Андрей Посняков - Молния Баязида

А тот вдруг охнул и тихо повалился в снег. Под левой лопаткой его торчала стрела, пущенная Михряем.

– А, попались, сволочи! – с яростным воплем Иван вскочил на ноги и, размахивая кинжалом, бросился к изуверам, проваливаясь по колено в снег.

Те, кинув несчастного отрока в сугроб, ринулись за кусты… Михряй успел подстрелить еще одного, а другого – ранить. Впрочем, убегавшие прихватили с собой обоих. Заржали кони…

– Н-но, н-но…

Послышался свист плетки и скрип полозьев. Иван выбежал на дорогу. Поздно… Кибитка с изуверами уже еле виднелась за деревьями на спуске к реке. Заметая следы, падал крупными хлопьями снег.

С досадой махнув рукою, Раничев направился к Евсею. Тот уж пришел в себя и быстро одевался, искоса поглядывая вокруг, видно, не верил в спасение.

– Ну, здравствуй, Евсей, – вышел из-за кустов Иван. – Кажется, вовремя я тебя отыскал.

– Иване?! – отрок заплакал. – Уж, куда как вовремя, друже. Думал, все уже…

Забросав лапником труп несчастной девы, Раничев, Михряй и Евсейко подошли к мертвому телу монаха.

– Дементий, – зло сплюнул Евсей. – Он у них тут был… главный. – Отрок снова заплакал.

Иван обнял его за плечи и покачал головой. А снег все падал, медленно и плавно кружились в хороводе плотные белые хлопья.

– Tombe La Neige, – вдруг подумалось…

Глава 18

Зима 1401–1402 гг. Угрюмов. Личины

Носите маски…

…Раничеву – «Падал снег», как пел когда-то давным-давно забытый бельгийский певец Сальваторе Адамо. Действительно, падал. Валил, гад, заметая следы… Делать нечего, пришлось вернуться на базу.

С волнением выслушав вернувшихся, Митрофан посоветовал, коль хотят отыскать извергов, поскорее бежать к реке, осмотреть санный путь.

– Мы с тобой вдвоем и пойдем, Иване Петрович, а эти пускай домой чешут – парня-то не заморозить как бы, – он кивнул на полуодетого Евсея.

– Ужо, не замерзну, – хорохорился тот. – Из такой передряги упасся… Век буду Бога молить… А про тебя, Иване Петрович, я давно догадывался, что не простой ты человече!

– Это с чего же? – заинтересовался Раничев. – Иль на других странников не похож?

– Не похож, – мотнул головой отрок. – Глядишь уж слишком гонористо, да и говор – уж явно, не в дальней деревне на печи бока отлеживал.

– Лучше б про скит рассказал, – посоветовал Лукьян. – Пока не ушли.

Евсей вздрогнул:

– Нечистое, нехорошее место. Дементий этот, которого ты, Михряй, стрелой на тот свет спровадил, никакой и не монах вовсе, а самый настоящий поганый волхв! Язычник… И людишки его – двоеверы. Меня, как привезли в скит, тут же и в железа, с другими – пара парней там было да три девки. Я-то, еще как во двор вошли, худое подозревать начал – ни церкви, ни звонницы – ну что это за скит, прости, Господи?

Раничев задумчиво сплюнул:

– Выходит, монастырские старцы про то капище знают? Эвон, язычника в обитель взяли!

– Да, думаю, что и нет, – пожал плечами Евсей. – При Феофане-то, Агафии, да отце-келаре – набожнее нет человека, а как те за порог… Хотя старцы не очень-то про то допытываются, им главное – чтоб порядок в скиту был. Вот в веригах всех и держали, меня да еще пару парней с девками – наловили обманом в селищах да рядках дальних. Робяты чуть помене меня, один – Лавря, другого – Ондрюхой кличут.

Михряй вздрогнул:

– Так тож наши! И куда ж их?

– Мыслю – не для себя их выловили и, уж тем паче, не для капища поганого, а на продажу. Сеночь приехал мужик один, да и не мужик – молодой парень, кругломордый, нахальный – нас всех по одному, прости, Господи, голыми к нему таскали. Тот осматривал, будто лошадей… Почти всех взял, нас только с Настеной-девой оставил. Настена не понравилась, что хворая, – все кашляла, а что до меня, то, сказал, слишком уж взрослый… А уж опосля, как увезли всех, в скиту один Дементий да служки его остались, – Евсей тяжко вздохнул. – Ну, а дальше – видели… Кабы не вы… Эх, Настену жалко – хорошая была девка. Обеими б руками удавил гадов.

– Да уж, сыщешь их, как же, – Михряй посмотрел в небо. – Эвон, снег-то сыплет. – Ну, Феофан-отче, устроил дела…

Евсей вдруг покачал головой:

– Мыслю, не Феофан в том деле главный – истинный-то всему хозяин другой, какой-то Филофей-старец, о том раз проговорился Дементий. А Феофан да присный так – с боку припека.

– Филофей, говоришь? – задумчиво протянул Иван. – Ладно, разберемся.

Подошел Митрофан-охотник:

– След-то санный, глубокий… Не должно б так засыпать, что не раскопать.

– Идем, – кивнул Иван. – Нечего тут болтать.

Простившись с оставшимися, они привязали к ногам лыжи и ходко пошли к реке. Пока шли, снег перестал валить хлопьями, посветлело, проглянуло яркой голубизной освобождающееся от туч небо, а как спустились к реке, вовсю уже сияло солнце. Морозило.

– Ну вот, – Митрофан осторожно, еловой веточкой, смел со следов снег. – Вишь, господине, меж полозьями – подковы отпечатались?

Раничев молча кивнул.

– Ну, и сам смотри – куда?

Иван опустился на колени… Ага! Ну, как же он раньше не догадался, а ведь проще простого.

– Налево они свернули, – отряхивая с колен снег, усмехнулся он. – К Угрюмову.

Сказал, и защемило сердце. Это ж надо, вот так вот, нагло переться пусть не в самый большой город, но тем не менее. Угрюмов – не деревня захудалая, тысяч пять там проживает, а то и побольше. Воевода имеется, княжеское управление, короче – власть, которая, в отличие от того, что тупо писали в советских учебниках, стоит не только на страже «интересов собственников-феодалов», а, как и любая государственная власть, защищает большинство населения, иначе б давно ее смели. И вот этой-то власти крайне не нравится людокрадство, за подобные делишки могут и головенку оттяпать. А эти – не боятся – едут! Значит, имеется в верхах достаточно влиятельный покровитель… Старец Филофей? Нет, пожалуй. Никто о таком и слыхом не слыхивал. Так, может, никакой он и не старец вовсе? А Филофей – так, псевдоним, ник, погоняло поганое. Вычислить бы этого Филофея… Обязательно нужно вычислить! А сейчас что – идти по следам в Угрюмов или возвращаться домой. Скорее, домой – переодеться в боярское, взять оружных людей – в людных местах по одежке встречают. Иван обернулся к охотнику:

– Идем домой, Митрофан.

Домой. Потом – может быть, даже завтра – в Угрюмов. А ведь они могут не ждать. Уедут, как потом разыскать? Хотя – купеческий караван, не иголка, не спрячешь. Пусть, и наврут с три короба страже, да все равно, зацепиться можно. К тому ж не так и много у них живого товару, имеет смысл поднабрать еще… Ну да, ну да! Иначе, с чего б им в Угрюмов-то? Точно, залягут где-нибудь до, так сказать, полного набора – уж, если вывозить невольников, то – как можно больше. Тот наглый парень, про которого упоминал Евсей, так, мелкая сошка, главный организатор всей этой мерзкой затеи сидит где-нибудь в отдалении, посмеивается да деньгу считает. Старец Филофей? Может быть, может быть…

В Угрюмов приехали важно: сам боярин Иван Петрович Раничев – верхом на белом коне, в кафтане лазоревом, в желтом опашне, на поясе тяжелая сабля в малиновых ножнах, под кафтанцем кольчужка поддета – мало ли, как оно там случится? С ним рядом – Лукьян, человеце служилый, в коротком бахтерце – доспехе пластинчатом, при мече, в шеломе. Позади – с полдесятка пеших воинов в блестящих, яростно начищенных белым песком да уксусом кольчугах, с короткими копьями, со щитами червлеными. Эх, прикупить бы еще оружия да коней – но, пока средства не позволяют. Вот после того, как мельница поставлена будет…

Тем не менее воротная стража отнеслась к визитерам вполне уважительно, знали уж все давно, кому князь ближние деревеньки жаловал, отсалютовали копьями:

– Здрав будь, боярин Иване Петрович!

– И вы здоровы будьте, ратнички, – Раничев сунул руку в кошель, протянул воинам серебряхи. – Вот вам за труды ваши.

Стражи разулыбались:

– Благодарствуем, господине боярин. На торжище пожаловали?

– На торжище, – кивнул Иван. – Заодно – старых знакомцев сыщу. Караван какой из града не выходил ли?

– Нет, – стражники одновременно дернули головами. – Не выходил покамест.

– Как ежели выйдет, шепните, – Раничев, словно бы невзначай, положил руку на калиту. – Я у старой башни остановлюсь, на постоялом дворе у Ефимия, знаете?

– Слыхали.

Ефимий встретил гостей, как родных. Заулыбался, выскочил самолично к воротам, закланялся:

– Оп-па, кстати приехали – к ярмарке! Рад, рад, боярин! Покои предоставлю самые лучшие… Эй, Антип, Фекла, готовьте пир, гости у нас! Платить, Иване Петрович, сразу будешь, али потом?

– Да уж, заплачу в два приема.

– Вот и славненько, – пригладив бородищу, Ефимий жадно прищурил глаз. – За постой: в день – три денги, да за еду, да за воду, да за коней, да…

Раничев засмеялся:

– Уймись, уймись, после подсчитаешь.