Константин Радов - Оружейник. Винтовки для Петра Первого
Дело еще не окончено. Множество турок, прижатых к реке, укрылись на судах. Можно, разумеется, с ними покончить при помощи артиллерии, только мне сей караван нужен целым. Найдись непримиримый янычарский ага, желающий испортить победу гяурам, – лучшее, что он мог бы придумать, это поджечь или затопить его. Кстати, если вражеские корабельщики вздумают разом отойти от берега и пробиваться в Очаков, большинству это удастся: мы не сумеем остановить всех.
Требую пленных. Их мало, большая часть с ранениями в ноги: остальные сумели убежать от медленно наступающей пехоты. Выбираю своим посланцем важного старика в зеленой чалме, похоже – духовное лицо, вроде полкового священника. Мои условия предельно просты. Кто хочет – пусть уходит, остальным смерть. Опираясь на нашего толмача, мулла хромает по берегу, выкрикивая хорошо поставленным голосом соблазнительный призыв к миру. Странная парочка, обнявшись, как влюбленные содомиты, бредет все дальше вдоль линии судов, и за спиной ее начинается движение. Сначала немногие (самые смелые или самые трусливые?) выбираются на сушу, оглядываются на грозных егерей и беспрепятственно ускользают к далеким холмам, где скачут ногаи. Их пример вдохновляет остальных: вот уже целые толпы сыплются в воду, лезут вверх по склону, бегут тяжелой рысью под смех и улюлюканье солдат…
– Стой! А этих не выпускать!
Гребцы, из турецких христиан, поддались общему потоку. Объясняю, что угроза смерти их не касается и соглашение тоже, ибо я с ними не воюю. Пусть остаются на месте. Без них у меня людей не хватит для управления судами.
Седобородый грек степенно подошел и поклонился в пояс, принимая на себя переговоры от имени корабельщиков. Жаль, что я так и не выучил греческий. Или турецкий. Не люблю говорить через толмача.
– Очаковские и аккерманские греки во имя Христа нижайше просят высокочтимого генерала не губить единоверцев и не принуждать их к службе: буде сие случится, турки потом жестоко отомстят несчастным. Если вам угодно забрать эти жалкие лодки, семьи владельцев будут обездолены: они бедные люди и добывают себе пропитание веслом и парусом.
– Мой чин – бригадир. Скажи ему… Нет, лучше спроси вот что: много они думали о Христе, когда везли турецкие пушки убивать русских? Теперь извольте то же самое делать для нас. Под страхом, если не хотите по совести.
– Он говорит, что их заставили…
– Так я тоже заставлю. Если это оправдание годится для меня, сойдет и для Измаил-паши. Нечего отлынивать. Кто через два часа не будет готов к походу – накажу. И пусть примут солдат на борт. Это чтоб мысли нехорошие не возникали.
В гробу я видал таких единоверцев: вспомнили о православии, глядя в дуло русской фузеи. До конца кампании ни один из них не был отпущен, а все суда взяты на армию перевозить амуницию и провиант. И то еще перевозочных средств не хватало.
Глава 15
Мечты о Крыме
– Петр Матвеевич, осмелюсь предположить: сколько бы мы ни наказывали ногаев, сие не возымеет действия. Хан Девлет Гирей не пожалеет об их разорении, только обрадуется, что злее будут. Для крымской знати они чужаки: кочевали за Волгой, калмыки выгнали – пришли в здешние степи. Крымцам покажется чувствителен только десант на полуостров, коий я давно предлагаю.
Апраксины состоят в свойстве с царской фамилией. Если бы государь Федор Алексеевич прожил дольше и оставил потомство, царем мог стать племянник моего собеседника. Любопытно, что было бы в этом случае с Петром? Однако братья и при нем высоко летают: один – казанский губернатор, другой – азовский, к тому же генерал-адмирал.
Обед был съеден, вино выпито. Обсуждение военных планов затянулось и успело всех утомить. Три недели назад, когда я прибыл с новообретенным осадным парком на Томаковский остров, а встревоженный моим рапортом граф Апраксин форсированными маршами спешил в Богородицк, все готовились к обложению Каменного Затона. Войска, с необходимыми приготовлениями и предосторожностями, подступили к крепости – но она оказалась пуста. Измаил-паша не стал ее защищать и отошел к Перекопу, разрушив все что мог. Должен признать разумность сего решения: убогий земляной городок, способный вместить не более трех полков (с великой теснотой и неудобством), многочисленному корпусу не впору. В равной мере проигрышным оказалось бы положение турецкого генерала за пределами укреплений. Дело в том, что нижний Днепр был наш, вражеские провиантские запасы мы частью захватили, частью уничтожили, оставив единственную возможность снабжать войска – из Крыма, гужевым транспортом, верст за триста. Паша поступил в соответствии с европейской воинской наукой: не исключаю, что кто-то из окружения маркиза Дезальера, посла Людовика при султанском дворе, исполнял должность военного советника при турецком командующем.
Возвращение в наши руки скромной фортеции праздновалось как великая победа. Когда умолкли хвастливые заздравные речи, к похмелью прибавилась весть о татарском набеге на Слобожанщину. Пользуясь уходом Апраксина на Днепр, хан проскользнул в брешь, пробитую некогда булавинским бунтом, и с тыла обрушился на слободские полки, учинив еще худшее разорение, чем в одиннадцатом году. Это не был простой поход за живым товаром: крымцы не столько ловили людей в полон, сколько резали, без различия старых и малых.
Девлет Гирей не зря носил одно имя со знаменитым предком, сто сорок лет назад спалившим Москву. От первого своего правления он был отрешен султаном за намерение самовольно начать войну с Россией. Вернувшись к власти в год Полтавы, хан показал себя противником непримиримым и опасным. Нынешняя война была по преимуществу плодом его усилий, совместно со шведским королем: без этих интриг соскучившиеся по христианской крови турки предпочли бы начать реванш с Мореи, несравненно важнейшей для их государственной экономии, нежели азовское захолустье. На Пруте умелыми косвенными действиями старый хитрец вчистую переиграл Петра со всем его генералитетом. Татарские походы на Украину вместо хаотического разбоя начали обнаруживать рациональный план, за которым стояли ясный, безжалостный ум и железная воля. Увести в рабство, вырезать или изгнать жителей южных окраин Польши и России. Обратить вспять вековое движение русских земледельцев. Расширить Дикое поле до прежних, столетней давности пределов, дабы пустыня сия обеспечивала безопасность Крыма. Вот такие примерно цели вырисовывались при внимательном рассмотрении ханской политики. Частично они были уже исполнены: сотни тысяч жителей Правобережья погибли или бежали на Волынь, второй раз за три года опустошалась Слободская Украина, крайний на Гетманщине Полтавский полк тоже был под угрозой. Сама природа помогала магометанам. Начиная с похода Карла, словно все казни египетские обрушились на украинские земли, непонятно за какие грехи поражая правых и виновных. Войны, набеги, чума, саранча, неурожаи…
Разорения татары причинили великие. Петр Матвеевич переживал как за собственное имение, памятуя, что царь с него спросит. Оправдываться нечем: казанскому губернатору по должности подобает иметь богатый опыт войны с кочевниками. Позапрошлым летом он действовал на Кубани, и весьма успешно. Правда, завистники уверяли, что в своем рапорте граф побил и утопил в реке больше неприятелей, нежели имел против себя, а сожженная ставка нуреддина Копыл – всего лишь стойбище с войлочными кибитками. Пренебрегая инсинуациями, я с большим интересом расспрашивал его о подробностях кампании. Теперь Апраксин в отместку хану послал двадцатитысячную орду калмыков и донцов громить ногаев у берегов Азовского моря. Отогнанные стада стали единственным результатом.
Для противодействия крымцам требовалось нечто иное. По моему мнению, не отказываясь от оборонительных линий в расчете на долгий срок, стоило подумать о принципе «лучшая защита – нападение». Ни один воин не пойдет в дальний поход, если создать угрозу его собственному дому.
Чем хороша была служба под началом Петра Матвеевича, так это добродушной патриархальной атмосферой, позволяющей вольно обсуждать вопросы политики и стратегии. Он лет десять как овдовел, детей не нажил и отеческие чувства обращал к подчиненным. Фамильярное обращение было не всегда уместно, но, в общем, простительно человеку на двадцать лет меня старше.
– Вот ты, Алексаша, заботишься хана напугать, а не подумал, что у ногаев свое разумение есть. Из них многие на моей памяти с русских земель на крымские откочевали – могут и обратно прийти.
– Так это мы их вернуться увещеваем калмыцкой саблей?
– Почему нет? Народы сии готовы почитать своим господином того, кто сильнее. Даже так: кто больнее ударить может, того больше и слушаются. И уважают!
– Петр Матвеевич, ежели мы, паче чаяния, преуспеем – нужны ли государю такие подданные? Они опять уйдут или взбунтуются в первый подходящий момент.
