Мы, Мигель Мартинес - Влад Тарханов
Сейчас Свечин занимался важным делом. Хотя аналитического управления в Разведупре как такового не было, соответствующую работу разведка осуществляла. И участник русско-японской войны Александр Алексеевич готовил аналитическую записку о военных традициях нашего главного оппонента на Востоке, при этом еще и военно-географическое описание Маньчжурии. Захват Японией Маньчжурии и создание марионеточного государства Маньчжоу-го серьезно угрожало интересам СССР в этом регионе. Особенно учитывая недавний конфликт на КВЖД, который удалось погасить только с применением военной силы. И бывший генерал прекрасно понимал, что Страна Восходящего Солнца рано или поздно столкнётся с нашей страной, будет готовиться к войне и захвату Дальнего Востока. И единственной силой, что может им противостоять будет только Красная армия. При этом надо учитывать, что государство шло на сокращение вооруженных сил, просто из-за экономических причин, не хватало средств на коллективизацию и индустриализацию, катастрофически! Я даже не говорю о науке!
Тут Александр Алексеевич вспомнил слова Троцкого: «Свечин марксистом не был и никогда им не хотел быть. В теоретических своих положениях Свечин всячески восстаёт против возможности наступления Красной Армии против капиталистических стран. Сознательно или бессознательно он является агентом интервенции империализма».
Как его достали эти идеолухи!
Но выдержка и хладнокровие — это важные черты настоящего военного. Профессор высших военно-учебных заведений РККА сел за стол и взялся за работу. Перед ним лежали отчеты агентов в Китае, отслеживающие перемещения войск Японии в Маньчжурии. Просмотрев сводки, сравнив их с данными прессы (а он не гнушался использовать в своей работе и открытые источники, ибо нарыть ушлые журналисты могли весьма интересные факты), он поднял свои прошлые записи, подумал, что-то исправил. Один из листов перечеркнул: надо было его переделать полностью. Как у человека, занятого делом, у него не было времени для ненужных эмоций.
А вот это что? Письмо с просьбой дать интервью корреспонденту газеты «Правда» Михаилу Кольцову. Подписано Ярославским, новым главным редактором газеты. Так, это уже интересно, неужели кто-то хочет пощипать нашего красного Наполеончика? Тут указан телефон секретаря. Ну что же, перезвоню, на такой запрос надо ответить согласием.
* * *
Дача Авеля Енукидзе
Тухачевский с трудом дождался вечера. Он заранее договорился о своем визите к Авелю Енукидзе, одному из старых и весьма влиятельных партийцев. Абдул, как называли его в партии, был представителем «старой ленинской гвардии», именно он в своё время отвечал за организацию похорон Владимира Ильича. Сейчас он занимал довольно скромный пост секретаря Центрального Исполнительного Комитета, но это только казалось, что должность его была скромной синекурой. Круг его деятельности чем-то напоминал круг деятельности Сталина, когда тот был обычным секретарем ЦК ВКП(б). Авель влиял на кадровую политику в советском государственном аппарате, поддерживал Зиновьева и Каменева, имел тесные связи с Коминтерном, был нужен всем и при этом вёл свою собственную игру. Он то числился сторонником Сталина, то не поддерживал его, но и не критиковал, вился ужом, старался усидеть на нескольких стульях одновременно. Именно с его подачи вновь загорелась звезда Тухачевского. Ягода стал его доверенным лицом, но при этом Авель умело оставался в тени.
Когда приехал Тухачевский, гостеприимный хозяин дома был в прекрасном расположении духа. За накрытым столом, установленном дорогими яствами и напитками на любой вкус, присутствовали дамы. Некая Мария Угольникова и ее дочь Лиза. Лизе было одиннадцать, а ее мама очень хотела добиться для своего непутевого мужа повышения и перевода в Ленинград. Она знала, что Авель Сафронович может этому поспособствовать, знала и цену этому «поспособствовать». О любвеобильности и страсти старого большевика к очень молоденьким девочкам в столице ходили упорные слухи.
Михаилу Николаевичу эта картина не слишком-то понравилась. Невысокий полный партиец увивался вокруг молоденькой девочки и разве что не облизывался при этом.
— Авель, мне надо с тобой поговорить наедине…
— Вот, какой ты некомпанейский товарищ, Миша! Хорошо, хорошо, сейчас мы выпьем вина, вот этого, оно сладкое, как поцелуй ребенка. За ваше здоровье! Девочки, извините, развлекайтесь. Я поставлю вам музыку.
Авель опорожнил бокал темно-красного вина, поставил пластинку, которая сперва зашипела и тут же полилась довольно громкая мелодия модного танца. Авель сделал «девочкам» ручкой и повёл Тухачевского в кабинет, который закрыл на ключ.
— Не подслушают?
— Нет, Миша, не нервничай. У меня безопасно.
— Авель, скажи, почему всё тормознулось? Что со смертью Ягоды?
— Ягоду мы списали. Он стал слишком опасен. Нет ничего опаснее глупого человека. Стал раздражать Хозяина.
Енукидзе врал, стараясь набить себе цену. Он знал, что это не его люди приложились к смерти начальника ОГПУ. Но надо было держать марку и создавать видимость всесилия. Ситуация с ОГПУ выходила из-под его контроля, впрочем, пока еще не критично. Конечно же, Киров, как и Лакоба, приведут за собой в аппарат уже не ОГПУ, а НКВД своих людей, но и его выдвиженцы там останутся, пусть и не на ключевых постах, но около оных. И, следовательно, сохранится возможность контроля
— Но Ягода…
— Миша, в нашей борьбе приходится жертвовать фигурами, даже такими мощными. К сожалению, он сам прокололся. И нельзя было допустить, чтобы он заговорил. И он НЕ заговорил. Это самое главное, Миша. А тебе чего переживать? Твое назначение подписано Ворошиловым, теперь его должен завизировать Хозяин, но это не будет завтра или послезавтра. Думаю, в июне, ближе к концу месяца. Сталин любит подумать, помусолить такие бумажки, переговорить с другими заинтересованными лицами. Но никаких других вариантов у него нет.
— Хорошо бы, понимаешь, моя программа реорганизации…
— Миша, подожди. Твоя программа обречена на провал, пока у руля страны стоит Сосо. Я тебе так скажу. В наши руки должен попасть компромат на него, очень серьезный компромат. Документы, которые подтверждают сотрудничество гражданина Джугашвили с царской охранкой.
— Это что. серьёзно?
— Это очень серьезно, Миша, это даже не завещание Ленина, которое только поставило под сомнение право Сталина занимать должность секретаря партии, это компромат, который поставит крест на его карьере. И мы должны приготовиться к тому, чтобы дать ему решительный бой. И произойдет он на следующем съезде партии. Мы хорошо подготовимся, Миша, мы проведём на съезд своих людей. Остальные нас поддержат, кроме небольшой группы преданных сталинцев, только их не так много, но к этому времени ты будешь не просто первым
