шлангов к полу?

— Ну… есть разные способы продвижения по служебной лестнице. Например, если великая княжна залетела от тебя, то тебя хоть и сошлют в ссылку — но непременно дадут приличные должность и звание. Считай, с царской кровью породнился, как-никак…

Ну и зачем я это сказал? Что вообще происходит со мной в последнее время? Каким же подонком я стал…

22 мая 2002 года.

Академия Морского генерального штаба. Санкт-Петербург, Суворовский проспект

Да возвеличится Россия

Да сгинут наши имена

Девиз, который вот-вот станет и моим девизом. У офицера Генерального штаба, неважно сухопутного или морского нет имени. Нет права на место в истории. Место в истории есть только у России, у империи которой мы служим…

Академия Морского генерального штаба находилась на Суворовском проспекте, в здании напротив обычной Академии Генштаба и музея Суворова, который она организовала и который она содержала. В таком вот расположении двух академий — напротив друг друга, через улицу, словно в зеркале отражалась старая как мир вражда армии и флота, которую никому и никогда не удавалось погасить. Россия — страна, прежде всего континентальная, от контроля морского судоходства почти не зависит — поэтому, через улицу найдется немало горячих голов, которые будут с пылом и жаром, достойным лучшего применения доказывать, что Россия вовсе не нуждается в мощном океанском флоте, достаточно такого, который смог бы защитить ее берега. А отразить атаку чужого флота — британского или североамериканского, например — можно береговыми установками противокорабельных ракет, налетами реактивных самолетов-ракетоносцев, атаками кастрированного прибрежного флота, да ядерным оружием на крайний случай. А высвободившиеся в результате сокращения флота казенные средства нужно направить на усиление наземной армии.

Большую глупость себе и представить нельзя. Сильный флот нужен для того чтобы не было наземной войны, это аксиома. Читайте Мэхена[2]. И Колчака. Они все сказали, я повторяться не буду.

Кстати про адмирала Колчака. Последним, что он успел сделать в жизни — добился таки создания отдельной Академии Морского генерального штаба, по праву теперь носящей его имя. Это славное дело было не первым, которое он сделал в своей долгой и героической жизни — но безусловно нужным и заслуживающем того чтобы оставаться в памяти поколений. Поэтому теперь напротив музея Суворова гордо стоит музей Колчака — человека, в одиночку создавшего новый русский флот и заложивший основу военно-морской науки двадцатого столетия.

Это нельзя не помнить, это преступно не помнить. После позора Цусимы от русского флота мало что осталось — если у вас есть корабли и есть команды — это не значит, что у вас есть флот. Русский флот появился лишь в двадцатом году, когда адмирал и командующий Черноморским флотом Александр Васильевич Колчак первым в мире осуществил на практике комбинированную воздушно-морскую десантную операцию, в считанные дни выведя из войны Турцию и не допустив прорыва британской эскадры в Черное море. Эта операция стала первой в мире, в ходе которой был высажен столь массированный десант морской пехоты. Эта операция стала первой в мире, когда часть береговых батарей была нейтрализована и не смогла вести огонь по десантной эскадре силами русских добровольцев из морской пехоты — это была первая в мире операция морского спецназа, господа! Эта операция стала первой в мире, когда активно использовалась палубная авиация — расположенные на гидрокрейсере "Румыния" самолеты использовались не только для корректировки огня главного калибра линкоров — но и — опять-таки впервые в мире — для бомбовых ударов по критически важным целям. Захват Константинополя — тогда он назывался Стамбул — был проведен столь быстро и решительно что подошедшая к проливам британская эскадра напоролась на минные постановки и шквал огня неповрежденных (благодаря захвату их спецназом) турецких береговых батарей. Потеряв три броненосца, с тяжело поврежденным флагманом-линкором британцы были вынуждены позорно отступить. Именно эта операция, искусно задуманная и ювелирно выполненная, стала первым шагом в ужасном Восточном походе русской армии, закончившимся штурмом Багдада. Если бы не гений Колчака — проливы до сих пор были бы чужими, на Ближнем Востоке был бы неизвестно кто, а русский флот в Черном море — бессмысленным.