Руслан Мельников - Тевтонский крест
Кряхтя и охая — больше для виду, чем по необходимости — старик поднялся. Встал на ноги и ошеломленный Василий. Под отбитыми коленками все еще болело.
— Ты чего, дед? Белены объелся?
— Видела моя воинов разная клана и школа, — проскрипел китаец. — Но никто не разговаривала со мной так непочтительно, как твоя, Васлав.
Вот те на! Ушуиста великого и ужасного обидел. Что ж, старость надо уважать. Эту простую истину желтолицый Сыма Цзян ему только что популярно объяснял — на пальцах. Буквально.
— Извини, отец, — примирительно сказал Бурцев. — Но уж и ты меня пойми.
Китаец будто и не слышал:
— Да, никто не позволяла себе такая непочтительность. Но и ни один воина еще не могла остановить моя. Твоя манера боя очень интересный. У каких мастеров твоя обучалася? И какой стиль твоя освоила?
Бурцев усмехнулся:
— Мастеров было много, отец. Ну, а стиль… Десанта-омона-рукопашка — такой вот наш стиль.
Желтолицый уважительно закивал:
— Большой стыд на мой седина. Я не знаю такая школа.
Бурцев развел руками — что ж, мол, тут поделаешь.
— Твоя опасная противника. — И без того узкие щелочки глаз сузились еще сильнее. — Больше опасная, чем русича Деметрий.
— Ты что, и с Дмитрием тоже дрался?
Бурцев усмехнулся. Любопытно было бы посмотреть спарринг бугая-десятника с тщедушным китайским бойцом-мудрецом.
— Не дралася. Только наблюдалася. Я здесь вообще ни с кем не дралася. Другая моя задача.
— И какая же у тебя задача, отец?
— Огненная шара с колючками и спрятанным громом делать для Кахайду-хана. Горящая горшок делать. Стреломета и стенобитная машина делать.
— Требюше тоже твоих рук дело?
— Три-бу-шэ?
— Ну, здоровеная такая махина. Типа колодезного журавля. Та, что самые большие камни швыряла по вроцлавским стенам.
— Нет, это не моя делала. Эта машина для Кахайду арабская мудреца Хабибулла строила. Достойный человека Хабибулла — в Малая Польша погибла. А машина до Вроцалава дошла. Хойхойпао она называется.
Бурцев непроизвольно улыбнулся: уж очень похабно звучал китайский вариант требюше. «О» в устах Сыма Цзяна здорово смахивало на «у». Старик-китаец улыбнулся в ответ. Из вежливости, наверное. Забавный старикан…
— Слушай, Сыма Цзянь, а зачем ты вообще отправился с Кхайду-ханом за тридевять земель? Не всякий решится на такой поход в твои-то годы. Да и Китаю вроде тевтоны не угрожают.
— Моя — ученая, Васлав, — с достоинством ответил дед. — А истинная ученая должна искать ответа на своя вопроса всегда и всюду.
— Вот как? И что же ты надеешься найти в Польше?
— Колдовская башня перехода, — торжественно провозгласил пожилой китаец. — Хан Кахайду не верит в сила башни, но моя читала древняя манускрипта. Там сказано о магия древняя племя ария. Ария возводила многая заколдованная башня. А башня побеждала пространства и открывала для пытливая ума прошлое и будущее. Где-то в эта польская земля до сих пора стоит такая башня. Ее моя и разыскивай. Ради нее моя идти в поход.
У Бурцева медленно отвисала челюсть… Дружить надо было ему бы с этим Сыма Цзяном. С самого начала дружить, а не драться.
— Не сочиняешь, отец? — на всякий случай переспросил Бурцев.
— Моя не поэт и не придворная сказителя. Моя ученая. А о башня перехода знала даже арабская мудреца Хабибулла, Хабибула тоже искала в Польше магическая башня. Но араба не повезло. Может быть, мне судьба улыбаться. Это справедливо, ибо племя ария — моя предка.
Бурцев аж прихрюкнул от неожиданности. Неужели пресловутые арийцы — на самом деле древние китайцы. То-то удивились бы фашисты и скины всех мастей.
— Истинная родина древняя племя ария — великий тайна, — продолжал Сыма Цзян. — Но в свитках императорская библиотека писано, что ею может быть или Тибета, или Поднебесная. Моя верит в арийская Поднебесная.
— Василь!
Эх! На самом интересном месте!
Десятник Дмитрий запыхался не на шутку:
— Слышь, Василь, тебя хан кличет.
Бурцев скривился от досады:
— К чему такая спешка-то?
— Кхайду с толмачом допросил пленных поляков. Ну, тех раненых куявцев, что были с Казимиром. Слуга-факельщик выложил как на духу все, что знал. Остальные чуть не убили его за это. Так что куявец наверняка сказал правду.
— Какую правду?
— Плохую, Василь, плохую. Ступай к ханскому шатру — там сам все узнаешь.
Его ждали. В походное жилище Кхайду нукерская стража пропустила Бурцева без проволочек, лишь для порядка окурив его дымком от костра.
Хан не восседал, вопреки обыкновению, на троне из роскошных подушек, а задумчиво расхаживал по юрте.
Войдя за тяжелый полог, Бурцев остановился в ожидании. Следом сунулись было нукеры, но небрежный жест хана отогнал их — стража с поклонами удалилась.
Кхайду перестал топтать сапогами с загнутыми кверху носками пыльный ковер, встал напротив посетителя. Несколько секунд он молча сверлил посетителя взглядом колючих глаз. Бурцев этот тяжелый взгляд выдержал.
— Слышал о плененном куявце? — наконец хмуро спросил хан.
Бурцев кивнул.
— Знаешь, о чем он поведал?
— Нет.
— Тогда слушай. Конрад Тюрингский сейчас главный советник у Генриха Силезского. Именно он послал куявского князя с малым отрядом следить за передвижением моих войск. Магистр хитер — он не рвется в бой сломя голову, а желает сначала вызнать о противнике все, что возможно. Пленный куявец говорит, что поляки, немцы и прочие союзники Генриха Силезского уже сейчас готовы выставить против нас сорокатысячную армию. Кроме того, к ней должна примкнуть рать богемского короля Венцеслава — пятьдесят тысяч конных и пеших воинов. Полонянин не знает наверняка, но утверждает, что подмога из Чехии вступит в Легницу со дня на день. А может быть, уже вступила. Случилось это или нет, должен выяснить ты.
— Я? — изумился Бурцев.
— Да. Ты ведь говоришь по-польски?
— Уж, наверное, не хуже самих поляков, — признал он. — Но ведь у непобедимого хана есть и другие толмачи.
— Их выговор и внешность сразу выдают чужака. А мне, Вацалав, сейчас нужен не толмач, а лазутчик, готовый отправиться в Легницу.
— Что?!
— Под видом польского крестьянина-беженца ты войдешь в город. Посидишь в тавернах, послушаешь разговоры воинов. Постарайся вызнать, когда все-таки богемский король вступит в Легницу. Вызнаешь — сразу возвращайся. Это очень важное задание, юзбаши Вацалав.
Все правильно… За почетный чин юзбаши в татаро-монгольском воинстве придется расплатиться сполна. Раз уж вознесли так высоко, то и пригрузят по полной программе.
— А если чехи уже объединились с поляками и немцами?
— Тогда возвращайся назад еще быстрее. В этом случае нам придется уклониться от битвы. Вести в чужих землях три неполных тумена на армию в девяносто тысяч воинов неразумно. Но будем надеяться на милость вечного Тенгри и всемогущей Этуген и исходить из того, что Венцеслав Богемский еще далеко. Я приказал готовиться к сражению. Сыма Цзян с полонянами и посланными им в помощь воинами уже изготавливает легкие стрелометы взамен тех орудий, что ты уничтожил под Вроцлавом. Метательные машины нам могут здорово пригодиться в битве.
Бурцев понимающе склонил голову. А чего ж тут непонятного: сжег осадную технику, так теперь, будь любезен, искупи свою вину — добудь важные сведения о противнике. Кхайду знал, когда и о чем говорить. Ладно, долг платежом красен, а по своим долгам Бурцев привык рассчитываться. Но все же неприятно, когда кредиторы напоминают о своих правах.
— А непобедимый хан не опасается, что я останусь в Легнице?
Кхайду, против ожидания, не вскипел. Лишь насмешливо скривил губы:
— Какой тебе в этом прок, русич? После всего случившегося князь Казимир и магистр Конрад казнят тебя, даже если ты надумаешь перейти на их сторону. Да и не возникнет у тебя мысли помогать тому, кто посягнул на твою любовь. Не из того теста ты слеплен, Вацалав. Да, кстати. Постарайся не сталкиваться в Легнице ни с Казимиром, ни с Конрадом. Думаю, оба они тебя запомнили хорошо и надолго.
Бурцев кивнул. Он тоже так думал.
— И еще… Если случайно увидишь девушку, которую разыскиваешь, держи себя в руках. В одиночку ты ей все равно не поможешь, но уж коль тебе удастся разузнать, где похитители держат твою возлюбленную, то позже — при штурме города ты найдешь ее без труда. Теперь ответь, ты согласен отправиться в Легницу?
Да, хан знал, когда и о чем говорить.
— Я еду, — глухо произнес Бурцев.
Глава 57
Его снарядили быстро. Крестьянская телега, с барахлом и зерном, захваченная в беженском обозе, замызганный тулупчик вместо доспехов, да совсем уж не по-кметовски пухленький мешочек с польскими гривнами — на трактиры.
Десяток Дмитрия сопроводил Бурцева до передовых разъездов, дежуривших у тракта. К Легнице же он добрался сам — без приключений. Уже у самого города удалось примкнуть к небольшому обозу вроцлавских крестьян, спасшихся от облав кочевников. Бурцев объяснил обозному старосте — седому, но крепенькому еще мужичку, на повозке которого голосила домашняя птица, что бежит от «нечестивых язычников» из-под Сродо. Больше его ни о чем не расспрашивали. Подавленные, напуганные, спешащие под прикрытие легницких стен, кметы не были расположены к долгим задушевным беседам. Единственное, что их интересовало, — скорость клячи, впряженной в телегу попутчика. Худая лошадка, впрочем, шла резво и нисколько не задерживала обоз.
