Фактор беспокойства - Алексей Ковригин
Хмурое молчание пилотов-инструкторов во время этого монолога показывает, что они полностью разделяют горькие мысли своего «старшего». Нихренасе! А я-то считал, что проблемы в авиации есть только в Советском Союзе. Оказывается, «тупоголовых генералов с куриными мозгами» хватает и за океаном. Это же надо было додуматься до такой «гениальной идеи», чтоб вообще отказаться от собственной истребительной авиации? Действительно, иначе как полным идиотизмом эти «новации в авиации» не назовёшь. Кстати, теперь мне становится понятно, отчего этот сорокалетний инструктор всё ещё ходит в старлеях. С такими критическими высказываниями в адрес вышестоящих начальников, надеяться на карьеру в военно-воздушном флоте США не приходится. Впрочем, это касается любой армии мира, да и не только армии. Все начальники дружно ненавидят любых критиков в любой точке земного шара.
* * *
Среда пятнадцатого августа тысяча девятьсот тридцать четвёртого года в мировой истории обычный и ничем не примечательный день. Но не для меня. Я наконец-то смог «закрыть» последний пункт личного плана своей «гастрольной поездки» — выполнил все фигуры высшего пилотажа на американском истребителе «Boeing P-26». Утро солнечное и безветренное, температура воздуха у земли плюс двадцать семь градусов и погода для полётов самая оптимальная. Бензин «для покатушек», естественно, опять за мой счёт. Хорошо что хоть за «эксплуатационные расходы» мне платить не приходится, как-то упустили этот момент авиационные чинуши. Но я бы и за это заплатил. Иногда за свою мечту приходится расплачиваться в буквальном смысле этого слова, но я не в накладе и платить готов. По радио моими полётами руководит первый лейтенант Шеннолт, его оперативный псевдоним — «База». Себе, как-то особо даже не задумываясь взял позывной «Француз». А что? Это кодовое обозначение уже апробировано мною «в деле», хоть и «задним числом». Позывной залегендировал тем, что получил его ещё во время своего обучения во Франции. До обеда первые три часа летаю только «по коробочке», осваивая навыки управления и приноравливаясь к новому самолёту. Из фигур опробовал только «Горку», «Крен» и «Боевой разворот». Начало исполнения фигур предварительно согласовываю по радио с Шеннолтом и тот контролирует правильность и точность выполнени задания. В общем-то, особых замечаний и нареканий от руководителя полётов не получаю, да и сложно что-то тут выполнить неправильно. Может для кого-то это и рутина, полёты по кругу с незатейливыми элементами, но для меня это наслаждение. После обеда и часового отдыха вновь поднимаюсь в небо и набрав километр высоты начинаю «танцы».
— «База», я «Француз», иду на «Горку». — связь просто отличная, вот умеют же американцы делать и настраивать рации!
— Я «База», «Горку» разрешаю! — это уже мой руководитель даёт разрешение на исполнение фигуры.
И понеслось! Фигуры следуют одна за другой в максимальном возможном темпе. Чередование всех элементов пилотажа отработано ещё во Франции на «Девуатине» и выход из одной позиции тут же незамедлительно переходит в следующую. С точки зрения наблюдателей на земле «воздушные пируэты» моего самолёта должны выглядеть просто завораживающе. «Боинг» в пилотаже ведёт себя безупречно и чутко реагирует на все мои манипуляции с управлением, но в общем-то, по своим лётным характеристикам мало чем отличается от «Девуатина», разве что немного превосходит его в скорости и чуточку легче весит. Выполнение каскада фигур повторяю дважды, а затем набираю высоту в два километра.
— «Француз», ты что там задумал? Зачем так высоко забрался? — в голосе инструктора слышаться нотки заинтересованность, но я уже закладываю глубокий вираж и дождавшись срыва потока воздуха бодро докладываю:
— Я «Француз», выполняю фигуру «Штопор». — в ответ слышу одни сплошные «факи».
Всё-таки обсценный английский язык довольно беден. В богатстве выражений и образов бранной лексики далеко уступает по своей красоте и мощи языку русскому. Надо бы посоветовать первому лейтенанту пройти «курсы переподготовки» у Одесских биндюжников. Вот уж где есть своя, поистине народная эстетика самовыражения и безудержный полёт ненормативной лексической фантазии. А на английском языке даже «малый Петровский загиб» повторить не получится. Через три витка самолёт без всяких усилий выходит из штопора и, с толикой восхищения отметив его высокую устойчивость, тут же делаю «Полубочку», на этот раз «срываясь» в «Перевёрнутый штопор». Ещё три крутых витка, очередные пятьсот метров потери высоты и в полукилометре от земли вывожу самолёт в горизонтальный полёт.
Не знаю, как стреляет это «игрушечное ружьецо», а именно так переводится с английского языка его неформальное прозвище «Пишутер», но летает оно отлично. Захожу на посадку и первым кого вижу — так это красного от злости первого лейтенанта. А народу-то на авиабазе оказывается богато! Одних пилотов в эскадрильи двенадцать человек не считая штаба, техников, оружейников, механиков и прочего обслуживающего персонала. И всем вдруг нашлось какое-то срочное дело у взлётной полосы. Ну так-то мне всё понятно. Хоть это авиабаза и полётами здесь никого не удивишь, но не каждый день такое воздушное представление увидишь. Так что прилюдного разноса я не получил. Да и за что? Но «разбор полётов» всё-таки состоялся, правда лишь в присутствии инструкторов и в учебном классе.
— Мистер Лапин! Вы что себе позволяете? Разве не знаете, что выполнение элементов высшего пилотажа в Воздушном Корпусе не рекомендовано, а исполнение таких опасных фигур, как «Хаммерхед» и «Штопор» прямо запрещены инструкциями? Я же Вам вчера об этом говорил! А Вы устроили тут настоящее цирковое «Шоу», напрямую нарушающее эти приказы. Я более не могу Вам позволить продолжать полёты до соответствующего решения вышестоящего командования. Извините, но от полковника Паттерсона на этот счёт я получил прямое указание.
— Господин Первый лейтенант! Я лицо гражданское и на меня Ваши запреты не распространяются. К тому же Вы сами могли видеть, что в них нет ничего опасного. «Боинг» отличная машина и легко с ними справляется. Думаю что и Вашим пилотам моё «шоу» тоже пошло на пользу. Во всяком случае они наглядно убедились, что истребители на которых они летают вполне надёжные и управляемые машины. А летать сегодня я уже и сам не планировал. Всё-таки пять часов в воздухе требуют отдыха. Так что не переживайте, Ваш приказ о запрете полётов я не нарушу. — Шеннолт тяжело вздыхает и примиряюще произносит:
— Да я сам не в восторге от этих дурацких распоряжений, но приказ есть приказ! — и вдруг ухмыльнувшись протягивает правую руку к лейтенанту Латеру, потерев указательный и большой пальцы в характерном жесте.
— Роберт? — тот страдальчески морщится, но отсчитав из портмоне пять баксов со вздохом вкладывает в протянутую ладонь своего командира.
— Парень, с твоей удачей в спорах, ты скоро останешься без недельного заработка! — и заметив мой недоумевающий взгляд поясняет:
— Вчера Латер забился на пять баксов со Скотти, что напугает «гражданского» до мокрых подштанников. Сегодня имел глупость поспорить со мной, что кроме той программы что ты показал до обеда, на большее «гражданский пилот» не способен. — Шеннолт опять ухмыляется.
— А подумать? Вот на кой чёрт «гражданскому» приспичило бы лететь за тридевять земель. Чтоб только «покружится» над аэродромом? Я сразу заподозрил в этом какой-то подвох. Тем более что на экзамене ты показал знания отнюдь не зелёного новичка, а опытного пилота. Но Латер у нас «зазнайка» и думает, что лучше него пилотажников в Воздушном Корпусе нет. Признаться, до сегодняшнего дня я тоже так считал. — Клэр в некоторой задумчивости смотрит на меня оценивающим взглядом.
— Майкл, а где ты научился так летать? Полковник Паттерсон утверждает, что ты «гражданский штафирка» и к армии никакого отношения не имеешь. Это действительно так? — все трое инструкторов смотрят на меня с любопытством и явно ожидают исчерпывающего ответа.
— Искусству воздушного фигурного пилотажа меня обучал Джузеппе Боттичели, второй шеф-пилот авиакомпании «Фиат». Но Ваш Полковник прав, я действительно сугубо гражданский человек, хотя опыт учебных воздушных боёв имею, правда в основном на самолёте «Девуатин 500».
